В-третьих, большинство научных фондов приоритетно финансируют исследования, посвященные современности. Однако здесь имеется широкий плацдарм для использования знаний и усилий антропологов. Вопреки опасениям ряда авторитетных антропологов прошлого (А. Кребер, К. Клакхон, М. Мид), что их дисциплина обречена стать "неудобным научным склепом", этнические конфликты на Балканах, Кавказе и в ряде иных "горячих" точек мира, развал социалистической системы и реставрация во многих посттрадиционных странах авторитаристских политических режимов делают эту профессию по-прежнему актуальной и востребованной современным мировым сообществом.

Следовательно, политическая антропология – это дисциплина, которая граничит не только с историей, но и социологией, и политической наукой. Важно выявить соотношение между ними.

Социологи и политологи анализируют главным образом сознательные (осознанные) формы поведения людей. Строго говоря, общество является предметом изучения социологии; политические институты и власть – предметом политологии. Исходя из того, что власть является предметом исследования как политологии, так и политической антропологии, есть соблазн определить политическую антропологию как раздел политологии, специализирующейся на изучении "примитивных" (т. е. первобытных) обществ. В то же время в ряде стран антропологию было принято считать отделом социологии, которая изучает первобытные и традиционные общества (отчасти такое понимание характерно и для современной российской социологии). Даже там, где за антропологией признается самостоятельный статус, подчеркивается ее генетическое родство с социологией. Определяя, в частности, место антропологии в ряду гуманитарных дисциплин, Толкотт Парсонс (1902-1979) подчеркивал, что предметом ее изучения являются в основном социальные структуры, символы и процессы "применительно к их культурным условиям", в особенности в отношении к "простейшим" общественным системам (Парсонс 1998).

В такой интерпретации есть определенные основания. Действительно, предметом исследования политологов и социологов являются современные политические системы. Соответствующие структуры и институты прошлого изучаются историками, археологами и антропологами (этнологами). Однако это не единственное отличие антропологии от социологии и политологии. Объектом изучения антропологов становятся не только дошадустриальные и посттрадиционные институты и процессы, но и идеальные символические системы (ритуалы, стереотипы, знаки). Это обусловлено тем, что в обычных объектах антропологического исследования (первобытных и традиционных структурах) отсутствует (в привычной нам терминологии) деление общества на "базис" и "надстройку", на экономику и культуру, социальную систему и политику. Антрополог пытается обнаружить за осознаваемыми поступками глубинные археотипические пласты коллективной ментальности. Последние, как правило, неосознаваемы и выражены в символической (прежде всего вербальной) форме. Следовательно, политическая антропология рассматривает структуры и механизмы контроля как некие целостные, нерасчлененные символические системы.

В то же самое время если социолог и политолог рассматривают предмет своего исследования в рамках понятийного аппарата, разработанного на основе изучения западного общества, то антрополог занимается сравнением главным образом незападных обществ и пытается осмыслить и интерпретировать изучаемое явление, в том числе с позиции объекта исследования (К. Леви-Стросс).

Важные отличия между антропологией, с одной стороны, и социологией и политологией – с другой, имеются в методах исследования. Методы социологии и политологии являются по большей части бихевиористскими, дескриптивными или эмпирическими, количественными (анкетирование, опросы, статистические отчеты и проч.). Они направлены главным образом на анализ обезличенных формальных институтов, процессов поведения индивидов и групп, а также политических отношений (таких как власть, политическая система и др.). Методы политической антропологии (наблюдение, включенное наблюдение, беседа) являются методами этнографии (и схожи с методами этологии). Антрополог больше фиксирует устную и невербальную информацию (речь, жесты, мимика, изображения). В отличие от других социальных наук (экономики, социологии, политологии), работающих преимущественно со статистическим материалом, антрополог большинство информации получает в результате личных контактов с информантами (интервьюирования, неформальных бесед, наблюдения).

Широко распространена точка зрения, что социальная антропология обращает внимание на изучение "малых", "простых" сообществ, тогда как социология ориентирована преимущественно на исследование больших и сложных общностей. Вот что пишет известный американский социолог Нейл Смелзер:

Однако это не совсем правильно. Современный политантрополог занимается не только такими традиционными темами, как исследование политических институтов "примитивных" сообществ или проблем происхождения государства, но и может успешно обращаться к изучению механизмов власти и контроля в современных индустриальных обществах. Разница между ним и социологом заключается отчасти в методах исследования (но не только в них, поскольку современные социологи часто используют классические полевые этнографические методы), однако в большей степени в теоретических и в методологических установках (в более чем в 50% случаях антропологи и социологи ссылаются только на труды представителей своей науки), а также нередко в выводах. Проиллюстрируем это на одном показательном примере.

Рассматривая различные теории стратификации, тот же Смелзер ссылается на ряд публикаций, в которых рассматривается вопрос престижности тех или иных профессий.

В исследовании, проведенном в 1956 г., жителям различных стран (от США до Новой Зеландии) предлагалось дать оценку престижности разных профессий. Были получены очень схожие выводы… Исследователи пришли к заключению, что в странах, где сложилась индустриальная система производства, существует спрос на одни и те же профессии: инженеров, механиков, бухгалтеров и т. п. Эти профессии и овладевшие ими люди пользуются примерно одинаковым престижем во всем мире… С 1925 г. в США не произошло существенных изменений в оценках профессионального престижа – врачи и другие специалисты остаются на верху пирамиды, чистильщики обуви и проститутки по-прежнему занимают место у ее основания (Смелзер 1998: 285).

Для антрополога подобная интерпретация не покажется исчерпывающей. Он сразу обратит внимание, что в выборке упоминаются только западные страны (не говоря уже о том, что в доиндустриальные эпохи престижны были совсем иные ценности!). Если взять, например, Советский Союз периода так называемого развитого социализма, то там профессии инженеров, бухгалтеров и врачей не были сверхпрестижны. Антрополог всегда нацелен на использование сравнительных данных.

Подведем некоторые итоги. Под давлением современных западных институтов традиционные нормы и ценности, экономические способы производства и формы социальной организации, обычаи и модели семейной жизни, религиозные верования и т. д. если и не исчезают, то сильно трансформируются. По этой причине может показаться, что по мере вытеснения первобытного и традиционного образа жизни исчезает и предмет исследования антропологии. Однако это не так. Во многих постколониальных и развивающихся обществах, а также в обширных пространствах постсоциалистического мира традиционные социальные (например, патрон-клиентные) отношения продолжают играть большую роль; осмысление экономических, социальных и политических процессов в данных обществах обязательно должно учитывать наличие данных отношений. Вместе с тем антропологические подходы имеют большие перспективы и при изучении современности. Их применение по отношению к современным обществам показало свою эффективность. Отсюда появились такие специализированные дисциплины, как антропология детства, феминистическая антропология, антропология национальных меньшинств и т. д.