— Я обещаю, что обо всем позабочусь. Вы согласны?

— Вы запретите им драться?

— Я… сделаю по-другому. Вы можете ни о чем не беспокоиться.

— Простите мне мое любопытство, однако, что означает "по-другому"?

— Увидите. Собственными глазами. Когда они встречаются?

— Завтра утром, как только взойдет солнце.

— Где?

— В парке, за озером.

— Вы, я надеюсь, не секундант? — спросила Изабелла.

Он покачал головой.

— Он и не предлагал мне. Знал, что я не стану в этом участвовать.

Изабелла озорно хихикнула.

— Ждите меня утром у фонтана, Антуан, мы отправимся разнимать этих драчунов.

Всю ночь лил дождь, и туманное утро отличалось промозглой сыростью. Антуан, поеживаясь и нервничая, ждал королеву в условленном месте. Она немного задержалась, но появилась, полускрытая под частой вуалью — одна.

— Где они? — шепотом спросила Изабелла. — Не хочу, чтобы нас узнали раньше времени.

Они осторожно прошли по выложенной мраморными плитками парковой дорожке и свернули на тропинку, которая мимо беседки вела к озеру, где для королевы развели белых лебедей. Они медленно кружили по слегка мутной после дождя водной глади, потряхивая изящными крыльями и изгибая шеи.

— Вон там, — шепнул молодой человек.

— Тише.

Они крались по тропе, словно заправские разбойники, прячась за деревьями, пока не оказались совсем рядом с местом дуэли. Их скрыл густой кустарник, окаймлявший поросшую травой и земляникой поляну. Они припозднились, противники уже начали дуэль.

Антуан рванулся к ним, чтобы помешать, но королева удержала его.

— Посмотрим немного.

— Но разве мы собирались смотреть?

— Совсем недолго.

Бонди отлично владел шпагой, для него почти не составляло усилий отбивать неловкие выпады Орсини, которого только природная подвижность и быстрая реакция спасали от удара. Он пока увертывался от острия, потихоньку отступая назад, но Бонди неторопливо теснил его туда, где ему негде будет развернуться. Только звон шпаг да пение птиц нарушали утреннюю тишину. Изабелла взяла друга под руку, чтобы он не нарушил ее планов. Удары Орсини становились все более беспорядочными, он стал понимать, что не в силах справиться с опытным фехтовальщиком. Наконец, Бонди надоело затянувшееся сражение, он сделал резкий выпад, но Орсини отскочил, поскользнувшись на мокрой траве, и упал, попросту сев на грязную влажную землю. Бонди задержал удар, давая противнику время подняться. Но Изабелла была удовлетворена, и когда интендант финансов, весь в черной грязи, униженный и злой, встал на ноги, она вышла из укрытия, увлекая за собой Антуана.

— Господа, довольно.

Она сделала знак рукой кому-то, кого Антуан раньше не замечал. Он посмотрел назад. К ним шел капитан охраны королевы и трое гвардейцев.

— Господа, вы арестованы, — капитан поклонился Бонди и Орсини. — Извольте отдать мне ваши шпаги. Дуэли, как вам известно, запрещены.

Взяв под стражу обоих, капитан поклонился королеве. Охрана удалилась.

— Вы это серьезно, Изабелла? — спросил Рони-Шерье.

— Нет, конечно. Ваш приятель и так наказан. Вы видели, как он на меня посмотрел? К вечеру их обоих отпустят. Обещаю.

Она была вполне удовлетворена тем, что самоуверенный провинциал вынужден был претерпеть насмешливые любопытные взгляды придворных, шествуя мимо них под стражей весь перепачканный землей, как трубочист.

Ни он, ни барон де Бонди не были наказаны, Изабелла слегка пожурила Бонди — и только.

*-

Орсини задумчиво покусывал перо, не замечая, что чернила пачкают его белые манжеты, и рассеянно пригубил холодную воду из высокого хрустального стакана. Вкус показался ему неприятным, но от волнения хотелось пить. Приезд послов немного выбил его из колеи. Болезнь старого Ги де Бонара не давала ему возможности самому встретить благородных гостей, и одному из троих — Сафону, Курвелю или Орсини предстояло заменить его на приеме. Сафон немного заикался, и речи были не его стихией. Оставались Орсини и Курвель. Изабелла распорядилась, чтобы послов встречал Орсини. Курвеля она не выносила.

