Значит, мы не сможем вернуть равновесие этой земле, как бы ни деликатничали. Здесь мы в роли первых, о которых говорил броллахан. Восстановители и держатели равновесия приходят только по следам первых, слепых и безжалостных ваятелей, устроителей ада на земле. Когда ад остынет, явятся хранители, следящие за своевременным приходом рождений и смертей, педантичные и такие же безжалостные, как мы. Но у них не будет нашего аппетита — и люди к ним привыкнут.

А сейчас… Я встала и с хрустом потянулась. Луна, луна, луна, выйди, выйди, выйди. Я не хочу пробираться коридорами в дурацком наряде стражника, я не хочу играть в гляделки с информаторами, я не хочу спектаклей и буффонад. Я хочу убить чисто и просто, выпустить кровь врага и уйти прочь, крышами, стенами, чердаками, кронами деревьев, словно демон ночи, на которого и спишут смерть еще не старого короля в запертой спальне с решетками на окнах и с недремлющей охраной у дверей.

Иди ко мне, луна. Иди, моя сообщница. Открой мне дорогу, покажи пути к стрельчатому окну за вмурованной решеткой, с огнем свечи в глубине, будто в кровавом рубине. Я запомню все, а потом ты уйдешь. Уйдешь совсем — и я попробую стать тенью в тенях. И, став ею, пойду, разузнаю, так ли хороша эта решетка, как о ней говорят.

Черепица на здешних крышах — дерьмо. Как они ее крепят — соплями, что ли? Идешь, словно вошь по перхоти. Надо вбить крюк в опору флюгера, привязать веревку для страховки, а на обратном пути вынуть. Если он выдержит такое надругательство, этот ржавый остов не то оседланной рыбы, не то русалки-транссексуала с кошмарной эрекцией.

Кому пришло в голову делать эркер на башенной стене, у самого окна королевской спальни? Ба, да это очко! Родимая средневековая латрина, доканализационное удобство, чтоб папаша всенародный не морозил себе яйца, бегая до ветру на крепостную стену! Сейчас-то она замурована, страна заслуженно гордится своей канализацией и оснащает кафельными сортирами даже занюханные караулки. Прямо мания какая-то. Но мне грех критиковать здешние мании: одна из них — как раз сохранение исторического облика зданий. Да здравствует средневековая нечистоплотность. Латрина закрыта каменным блоком, а блок всегда можно поднять. И войти к его величеству, как говорится, с черного хода.

Я стою и улыбаюсь в стекло. Луна устало кутается в тучи. Мое отражение проступает поверх заоконного вида на древний раритетный сортир: счастливое лицо разрушителя, дорвавшегося до любимого дела.

Дубина входит без стука. По официальной версии я — спасительница принца от неведомой напасти в неведомом краю. По неофициальной — ведьма-предсказательница, пускающая кровь взглядом. Что почти соответствует истине. И вот, я живу в комнате, смежной с его апартаментами, в башне напротив королевского крыла.

Дубина несет мне план, который пригодится в любом случае. Не все подробности можно увидеть, часами разглядывая стены и мерлонги* (Зубцы на стене — прим. авт.). Если есть возможность заполучить подробный план, для киллера это праздник.

— Информаторов не будет, — сообщает он. — Они слишком дешево стоят.

Понятно. Дешевизна информатора означает тотальную продажность. Нас перепродадут сразу после того, как мы их наймем. Никакой длины цепочка посредников не поможет.

— Геркулес, поди-ка сюда, — машу я рукой. Кстати, имя Дубины действительно Геркулес. Эркюль, блин. Эркюль Тринадцатый, кабы судьба судила ему воссесть на трон. Судьбоносный номер.

— Отсюда не прострелишь. — Дубина сразу понимает, о каком окне речь. Действительно, королевское ложе через окно не простреливается. Тут разве что ракета с тепловой наводкой помогла бы. Или уж сразу заминировать и снести ползамка, авось не промахнемся. Тьфу, какое скотство. Ненавижу взрывчатку.

— Я прохожу пристройками, конюшней, стеной, по стене к эркеру — и снизу вхожу в комнату. Через очко.

— Оно заложено.

