— Больного верните в палату! — приказал Попов. Затем, обратившись ко всем, сказал: — Простите, товарищи, но вы должны остаться на своих местах. Никто не выйдет отсюда и не покинет больницу без специального разрешения. Все двери в отделении будут закрыты.
— Вы полагаете, что кража произошла сейчас? — спросил его доктор Горанов.
— Я убежден, что препарат еще находится в больнице,— громко ответил Попов, как будто желая испугать неизвестного ему вора.
— Ну и загадка,— пробормотал старый врач.— Столько лет работаю, но такая история случается со мной впервые.
Попов отправился в свой кабинет, и вскоре оттуда послышался его голос:
— Алло! Алло! Министерство внутренних дел! А в процедурной Симанский, ломая руки, повторял:
— Все кончено, все кончено! Так надеялись на цезий... Профессор умрет...
— Да будьте же мужчиной! — прервал биолога доктор Горанов, раздраженный его причитаниями.
— Но что же делать, доктор? — сказал Симанский, воздевая руки.
— Притворяться! — не глядя на него, многозначительно ответил Васильев.
В больницу прибыл полный, крепкий мужчина среднего роста в светлом плаще. Особенно примечательна была его голова, круглая, бритая, как у казаков, и лицо с выпуклыми скулами и ямочками на щеках. Даже когда он не улыбался, лицо его оставалось приветливым и веселым. Он был похож на слегка подвыпившего весельчака, только что покинувшего дружескую вечеринку.
Его сопровождал слабый на вид смуглый юноша, одетый по-летнему — в рубашке и коричневых парусиновых брюках.
— Отец, пропустишь меня? — остановившись у входа в больницу, спросил полный человек привратника.
— Нельзя! Приходите в приемный день от без четверти два до четырех,— ответил дядя Кочо, высокий старик с длинными, как у кузнечика, усами.
— Но доктор Попов пригласил нас в гости,— начал убеждать его полный человек.
— Доктор никогда не приглашает сюда гостей!
— Ну, а если у вас уже есть гости?
— Нет таких! Мы ни для кого не делали исключений,— категорически заявил дядя Кочо.
— Но сегодня вы сделали исключение для постороннего,— с улыбкой заметил незнакомец.
— Да, верно, но это же был... как его... ассистент профессора, которого мы лечим,— вспомнил дядя Кочо.
— И другого пустили.
— Нет, никого другого не пускали!
В этот момент на лестнице показался доктор Попов.
— Подполковник Аврониев! — представился незнакомец и показал удостоверение.
Его спутник стоял позади.
Главный хирург повел Аврониева в свой кабинет, а юноша незаметно обошел коридор и осторожно ознакомился с устройством дома.
— Скажите, до которого часа вам необходим цезий? — спросил Аврониев Попова, внимательно выслушав его объяснения.
— До трех часов утра. После этого за результат операции нельзя будет поручиться.
— До трех часов...— повторил Аврониев, зажег сигарету и откинулся в кресле. Казалось, он не столько думал, сколько просто смотрел на доктора, разглядывал его кабинет, обстановку.
— Значит, никто не входил в больницу и никто не выходил отсюда? — неожиданно спросил Аврониев.
— Да,— ответил Попов, глядя на него с любопытством и с некоторым пренебрежением. Этот человек явно не внушал ему доверия. Он представлял себе, что приедет энергичный начальник, прикажет оцепить здание, начнет все перетряхивать, поднимет шум и проявит амбицию. А перед ним сидел человек, которого, по-видимому, все это не особенно волновало и который, наверное, совершенно формально исполнял свой долг.
— Нельзя ли выйти из больницы так, чтобы не заметил привратник? — так же спокойно и небрежно спросил Аврониев.
— Нет.
— А войти с улицы и ждать во дворе?
— Это исключено — сторожа увидят.
Не докурив до конца сигарету, подполковник Аврониев погасил ее и снова спросил:
— У вас есть аппарат, с помощью которого можно обнаружить радиоактивность цезия? Я слышал о таком аппарате.
— Конечно, есть. Это счетчик Гейгера, но подробно о нем могут рассказать физики. У нас его нет, так как мы только что начинаем работать с радиоактивными материалами,— ответил Попов.