Подготовка шла тяжело. Орсини никогда не видел этих людей и ничего о них не знал. С расспросами ему не к кому было пойти, приходилось полагаться на свое собственное чутье и осторожность. Он сделал наброски, и прикинул, сколько времени уйдет, чтобы высказать это вслух. Нельзя было чересчур утомить послов. Он сосредоточенно прикусил губу. Слова не шли на ум. Вдруг резкая боль заставила его согнуться вдвое. Он не успел как следует удивиться, как все прошло. Он вернулся к своей речи, нещадно черкая ее. Несколько минут спустя приступ повторился, дольше и сильнее прежнего. И снова прошел. Орсини выпрямился, испуганный и немного удивленный. Он никогда ничем серьезным не болел, и не понимал, что происходит. Он хотел вновь погрузиться в работу, но боль вернулась, на этот раз более не отпуская его на свободу. Он сидел согнувшись в три погибели и невольно постанывая. Предстоящая речь… Эта боль… Странный вкус воды, которую он выпил… Он все понял, проклиная себя за неосторожность. Ему стало так плохо, что он невольно сполз на пол, обхватив себя обеими руками. Но несмотря ни на что, как ни сложно ему было взять себя в руки, он подумал о том, что никто его не услышит, как громко ни зови он на помощь. И никто не придет. Он вскрикнул, не в силах вытерпеть резкую боль, жгучую, как каленое железо. Если остаться лежать здесь на полу, царапая ногтями гладкий паркет, никто не придет, никто не поможет, это верная смерть. Он кое-как приподнялся, собирая все свое мужество, и стал на четвереньки. Боль скрутила его, и он упал, взвыв от отчаяния. Еще одна попытка, он медленно поднялся, встал на колени, держась за стул, сделал попытку встать и выпрямиться, но не смог. Упрямо, не давая панике овладеть собой, он, шатаясь и держась за стену, побрел вон из своих комнат. Каждый следующий шаг был еще мучительнее предыдущего. Он не мог разогнуться, и ковылял согнувшись, как старец. Он с трудом нащупал дверную ручку. Коридор был пуст. Орсини побрел по направлению к покоям придворных, и как назло никого не встретил. Он глянул по сторонам и направился к лестнице. Вцепившись в перила, он глянул вниз. Шаг, еще один. Колени дрожали, и в голове стоял туман. Наконец, он оступился и, не понимая более, что происходит, покатился по крутым мраморным ступеням, оставшись неподвижно лежать внизу, подобно разбитой кукле.

Капитан тайной полиции получил жесточайший разнос от королевы.

— Как, объясните мне, вы защищаете свою королеву, если в двух шагах от моих покоев может среди бела дня произойти подобное? Объясните мне, для чего я содержу тайную полицию. Чтобы ваши подчиненные днями резались в карты? К вашему сведению, интендант финансов королевства выжил лишь благодаря ошибке преступника. Последний был весьма неискушен в ядах. Кто следующий? В моем дворце появился отравитель? Я желаю, чтобы вы завтра же арестовали злоумышленника, и не говорите мне о невозможном. Если не сможете, лишитесь места, а то и головы. Вы можете быть свободны. Помните, я завтра жду вас с докладом.

Антуан со смешанным чувством трепета и восхищения слушал ее гневные тирады.

— Изабелла… Орсини сказал, что это дело рук Курвеля. Он его просто ненавидит.

— Искать преступника — дело моей полиции, а не Орсини.

— Однако пострадал именно он.

— Пойдемте лучше проведаем вашего приятеля, Антуан. Он очнулся?

— Да.

Глаза Орсини, глубоко запавшие и блестящие, как в лихорадке, беспокойно следили за королевой. Он приподнялся на своих подушках, увидев посетителей, и замер в ожидании. Выглядел он жалко.

— Вам лучше? — поинтересовалась Изабелла. — Герцог Рони-Шерье сказал мне, что вы пришли в себя.

— Со мной все в порядке, — ответил Орсини слабым голосом. — Я буду иметь честь присутствовать нынче вечером на приеме послов.

— Не смешите меня, маркиз де Ланьери. Мэтр Бальен не позволит вам встать с постели.