К полудню орлица все еще не показывала ни малейшего намерения убираться. Она немного поела и, казалось, боролась со сном. Время от времени она рычала. Солнце жарило птицу и два трупа, все трое воняли. Вольф начал отчаиваться. При всем, что он знал, орлица могла остаться, пока не обгладает и рептилию, и гворла до костей. К тому времени он, Вольф, будет полумертвым от голода и жажды.

Вольф покинул трещину и подобрал копье.

Оно выпало, когда птица разодрала окружавшее его мясо.

Он угрожающе ткнул копьем в сторону орлицы, которая обожгла его взглядом, зашипела, а потом заклекотала на него.

Вольф крикнул в ответ и медленно отступил от птицы. Та наступала короткими медленными шагами, слегка покачиваясь.

Роберт остановился, заорал и прыгнул на орлицу. Пораженная, она отскочила назад и снова заклекотала.

Вольф возобновил свое осторожное отступление, но на этот раз орлица не преследовала его. Только когда изгиб горы скрыл хищницу из виду, Вольф возобновил восхождение. Он удостоверился, что всегда будет, куда укрыться, если птица последует за ним. Однако, погони не было.

Орлица, очевидно, хотела только защитить свою пищу.

К середине следующего утра Вольф набрел на другого гворла. У него была раздроблена нога, он сидел, привалившись спиной к стволу небольшого дерева. Он махал ножом, отгоняя дюжину красных, мускулистых свиноподобных зверей с копытами, как у горных коз.

Они разгуливали взад-вперед перед покалеченным гворлом и глухо хрюкали.

Время от времени один из них совершал короткий бросок, но останавливался в нескольких футах от мелькавшего ножа.

Вольф влез на валун и принялся кидать камни в копытных плотоядных.

Минуту спустя он пожалел, что не привлекал к себе внимание. Звери карабкались на крутой валун так, словно для них была установлена лестница.

Только быстрыми выпадами копья он сумел столкнуть их обратно на карниз.

Кремневый наконечник втыкался в их крепкие шкуры не глубоко, но достаточно, чтобы ранить их.

Звери с визгом падали на скалу внизу только для того, чтобы снова лезть на валун. Их клыки щелкали поблизости от Вольфа, двое из них чуть не порезали ему ногу.

Вольф был занят, пытаясь не дать им забраться на валун. Однако настал момент, когда все звери оказались на карнизе и никого на валуне. Вольф бросил копье, поднял камень вдвое больше своей головы и швырнул его на спин, кабану

Зверь завизжал и попытался уползти на двух невредимых передних ногах. Стая набросилась на его парализованные задние ноги и принялась поедать их. Когда раненый зверь повернулся, чтобы защитить себя, его схватили за горло. Через минуту он был мертв и разорван на части.

Вольф подобрал копье, спустился с другой стороны валуна и подошел к гворлу. Он не сводил глаз с питавшихся, но те ненадолго поднимали головы, чтобы не пропустить его прежде, чем возвращались к терзанию туши.

Гворл зарычал на Вольфа и держал нож наготове. Роберт остановился достаточно далеко, чтобы иметь возможность уклониться от ножа. Из пострадавшей ноги гворла ниже колена торчал осколок кости. Глаза гворла, утонувшие под подушками хряща на низком лбу, выглядели остекленевшими.

Реакция Вольфа была неожиданной.

Он думал, что сразу же жестоко убьет любого попавшегося гворла, но сейчас он хотел с ним поговорить. Он стал таким одиноким за дни и ночи восхождения, что был рад поговорить даже с этим ненавистным существом.

Вольф спросил по-гречески:

— Не могу ли я чем-нибудь тебе помочь?

Гворл ответил глухими слогами своего языка и поднял нож.

Вольф начал подходить к нему, а затем бросился в сторону, когда нож просвистел у его головы. Он вернулся за ножом, а потом подошел к гворлу и снова с ним заговорил. Существо заскрежетало в ответ, но более слабо. Вольф нагнулся чтобы повторить свой вопрос, но гворл с ненавистью плюнул ему в лицо.

Это ожесточило Вольфа. Он всадил нож в толстую шею, гворл несколько раз сильно дрыгнул ногами и умер.