— Физики, говорите? — Аврониев протянул руку к телефону, но внезапно поднялся и вышел в коридор.
— Йозов!—позвал он своего помощника.— Сейчас же привезите сюда физика Балтова. Поезжайте к нему, вот, вам адрес. Если его нет дома, раздобудьте его где угодно и как можно быстрее. Перед выездом пусть позвонит по телефону в больницу, спросит доктора Попова.
Йозов побежал вниз по лестнице.
— Что вы думаете делать? — спросил Попов.
— Без науки ничего не выйдет, доктор! Но еще рано думать о том, как исчез цезий. Лучше поищите. Вдруг его где-нибудь оставили и забыли? — Аврониев насмешливо взглянул на Попова.— Бывают такие случаи!
— Все углы осмотрели. Остается только обыскать людей! — ответил тот и недовольно сжал губы: мысль об обыске была ему неприятна.
— Этого мы не сделаем,— с улыбкой возразил Аврониев.— Тот, кто взял цезий, если такой человек вообще существует, вряд ли захочет, чтобы мы нашли цезий у него в кармане. Плохо, что приходится действовать спешно и открыто. Но цезий надо найти до трех часов утра! Если бы не эта спешка, мы бы легко все раскрыли. А сейчас надо соблюдать осторожность, чтобы не упустить цезий. Назовите мне фамилии людей, которые были здесь сегодня вечером.
Попов начал перечислять всех, указывая при этом, когда кто пришел в больницу, что делал, что он думает об этом лице и что слышал о нем от других. Говорил он со скрупулезной точностью, сознавая, что каждая деталь может пригодиться следствию.
Когда Попов начал рассказывать о Симанском, Аврониев прервал его:
— Почему он пришел сегодня в больницу?
— Его послала жена профессора. Он хотел присутствовать при операции. Это против наших правил — мы не допускаем в операционную посторонних. Но он очень настаивал, и когда Родованова уверила нас, что он им очень близкий человек и что профессор ценит его, мы оставили его здесь,— ответил Попов, пытаясь оправдать самого себя. Но внутренне он ругал себя: «Какого черта я пустил его! Может быть, он ничего не сделал, но все равно, я не должен был оставлять его здесь».
— Интересно, очень интересно,— заметил Аврониев.
Поняв смысл замечания Аврониева, Попов попытался разуверить его:
— Но он не мог подойти к цезию. Симанский был около профессора и в операционной, он не входил в процедурную, где мы оставили цезий. Кроме того, это самый близкий сотрудник профессора, и сам Родованов, когда находился в сознании, спрашивал о нем.
— Вы знаете, над чем работал профессор в последнее время? — вдруг спросил Аврониев.
— Я слышал, что он работал над очень важной проблемой — стимуляцией заживления ран.
— А чего он достиг в этой области?
— Не знаю.
— Где работал профессор?
— В институте, в своем кабинете.
Подняв телефонную трубку, Аврониев распорядился просмотреть все бумаги в кабинете профессора и установить наблюдение над институтом.
— Мне кажется, вы заходите слишком далеко,— заметил Попов.
— Такая уж у меня работа, доктор,— ответил подполковник.— Всегда нужно предполагать самое худшее. В больнице было семь человек, включая привратника. Кто-то из них совершил кражу. Но кто?
Аврониев откинулся на спинку кресла и зажег новую сигарету.
— Преступление совершено с явной целью — самым легким способом избавиться от профессора. Зачем им нужна смерть профессора, и именно сейчас? Личные мотивы, учитывая его возраст, исключаются. Значит, имели в виду его научную деятельность, последние результаты. .. Здесь видна рука иностранной разведки.
— Очень логично,— заметил Попов.— А я был склонен глядеть на это дело несколько иначе — кража с целью продать очень дорогие проволочки.
— Такая версия исключена,— возразил следователь.— Кроме вас, никто здесь не знает цены цезия и метода его использования. Кроме того, проволочки цезия можно применять несколько раз, и преступнику не было нужды выкрадывать их непременно перед самой операцией Родованова, подвергая себя опасности. Он мог спокойно взять их позже, когда они уже не были бы так необходимы. И вы оценили бы их пропажу не столь трагично, не так ли?