— Вот что, Савелий, фонтаны ты затейные придумывал, огни вечерние устраивал, придумай теперь, как бы нашего Корнелия оживить.
— Не могу-с, ваше сиятельство.
— А ты через «не могу-с».
— Ходят слухи, ваше сиятельство, при академии один механик есть. Иваном Кулибиным прозывается. Часы редкие делает и разные другие вещи.
— Экий ты, Савелий, дурак. Да если Бригонций Корнелия не оживил, Иван вконец его доконает.
— Может, и так, ваше сиятельство, только попытать нелишнее.
Выхода не было, и Лев Александрович махнул рукой.
— Ладно, вези своего Ивана, но гляди, чтобы из дому чего не пропало.
В нарышкинской карете привезли Ивана Петровича в загородный дом. Любопытно ему было, для какой надобности потребовался он столь высокой особе. А когда увидел куклу — все понял.
— Ты уж, батюшка, постарайся, — сказал Савелий, — не то его сиятельство серчает.
— Постараемся, — сказал Кулибин, вспомнив Шерстневского, — тот бы сейчас какую-нибудь шалость выдумал.
Иван Петрович разобрал механизм куклы, потом постучал пальцами по ее лбу.
— Добротно сделана.
— Большие деньги плачены, — сказал Савелий.
— Ну раз деньги плачены, зачем им пропадать? Принеси-ка чашку конопляного масла.
Побежал Савелий к повару, забыв наказ хозяина: без присмотра механика не оставлять. Пока бегал, Иван Петрович все детали на место поставил, потом где надо смазал.
— Ну вот, теперь и в картишки перекинемся с вашим…
— Корнелием, — подсказал Савелий.
— Имя-то не русское.
Тут суета в доме поднялась. В дверь казачок влетел:
— Барин приехали!
Савелий засуетился вокруг Кулибина.
— Давай, батюшка, сади скорее Корнелия за стол да испытай.
Отдуваясь, вошел Лев Александрович, не глядя на Кулибина, спросил у Савелия:
— Как?
— Ваше сиятельство, Иван Петрович говорит, что все в исправности будет.
— Говорит, говорит…
Иван Петрович усадил Корнелия за стол, сунул ему в руки колоду карт. Тот стал откидывать по одной.
— Гляди-ка, мечет! — воскликнул Нарышкин, вытаращив глаза. — Молодец, братец, похвально… А то этот итальяшка Бригонций без ножа меня зарезал. Всыпать бы ему! Савелий, вели для нас с мастером закуски подать, да чтоб вина моего любимого…
От вина Иван Петрович отказался — с детства в рот не брал.
— Ну это дело твое, — говорил добродушно Лев Александрович, — только я теперь так тебя не отпущу.
Мы с тобой таких Корнелиев понаделаем — сатане тошно будет. Беру тебя на службу.
Нарышкин ударил Кулибина по плечу.
— Экий бородач хитрый. Пришел, раз-раз — и Корнелий карты мечет. Большие деньги тебе положу. Такие дивные огни мы с тобой закатим! Сам Зевс будет у нас молнии метать.
— Благодарствую, — отвечал Кулибин, — к делу приставлен матушкой-государыней и мастерские покинуть не могу.
— Все сделаем, — бурлил Нарышкин, — на кой черт тебе с учеными крысами в академии сидеть? Здесь мы не только матушку-царицу, весь свет удивим. А итальяшка-то, голову, говорит, на отсечение даю, никто в России Корнелия не починит.
С того дня Нарышкин не оставлял в покое Ивана Петровича. Чуть бал какой, шлет за ним Савелия. Загорались в залах разноцветные солнца, крутились мельничные крылья фейерверков. Под потолком, в звездном небе, летали мифические фигурки богов, ослепительно сияя.
Никто из гостей не думал о том, сколько труда потратил на все эти игрушки смотритель Академических мастерских. Сановные особы восхищались, хвалили изобретательного хозяина, а Кулибин после всей роскоши бала возвращался домой и у тусклой свечи чертил арки будущих мостов.
Мосты были нужны Петербургу. В записке к одному из проектов он писал: «С начала моего в Санкт-Петербург приезда еще прошлого 1769 года усмотрел я в вешнее время по последнему пути на реках, а особливо по Большой Неве, обществу многие бедственные происшествия. Множество народа, в прохождении по оной имеют нужду, проходят с великим страхом, а некоторые из них жизни и лишались: во время шествия большого льда, вешнего и осеннего, перевоз на шлюпках бывает с великим опасением и продолжается оное беспокойство через долгое время. Да когда уже и мост наведен бывает, случаются многие бедственные ж и разорительные приключения, как-то от проходу между часто стоящих под мостами судов плывущим сверху судами и прочему. Соображая все оное и другие неудобства, начал искать способ о сделании моста».