Вольф вытер нож о темный мех и осмотрел содержимое кожаной сумки, притороченной к поясу гворла. Там имелось сушеное мясо, сушеные фрукты, немного темного, твердого хлеба и фляга с огненной жидкостью. Вольф не был уверен насчет того, откуда взялось мясо, но сказал себе, что он слишком голоден, чтобы быть разборчивым.

Вольф решил откусить хлеба.

Хлеб оказался почти таким же твердым, как камень, но, размягченный слюной, на вкус был как печенье из пшеничной муки.

Вольф продолжал восхождение. Дни и ночи проходили без всяких признаков гворлов. Воздух оставался таким же густым и теплым, как на уровне моря, и все же по прикидкам Вольфа, он поднялся, должно быть, по меньшей мере, на тридцать тысяч футов. Море внизу стало тонким серебряным пояском вокруг талии мира.

Той ночью он проснулся, почувствовав на своем теле дюжины маленьких мохнатых рук. Он рванулся только для того, чтобы обнаружить, что многочисленные руки были слишком сильны. Они крепко держали его в то время, как другие связывали ему руки и ноги травянистой веревкой. Вскоре его высоко подняли и вынесли на каменную площадку перед маленькой пещерой, в которой он спал. Лунный свет показал несколько десятков двуногих, каждый примерно два с половиной фута ростом.

Они были покрыты гладким серым мехом, словно мыши, и имели белый воротник вокруг шеи.

Черные вдавленные морды походили на мордочки летучих мышей. Уши у них были огромными и заостренными.

Они молча потащили его через площадку в другую трещину.

Та выходила в большую пещеру около тридцати футов в ширину и двадцати в высоту. Лунный свет проникал через щель в потолке и открывал то, что уже учуял его нос: кучу костей с остатками гниющего мяса.

Его положили неподалеку от костей, в то время как существа отступили в угол пещеры. Они принялись переговариваться между собой.

Один подошел к Вольфу, с минуту смотрел на него, потом опустился на колени у горла Вольфа.

Секунду спустя он жевал горло крошечными, но очень острыми зубами. За ним последовали другие, зубы начали грызть все тело.

Все это проделывалось буквально в мертвой тишине. Даже Вольф не издавал ни звука, помимо хриплого дыхания, когда он боролся. Острая боль от зубов быстро прошла, словно ему в кровь вводили какое-то слабое анестезирующее средство.

Вольф почувствовал сонливость.

Вопреки себе он перестал бороться.

По его телу распространилось приятное онемение. Казалось, не стоило сражаться за свою жизнь. Почему бы не отойти в мир иной приятно? По крайней мере, смерть его не будет бесполезной. Было что-то благоразумное в отдаче своего тела, чтобы эти маленькие существа могли набить себе животы и быть несколько дней сытыми и счастливыми.

В пещеру ворвался свет. Сквозь теплый туман он увидел, как морды летучих мышей отодвинулись от него и убежали в угол пещеры, где и сбились в кучку. Свет стал сильнее, оказавшись факелом. Показалось, лицо старика, державшего факел, и склонилось над ним. У старика была длинная белая борода, впалый рот, кривой острый нос и огромные надбровные дуги с щетинистыми бровями. Его тощее тело покрывал грязный белый балахон. Его рука с крупными венами держала посох, на конце которого находился сапфир величиной с кулак Вольфа, вырезанный в образе гарпии.

Вольф попытался заговорить, но мог только пробормотать неразборчивые слова, словно он выходил из-под наркоза после операции. Старик сделал посохом жест, и несколько существ, отделилось от общей массы. Они шмыгнули бочком через пещеру, не сводя со старика полных страха раскосых глаз. Существа быстро развязали Вольфа. Тот сумел подняться на ноги, но так шатался, что старику пришлось поддержать его, выводя из пещеры.

Древний старец проговорил на микенском греческом:

— Скоро ты почувствуешь себя лучше. Яд долго не действует.

— Кто ты? Куда ты меня ведешь?

— Прочь от этой опасности, — ответил старик.

Вольф поразмышлял над загадочным ответом. К тому времени, когда его ум и тело снова восстановили нормальную деятельность, они подошли к другому входу в пещеру. Они прошли через множество помещений, постепенно идущих наверх. Когда они преодолели около двух миль, старик остановился перед пещерой с большой железной дверью. Он вручил факел Вольфу, открыл на себя дверь и взмахом руки предложил Вольфу заходить. Вольф вошел в большую пещеру, ярко освещенную факелами.