— Никто не знал, что…
Голос Мерана также изменился. Взгляд его теперь избегал комиссара.
— Совершив преступление около пяти часов, убийца был почти уверен, что заподозрят вас. Он не мог предвидеть, что к вам в мастерскую придет к шести часам заказчик. Впрочем, учитель музыки официально свои показания не подтвердил, поскольку сомневался в дате.
— Никто не знал, что… — механически повторял Меран. Внезапно Мегрэ переменил тему разговора.
— Вы знакомы со своими соседями на бульваре Шаронн?
— Только здороваюсь с ними на лестнице.
— Они никогда не заходят к вам хотя бы выпить чашечку кофе, и вы не бываете у них? Вы ни с кем не поддерживаете более или менее приятельских отношений?
— Нет.
— Следовательно, соседям ничего не было известно о вашей тете?
— Теперь известно.
— Теперь, но не раньше. У вашей жены и у вас много друзей в Париже?
Меран отвечал неохотно, как бы опасаясь, что, уступив хоть в чем-либо, он не устоит и в остальном.
— А что от этого меняется?
— К кому вы ходили иногда обедать?
— Ни к кому.
— С кем проводили воскресенья?
— С женой.
— У вашей жены нет родственников в Париже. И у вас тоже, за исключением брата, но он чаще всего находится на юге, и вот уже два года, как вы порвали с ним отношения.
— Мы не ссорились.
— Однако перестали видеться. И Мегрэ снова переменил тему.
— Сколько ключей от вашей квартиры?
— Два. Жены и мой.
— Не случалось кому-нибудь из вас, уходя из дома, оставлять ключ у соседей или у консьержки?
Меран предпочел промолчать, понимая, что Мегрэ ничего не говорит зря, а он не способен догадаться, к какому выводу комиссар хочет прийти.
— Замок, как утверждают после тщательного осмотра эксперты, в тот день не был взломан. Однако, если убили не вы, то кто-то дважды побывал в вашей квартире. В первый раз — чтобы взять из шкафа в спальне синий костюм, и второй — чтобы снова повесить его на место, да так осторожно, чтобы вы ничего не заметили. Признаете такую возможность?
— Я ничего не признаю. Я только знаю, что моя жена…
— До того, как семь лет назад вы встретились с ней, вы вели уединенный образ жизни. Я не ошибаюсь?
— Работал целыми днями, а по вечерам читал, ходил иногда в кино.
— Она первая бросилась вам на шею?
— Нет.
— А другие мужчины, клиенты ресторана, где она работала официанткой, ухаживали за ней?
Меран сжал кулаки.
— Что из того?
— Сколько времени пришлось вам ее уговаривать, прежде чем она согласилась проводить с вами вечера?
— Три недели.
— Что вы делали в первый вечер?
— Пошли в кино, а потом ей захотелось потанцевать.
— Вы хорошо танцуете?
— Нет.
— Она не подсмеивалась над вами?
Он не ответил, все более теряясь от неожиданного оборота разговора.
— В тот вечер вы привели ее к себе домой?
— Нет.
— Почему?
— Потому что любил ее.
— Ну, а во второй раз?
— Мы снова пошли в кино.
— А потом?
— В гостиницу.
— Отчего не к вам?
— Я жил в глубине двора, в бедно обставленной комнате.
— Вы уже тогда собирались на ней жениться и боялись ее разочаровать?
— Мне сразу захотелось, чтобы она стала моей женой.
— Вам было известно, что у нее немало дружков?
— Это ее дело, она была свободна.
— Вы рассказывали ей о своем ремесле и о вашей мастерской? Тогда у вас была мастерская в предместье Сент-Антуан, не так ли?
— Понятно, я говорил ей обо всем.
— С тайной мыслью привлечь ее этим? Выйдя за вас замуж, она стала бы женой хозяина магазина.
Меран покраснел.
— Понимаете ли вы теперь, что, желая добиться ее согласия, вы даже решились сплутовать? У вас были долги?
— Нет.
— А сбережения?
— Нет.
— Жена говорила вам о своем желании стать хозяйкой ресторана?
— Не раз.
— А что вы ей отвечали?
— Может так и будет.
— Вы намеревались переменить профессию?
— Не в то время.
