— Нет, Леша, — назидательно и как-то по-матерински заговорила Смерть, — Это еще ничего не значит. Чаще как раз наоборот — если ты оказался не там, где ты должен быть, жизнь у тебя пойдет гладко и спокойно. Никаких встрясок и нервотрепок, но и никакого морального удовлетворения. Судьба видит, что ты не ищешь своего пути, и больше тебя не испытывает. Другое дело, когда ты нашел свою дорогу — тогда Судьба будет постоянно втыкать на твоем пути всяческие препятствия, и все для одной цели — испытать тебя. И если нам с ней понравится то, как ты прошел испытания — я приду к тебе, когда придет время, и не тайком, а вот так, на чай, на водочку… А огурчиков у тебя нет, а? — как-то совсем по простецки спросила Смерть, — А то я уже вышла из того возраста, когда водку чаем запивают.

— Прости, прости! — засуетился я, — Есть, конечно! Сейчас…

Пару минут спустя мы тяпнули еще по одной, на этот раз — за здравие всех врачей мира, после чего я, по мужской привычке, занюхал собственным рукавом, а довольная Смерть захрустела огурчиком.

— Скажи, Смерть, — осмелел я, — Ты тут так бодро внешность меняла… В общем… Ты можешь кем угодно стать?

— Конечно! — подтвердила Мерелин Морно сидевшая напротив меня.

— Екарный Бабай! — воскликнул я, глядя на безупречные формы ныне покойной королевы Голивуда.

— Ты хочешь, чтобы я превратилась в Екарного Бабая? — усмехнувшись спросила Смерть.

Я вновь вспомнил Белянинский «Меч без имени» и отрицательно замотал головой. Что угодно, но только не это! [8]

— А кем бы ты хотел меня увидеть? Ну? Скажи! Ты заслужил, чтобы я являлась тебе в том виде, в котором тебе хочется.

— Лара Крофт! — брякнул я.

— Пожалуйста! — легко согласилась Лара Крофт, встряхнув головой, от чего хвостик ее волос крутанулся, будто бич пастуха. [9]

— Фантастика! — обрадовался я, — А Шерон Стоун слабо? [10]

— Легко! — согласилась Смерть, поигрывая ножом для колки льда.

— А…

— Предупреждаю, — перебила меня Смерть, — Еще одно пожелание я выполню, а потом ты узнаешь, как выглядит Екарный Бабай.

— Понял, отстал, — сдался я.

— Так кем бы ты хотел меня увидеть? Шерон Стоун тебя устраивает?

— Мне всегда нравилась Янка Дягилева…

Смерть вновь неуловимо изменилась, и вот передо мной уже сидела Янка собственной персоной.

— Ну так что? — спросила она, — Ты пойдешь со мной?

— Пойду! — согласился я.

— Ну, тогда выбирай, как ты хочешь умереть.

— Красиво! — брякнул я, наливая еще водки из никак не желавшей пустеть бутылки. Должно быть опять Смертушкины фокусы…

— Как именно? — сурово спросила она, и я понял, что шутки кончились. Начался деловой разговор.

— Смерть, а можно еще минутку? У меня к тебе вопрос…

— Задавай, — смилостивилась она.

— А к кому ты еще приходила? Ну, из тех, кого я знаю. И что выбрали они?

— К ней приходила, — сказала Смерть, тыча пальцем себе в грудь, — к Янке, в смысле. Что она выбрала — ты знаешь… К Есенину… К Сталину…

— Сталина отравили! — блеснул я своим знанием истории.

— Ага, — улыбнулась Смерть, — Ты еще скажи, что Александр Македонский умер не своей смертью!

— И его отравили! — упрямо возразил я, наливая еще, — Смертушка, тебе плеснуть? Ничего, что я тебя уменьшительно ласкательным?

— Ничего… Хоть горшком зови, только в печку не ставь. Налей еще по сто, мне-то все равно. Приятно выпить с хорошим человеком… Так вот, и Сталин, и Македонский, умерли сами. Просто они выбрали яд.

— Так я что, должен покончить жизнь самоубийством? — только сейчас осознал я, — Это ж смертный грех! Я ж в ад попаду!

— А ты уверен, что он вообще есть?

— Нет… — задумался я.

— А чего тогда выпендриваешься? — ласково спросила Смерть и погладила меня по руке, протягивавшей ей стопарик.

— Не знаю… Просто это неприятно как-то. Мне всю жизнь внушали, что самоубийство — это грех. Что суицидники — это слабые люди, сдавшиеся в борьбе с жизнью, что они просто трусы, раз боятся дальше жить.