Как доказать, что проект твоего моста будет пригоден? Для этого нужно построить макет. Хотя бы в одну десятую величины. В одну десятую! Иван Петрович понимал, что это значило для строительства. Нужно было изрядное количество людей и леса. Но академия была прижимиста, и не все академики одобряли затею Кулибина: «Он приставлен к мастерским, разве недостаточно ему в них работы?» Зато поддерживал изобретателя старик Эйлер.
— Разве мы имеем достаточно хороший проект, чтобы отвергать господина Кулибина? В этом человеке есть столько ума, что я не удивлюсь, если он перебросит мост через реку.
Строительство макета затянулось. Ивану Петровичу приходилось вкладывать свои деньги. Работать белыми ночами, вместе с Шерстневским часами не выпускать из рук топора. Во время строительства появлялись пометки в проекте. К завершению работ их было столько, что в пору начинать все сначала. Иван Петрович представлял злорадство своих противников: «Этот Кулибин с его мостом разорит нас, пустит по миру».
Иван Петрович подготовил новый проект и не знал, что с ним делать. Помог Нарышкин. Он шепнул князю Григорию Александровичу Потемкину, что в Петербурге появился второй Архимед, который удивит весь свет. Князь любил пускать пыль в глаза. Да и средства ему это позволяли. Он заплатил англичанам целое состояние за часы с павлином и часы со слоном.
— Архимед мне нужен. Я пошлю его в Дубравку. Там у меня есть умелые мужики. Построим фабрику, производящую часы. Если твой Архимед изготовит павлина, распускающего хвост, — озолочу.
— Это Кулибину раз плюнуть, — зачастил Нарышкин. — В пять минут моего Корнелия заставил в карты играть. Велел я позвать театрального механишку Бригонция. — «Так можно или нет починить Корнелия?» — «Голову, говорит, отсеките, только тот починит, кто делал его». А Корнелий как начал карты метать да деньги считать — итальяшка был, да нет, даже шляпу забыл.
Главный, конюшенный при дворе, Лев Александрович, славился небылицами, однако Потемкин не только от него слышал о Кулибине. И вот князь подкатил к Волкову дому. По-молодецки взбежал на модель моста.
— Славная работа. Такие мосты мы перекинем через Неву.
— Смею заметить, — поклонился Кулибин, — этот мост отвергнут мною. Есть новый проект, более совершенный.
— Человечество идет вперед! — воскликнул Потемкин. — Академики одобрили?
— Господин Эйлер, ваша светлость.
— Тогда рассчитывай на меня: поддержу…
Полтора года строилась новая модель. Ученые качали головами.
— Этак из-за моста Исаакия не видно будет!
Денег не хватало, более пятисот рублей Иван Петрович вложил своих. Плотники в четыре топора гнали щепу. Иван Петрович осунулся от недосыпания и забот, даже с Шерстневским перестал шутить. Было не до шуток: вдруг модель не выдержит испытания под нагрузкой, что тогда?.. Не все к тебе лицом, когда и удача, а при неудаче?
Перед испытанием арочного моста Иван Петрович не мог заснуть. У него было такое состояние, будто его утром выведут на Лобное место.
В назначенное время около модели собрались ученые: Леонард Эйлер с сыном Иоганном-Альбрехтом, Семен Котельников, Крафт, Степан Румовский, Лексель и другие. Леонард Эйлер, пожимая руку Кулибину, сказал:
— Я понимаю вас, сударь, но мужайтесь. Нам еще предстоит много битв. Помните, каждое изобретение уносит часть жизни изобретателя, но оно же дает крылья. А крылья нам нужны.
— Благодарю вас, учитель, — ответил Кулибин.
Испытания начались. Заранее приготовленный груз в 3300 пудов стали переносить на модель. Работа эта напомнила Кулибину разгрузку судна на Волге. Только теперь была зима, и по двору гуляла поземка. Ученые кутались в меховые шубы, ждали, чем кончится эта затея. Камни, мешки с песком, медные чушки, предназначенные для литейных работ, — все клали рабочие на модель моста.