Первая установка была испытана на малом ялике.

В предрассветный час три человека спустили на воду судно, принесли из сарая колеса с широкими лопастями. Гнезда для валов колес уже были заготовлены на ялике. Сборка длилась недолго.

— Ну, теперь с богом, — сказал Иван Петрович своим помощникам — сыну Семену и Ивану Шерстневскому.

Семену подали конец веревки. Он пошел вдоль берега шагов на двести и привязал веревку за корни. Второй конец ее находился в лодке. Он видел, как отец с Шерстневским оттолкнулись от берега и вышли на стрежень реки. Отец сидел на корме и рулил. Колеса вращались. Лодка медленно двигалась против течения. Никто не применял никаких усилий, а она шла и шла. Когда подбились к берегу, Иван Петрович долго сидел молча. Шерстневский не выдержал:

— Так ведь шла лодка-то, Петрович!

— Шла, но не ходко. Учености нам не хватает. Лодка идет встречь воде. Имеет сопротивление. Какое оно против силы колес? Увеличив колеса, мы увеличим и сопротивление.

— Мудрено тут что-то.

— Именно мудрено. И мудреность эту нам уразуметь надо. Лопасти колеса нужно сделать на шарнирах, чтобы в нерабочей части круга они складывались. Тогда на колесах уменьшится сопротивление.

— И они завертятся быстрее?!

— Должны… Но не думай, что течение по всему руслу одинаковой силы…

Вскоре около «дачи» причалили большую тихвинскую лодку, которая могла взять на борт до четырех тысяч пудов груза. На этом судне Иван Петрович собирался продолжить испытания водой действующих колес.

Все лето 1782 года на «даче» стучали топорами и строгали. Официальные испытания были назначены на 8 ноября в Петербурге.

Зевак собралось вокруг множество. Диво-дивное: судно без весел и парусов против течения идет. Несколько человек в лодки попрыгали, на веслах хотели за самоходом угнаться, да где там — отстали.

На судне присутствовала авторитетная комиссия.

Адмирал Пущин, подкручивая усы, говорил генерал-прокурору Вяземскому:

— А ведь бойко идем.

— Я полагаю, Петр Иванович, — ответил Вяземский, — в этой затее есть нечто разумное.

— Жаль, в море не за что цеплять канаты. По моему разумению, мы дадим высокую оценку идее механика Кулибина.

— Без всякого сомнения.

Когда проплывали мимо Зимнего, Екатерина помахала в окно платочком.

— Господин Кулибин, государыня приветствует ваше открытие, — сказал Вяземский.

Кулибин посмотрел на мелькающий платочек и, не зная, как поступить в таком случае, сказал генералу:

— Милостивый государь, передайте матушке Екатерине Алексеевне, что суда будут ходить еще быстрее.

Результаты испытаний были положительными. Кулибину была выдана награда в пять тысяч рублей. Но затраты на покупку тихвинской лодки и изготовление машины превышали наградную сумму.

Когда изобретатель под рукоплескания публики сходил на берег, к нему подошел купец Милованов:

— Поздравляю земляка с успехом!

— Спасибо, Степан Гордеевич, теперь повезете барки из Петербурга на Волгу?

— И не только. Беру подряд доставлять соль в Кострому на твоих судах. На четыре года, не меньше.

Но в сенате Милованов не добился разрешения на перевозку соли. На следующий год «земляк» даже на глаза Кулибину не показывался.

Осенью 1783 года не стало Леонарда Эйлера. Только после его смерти вдруг все поняли, какого большого ученого и человека потеряли. Иван Петрович шел в похоронной процессии, не чувствуя дождя и ветра. Вспоминалась первая встреча с ученым в инструментальной палате, вспоминал ликующего Эйлера при испытании макета моста, вспоминал десятки других встреч, из которых механик выносил и участие, и добрый совет. Провожая в последний путь учителя и друга, Иван Петрович еще и не мог предположить, как трудно ему будет без Эйлера.

Должность директора академии заняла Екатерина Романовна Дашкова. Женщина просвещенная, но удивительно своенравная. Первое время при новом директоре Ивану Петровичу было сносно работать, но дальше пошло хуже. Спустя некоторое время Ивану Петровичу вручили выписку из журнала Академии наук, в которой говорилось: «Ея сиятельство господин и кавалер изволила приказать в помощь и облегчения трудностям, которым до сего ея сиятельство обременялось, за всеми состоящими при Академии мастерскими палатами смотрение поручить господину экзекутору Шерпинскому по особливой его способности и отличному радению к пользе службы, почему он и переименован инспектором над теми палатами».