— Вы согласились на это позднее, через два гола после свадьбы, когда ваша жена вернулась к этому вопросу и рассказала вам об одном выгодном предложении.
Меран явно смутился, а Мегрэ сурово продолжал:
— Вы были ревнивы. Из ревности заставляли ее оставаться лома, а ей хотелось работать. Вы жили тогда в двухкомнатной квартире на улице Тюренна. Каждый вечер требовали отчета, как она провела лень. Вы в самом деле были убеждены, что она любит вас?
— Я в это верил.
— Ой ли? Не хитрите!
— Какая уж тут хитрость!
— Вы часто встречались с братом?
— Он жил тогда в Париже.
— Бывал он где-либо с вашей женой?
— Обычно мы проводили досуг втроем.
— А вдвоем им случалось куда-либо ходить?
— Иногда.
— Брат проживал в гостинице на улице Бреа, возле площади Герн? Ваша жена навещала его там?
Измученный Меран повысил голос.
— Нет.
— Был у вашей жены свитер, который обычно носят в горах, когда катаются на лыжах? Свитер из плотной белой шерсти ручной вязки, с вышитыми на нем черными и белыми оленями? Случалось ей надевать его для прогулок вместе с черными узкими брюками?
Нахмурив брови, Меран пристально вглядывался в лицо Мегрэ.
— Куда вы клоните?
— Отвечайте.
— Случалось, но редко. Мне не нравилось, когда она выходила на улицу в брюках.
— Вам часто попадались на парижских улицах женщины в брюках?
— Нет.
— Тогда прочтите это, Меран!
Мегрэ вытащил из дела лист с показаниями управляющей гостиницей на улице Бреа. Она не забыла своего жильца Альфреда Мерана, который не раз снимал на месяц комнату в ее заведении. И впоследствии, когда бывал в Париже, останавливался у нее на несколько дней. К нему ходило много женщин. Управляющая сразу узнала по предъявленной фотографии Жинетту Меран и даже припомнила, что видела ее в эксцентричном наряде… Следовало описание свитера и брюк.
— Давно ли заходила Жинетта Меран на улицу Бреа?
Ответ управляющей: — Менее года назад, во время короткого пребывания в Париже Альфреда Мерана».
— Это ложь! — возразил муж, отталкивая бумагу.
— Хотите прочесть все дело? В нем по крайней мере тридцать свидетельских показаний, и все от владельцев гостиниц, одного даже из Сент-Клу. У вашего брата был голубой автомобиль с поднимающимся верхом?
Лицо Мерана красноречиво отразило ответ.
— Ваш брат не был у нее единственным. На улице Гравилье, там, где бывают танцы, за вашей женой числилось десятка полтора любовников.
Грузный и насупившийся, Мегрэ набивал новую трубку. С нелегким сердцем он вел подобный разговор.
— Ложь! — снова раздраженно крикнул Меран.
— Она не просила вас взять ее в жены и никак этого не добивалась. Три недели она не решалась проводить с вами время. Может, не хотела мучить вас? Когда вы попросили, она пошла с вами в гостиницу, так как не придала этому значения. Вы прельщали ее легкой, приятной жизнью, обеспеченностью, доступом к определенному буржуазному сословию. Вы почти заверили ее, что осуществите ее мечту о маленьком кабачке. Из ревности не давали ей работать. Не ходили танцевать. Не любили кино.
— Каждую неделю холили.
— Остальное время она была обречена на одиночество. А по вечерам вы читали.
— Я всегда мечтал об образовании.
— А она мечтала о другом. Теперь начинаете соображать?
— Не верю я вам.
— И тем не менее, вы уверены, что никому не говорили о китайской вазе, и двадцать седьмого февраля не надевали синий костюм. Но ключи от квартиры на бульваре Шаронн были только у вас и у вашей жены.
Зазвонил телефон. Мегрэ снял трубку.
— Да, я. Говорил Барон:
— Она вышла около девяти, точнее, без четырех минут девять, и направилась к бульвару Вольтера.
— Как она одета?
— Без шляпы, платье в цветочек и коричневое шерстяное пальто.
— Дальше.
— Вошла в магазин дорожных товаров, купила дешевый чемодан. С чемоданом вернулась домой. В квартире, должно быть, душно, так как она открыла окно. Вижу, как она ходит взад и вперед, вероятно, укладывается.