— Не на всю толщину стены. Я знаю такие лазы снизу, из них любой камень выпадает. Смазка мешает! — я демонстрирую Дубине умудренную улыбку мастера проникновения в святая святых через жопу.

Их высочество имеют нахальство ржать, как конь на плацу.

— В общем, там должна быть доска поверх дыры. Скорее всего мраморная. Мемориальная! — усмехаюсь я. — Поднять — и ты на месте.

— А если нет? — осторожничает потенциальный Эркюль Тринадцатый.

— Вот ты и проверь. Наведайся к батюшке и поскандаль. Разбей что-нибудь. Заяви, что уезжаешь, женишься, устроишь переворот и требуешь назад свой полк. Истерика врага успокаивает. Значит, ты ничего не можешь поделать и от бессилия орешь.

— Иду. — Дубина поворачивается к двери.

Все-таки у него осталась эта нерассуждающая готовность повиноваться приказам… слава богу, только моим. Я — единственное существо, которому он может доверять. И правильно. Я сделаю все, как он задумал, а он сделает все… что задумал он же. Но по другому поводу.

Принимаюсь разбирать вещи, принесенные для меня его высочеством. Мне нужно добыть подходящего оттенка штаны и рубаху. Черный не годится. Не бывает черных теней. Серые, синие, бурые — но черными они не бывают. А тут сплошная чернуха! Он что, забыл, чему я его учила? М-мальчиш-шка…

В глубине меня раздается тихое, надсадное шипение. Эдакое шепелявое насвистывание. Что за черт? Я начинаю судорожно раздеваться. Как же неудобно иметь такие здоровенные альтер эго! Никакого гардероба не напасешься…

Это Черная Фурия. Он откликнулась на зов моего недовольства. Ее силы и ловкости хватит на любые стены. Никаких крюков. Пусть флюгер скрипит — он мне теперь без надобности. Длинновата я для лазания по стенам, но это можно исправить — ярость моя невелика и вполне поддается контролю… Так и есть! Я любуюсь на свое аккуратное, всего-навсего четырехметровое тело, не толще человеческого. То, что надо.

За стеной раздается сдавленное "Хэк!" Я пулей лечу к портрету нежной принцессы Сабры* (Принцесса, на которой женился Георгий Победоносец, убив дракона, державшего Сабру в плену — прим. авт.), ведущей на поводке крохотного зеленого дракончика, похожего на болонку, пораженную экзотическим недугом. Вместо драконьего глаза на меня пялится расширенный человеческий зрачок. Я отклячиваю челюсть на все 180 градусов и выдвигаю зубки, одновременно распуская шипастый воротник, устрашающе выгибаюсь и произношу:

— Ты меня видишшшшшшь?

Глаз дракона пустеет. За стеной кто-то тихо сползает на пол. Скажу Дубине, пусть уберет тело. Лес рубят — щепки летят. Шпионаж — работа опасная.

Решение найдено, план составлен. Королю осталось жить не больше двух дней. Пусть радуется моему прощальному подарку, если сможет.

Подумать только: сколько раз я рисковала шкурой, пользуясь слабым, медлительным человечьим телом, чтобы выполнить заказ и уйти от преследования, не ведая, каким оружием обладаю! Впрочем, любое тело можно превратить в оружие, если выхода нет. По доброй воле такого с собой не содеешь, но безвыходность вертит нами, как хочет.

Я возвращаюсь в своеобычное состояние и забираюсь в постель, под роскошное, шитое серебром, комковатое одеяло, пахнущее мокрой овчарней. Подушки обрушиваются лавиной, погребая под собой мою голову и верхнюю половину тела. Смяв уголок одной из них, можно дышать полной грудью и быть уверенной, что они задержат не только стрелу, но и пулю, пущенную в меня.

Если, конечно, кто-то осмелится зайти в мою комнату. За два дня, проведенных здесь, я даже горничных не видела. Приклеенный к косяку волос остается на месте. Видимо, местная охрана ограничилась подкартинным вуайеризмом. Извращенцы… Вытягиваюсь на животе и сплю, будто волк, зарезавший пяток ягнят и прикемаривший на месте кровавой трапезы.