По сути дела, Дашкова отстранила Ивана Петровича от руководства мастерскими.

Часто бывала в семье Кулибиных Дарья Семеновна Бородулина. Ребятишкам пряников принесет, Наталью обласкает. Семеро детей у Натальи — хлопот по горло. После того как наградили Ивана Петровича медалью, дома его почти не бывает. Или в мастерской со своими учениками свечи палит до поздней ночи, или господ увеселяет. Не жизнь — сплошной фейерверк. У господ денег много: всякие заморские механические игрушки покупают. Одни часы с павлином сколько дней Иван Петрович ремонтировал, пока нужное перышко не нашел. В том перышке, оказывается, весь секрет. Отвернул перышко, и сразу открылся доступ к механизму. А игрушки для великих князей! Ветряную мельницу с атласными крыльями сделал Иван Петрович. Жернова из мрамора. Для своих детей нет времени игрушками заниматься. Или ступенчатый водопад для дворца удумал. Хоть игрушка и невеличка, но действует натуральною водою. И так этот водопад камушками да зеркальными стеклами украшен, что весь играет, переливается. Слышала Наталья от Шерстневского, что во дворцах муж ее и другие водопады сооружает от пола до потолка. Только не вода там течет, а свет играет на зеркальных стеклах, и кажется, низвергаются потоки.

— И-и-и, уж поверь, Натонька, моему слову. Антихрист в твоем-то сидит. Мне бы, дуре старой, спать лечь, а я в небо воззрилась… А там хвост огненный.

— Да это фонарь он испытывал.

— И-и-и, не говори, родная. Антихрист, антихрист в нем, молись за него. Люди говорят, твой для зимнего сада слона агромадного слепил, а на него басурмана посадил. Басурманин-то, прости меня заступница, в колокол бьет, а слонище хоботом мотает и хвостом крутит.

— Игрушка это.

— Так почто он басурманина-то? Мало ему православных. Неладное с мужиком-то.

— Эх, Дарья Семеновна, вы бы лучше спросили, сколько стоит тот слон. Алмазами да изумурудами украшен, жемчужной бахромой.

— Неужто тебе ни одного камушка не принес?

— Господь с вами, Дарья Семеновна. Ваня никогда копейки чужой не брал.

— Вот и маетесь на триста пятьдесят рубликов. А другие и дела не делают, и живут припеваючи.

— Свои бы деньги хоть не вкладывал, — вздохнула Наталья, — мост ли строил, лодки ли покупал. Судно, видишь ли, самоходное…

Дарья Семеновна перекрестилась.

— С пути сбил его антихрист.

— Приходил к нам господин Державин и так удивился нашей жизни. И Ваню журил.

— И-и-и, как не знать господина Державина! Весь Петербург о нем говорит. В милости он у матушки Екатерины Лексевны.

В это время Иван Петрович был на стекольном заводе. Его здесь принимали за своего. По рецептам Кулибина варили стекло для телескопов и микроскопов. Теперь потребовались для бездымных фейерверков зеркала размером шесть с половиной на три с половиной аршина. Таких больших зеркал в целом свете не делали. Но для Ивана Петровича это ничего не значило. Он не привык отступать от задуманного.

Первым делом нужны были чугунные плиты больших размеров. Такое литье обещали произвести литейщики. Оставалось сделать горшки-тигли, в которых изрядными порциями готовилось бы жидкое стекло. И это было обещано. Но как тигель, в котором тонна веса, опрокидывать на чугунную плиту? Без машин тут не обойтись. Не сразу появились на бумаге чертежи будущих машин для перевозки тяжелых тиглей. Вспомнились механизмы для разгрузки соли, которые Иван Петрович конструировал в Нижнем Новгороде. В создании новой машины Кулибин использовал противовес. Видели вы колодезный журавель? Чтобы легче было поднимать бадью с водой, на рычаге противовес. Мало-помалу машина для перевозки тиглей получилась. Вот что записал Иван Петрович в своем журнале: «Изобретены и сделаны на стеклянном заводе новые машины, помощью коих перевозят со стеклянной материей отменной величины горшки. Оные поднимают на ворот, а из них выливают для зеркал стеклы длиной шесть с половиной, а шириной три с половиной аршина легчайшим способом».