— Ха! — усмехнулась Смерть, — Трусы, говоришь? Неприятно, говоришь? Вот ты и выбери тот способ, который будет тебя приятен. Сталин выбрал яд, Есенин — веревку, Цой — автомобиль…

— Ты и к Цою приходила?!

— Милый был молодой человек, — мечтательно произнесла Смерть, — Мы с ним тоже хорошо посидели, также, как с тобой. А потом он попросил быть с ним до самого конца и пригласил прокатиться. Весело прокатились, блин! Вот… Кто там еще у меня был из твоих, так сказать, знакомых… А, Пушкин…

— Пушкина застрелил Дантес! — взревел я, — Уж в этом то ты меня разубеждать не станешь?

— Да, — спокойно согласилась Смерть, — Только Саша его сам б этом попросил. Дантес, бедняга, так переживал, они, ведь, лучшими друзьями были… Но Саша сказал ему, что последнюю волю умирающего надо уважать, даже если из-за этой последней воли он и станет умирающим, и Дантес все же выстрелил… Знал бы Саша, на что его обрекает! На всемирную славу, и далеко не самую приятную.

— М-да… — пробормотал я, хрустя соленым огурцом.

— А на счет того, что самоубийцы — трусы, то я и тут я тебе возражу. Давай рассуждать логически, ведь ты же логик? Технарь, да? Что ты выберешь, войти в клетку с тигром, или войти в темную пещеру, из которой доносятся странные звуки?

— Не знаю… — задумался я, — Наверное, все же войду к тигру, и буду молиться о том, чтобы он был сыт.

— Лучше страх, который уже знаком, не так ли? Как ведет себя тигр ты примерно представляешь, и понимаешь, что если он сыт, то у тебя есть шанс остаться в живых. А кто там, в пещере, тебе неведомо. Неизвестность пугает…

— Пугает…

— А теперь вернемся обратно к жизни. Допустим, у тебя жизнь хреновая.

— Хреновая!!! — раздосадовано протянул я, — Аж жить не хочется!

— Во! А говорил, умирать не хочешь.

— Хочу! — икнув, сказал я, — За тобой, Смертушка, хоть на тот свет!

— Так вот, допустим, что жизнь у тебя хреновая, и за каждым углом тебя ждет очередная пакость.

— Ждет!!! — согласился я, тяпнув еще стопарик. Водка пошла хорошо, будто вода. Или это и была вода? Опять Смертушка пошутила…

— Но ты, ведь, знаешь, что она тебя ждет, не так ли? А если ты решаешься покончить жизнь самоубийством, то откуда тебе знать, что ждет тебя там?

— Ты! — сказал я.

— Это сейчас ты это знаешь, а ведь раньше не знал, не так ли? Так вот, ты не знаешь, что тебя ждет за гранью! ДА и сейчас, собственно, не знаешь. Есть ли рай или ад, а если есть, то куда ты попадешь? Может быть, там будет еще хуже? Да и вообще, умирать больно и неприятно. А неизвестность пугает… Пугает любого нормально человека, а самоубийцы — не боятся. Они — пионеры. Они — первопроходцы, которые шагают в тот мир, о котором не знают ничего. Они не боятся оставить ЗДЕСЬ все, что нажито за долгие годы.

— За суициндиков? — предложил я, поднимая рюмку с водкой. Или с водой? Какая теперь разница, я и так хорошенько опьянел. Ну и ладно! На пьяную голову легче принимать такие ответственные решения.

— За тебя, Леша! — подняла свою рюмку Смерть, и я понял, что она имеет в виду.

Во мне и в самом деле заклокотала решимость. Теперь я уважал самоубийц, и даже начал причислять себя к ним. В конце концов, мне выпала такая честь! Я поговорил с самой Смертью, и она предложила мне умереть так, как я пожелаю! Не каждому выпадает такая возможность, а, быть может, одному из нескольких тысяч. Так чего я медлю?! Нужно решаться и идти за ней. Она же сказала, что ТАМ я получу ответы на все свои вопросы, и наверняка ТАМ мне ответят на мой главный вопрос: «Какого, собственно, хрена?!»

— Как я хочу умереть? — задал я вопрос не то Смерти, не то самому себе, — надо подумать.

— Ты говорил, что хочешь умереть красиво, — напомнила она.

— Я не настолько пьян! — обозлился я, чувствуя, что от этой обиды даже немного протрезвел, — Я все помню! И уж точно помню, чего я хочу. Красиво… А красиво — это как? Красиво было бы умереть в бою, на войне. Знаешь, Смертушка, какое самое приятное чувство на свете?