– Выбрось ее! Держись за меня!
У него не было выхода, и он послушался. Джек старался как можно легче наступать на больную ногу, но при каждом шаге издавал стон, похожий на мычание.
– Да-а… – вздыхала Лиз.
– Думаешь, все-таки придется ампутировать ногу? – несмотря ни на что чувство юмора он сохранил.
Они шли медленно, часто останавливаясь. Джек попросил ее что-нибудь рассказывать:
– Это меня отвлечет.
– А что рассказать?
– Все равно. Что хочешь.
– Про сексуального маньяка можно?
– Можно. Хотя меня это не слишком воодушевит.
– Зато к месту: именно он подвозил меня на черном «мерседесе». – Она искоса взглянула на Джека. – Подозреваю, что этот тип наехал на тебя.
Джек помрачнел. Выслушав, сказал:
– Неприятная история.
– Это у него неприятная история! Я ему все лицо изувечила! А если женат, супруга – вот будет потеха – ему еще добавит!
– Нельзя садиться к кому попало. Тебя этому не учили?
– На нем не написано, что он «кто попало». Они прошли еще немного, и он остановился передохнуть.
– Куда мы идем? – спросила Лиз.
– Здесь должен быть дом повешенного.
– Чей?
– Ничей. Просто этот дом напоминает мне одну картину с таким названием.
– А в нем живет кто-нибудь?
– Раньше жили. Теперь не знаю.
– Может быть, никто? – Она поежилась. Ей не хотелось идти в дом повешенного, даже если он только похож на какую-то картину.
– Если окажется, что там никого нет, будем искать другой. – Он говорил прерывисто, с трудом и ступал все медленнее. Казалось, еще шаг – и он остановится насовсем.
Лиз стало страшно: что она будет делать, если Джек свалится? Она постаралась отогнать эти мысли. В конце концов, кто он такой? Он чужой для нее, она впервые его видит. Они расстанутся и больше никогда не встретятся… Лишь бы сейчас добрести куда-нибудь…
– Ну вот… дошли, – проговорил он.
Лиз подняла голову и увидела дом, огороженный белой деревянной изгородью. Если бы он не говорил про висельника, ей бы все равно стало бы не по себе: это был старый, одинокий дом в окружении старых деревьев. Окна в нем были прорублены где придется или где вздумалось ненормальному хозяину. На окнах ни занавески, ни горшка с цветами – ничего, что свидетельствовало бы о присутствии живого человека.
Они стояли, безнадежно вглядываясь в окна и в тень двора с полуразрушенным сараем…
– Собака! – воскликнула Лиз, заметив большую собаку, дремавшую под деревом.
– И машина, – спокойно добавил Джек.
– Где? Где машина? – Лиз проследила за его взглядом и в приоткрытых дверях сарая заметила блеснувшую, отражая солнечный луч, фару.
Лиз дернулась, готовая бежать в сарай. Джек больно сжал ей плечо, старясь сохранить равновесие, потом отпустил.
– Иди… Я обожду здесь.
Лиз осталась стоять и крикнула:
– Есть тут кто-нибудь?! – Она удерживала его от падения и продолжала звать: – Кто-нибудь!.. Выйдите! А то он сейчас умрет у меня на руках!..
Дверь сарая распахнулась шире, и в проеме возник высокий старик в залатанных на коленях джинсах и в порванной майке. Он уставился на вошедших, словно те были пришельцы из неведомого ему мира.
– Идите же сюда! – позвала его Лиз. – Он сейчас упадет!
Старик неторопливо пошел к ним. Подойдя вплотную, цепко взглянул на ногу Джека, которую тот старался держать на весу. Перевел взгляд на Лиз и буркнул:
– В сарае, за машиной стул. Живее!
Старик подставил Джеку плечо, и Лиз кинулась в сарай. Стул был тяжелый, сработанный, должно быть, самим хозяином. Лиз приволокла это сооружение, и Джек рухнул на него.
Старик молча удалился в сторону дома.
– Куда вы?.. – вслед ему проговорила Лиз. – Вы же нас тут не бросите?
Не обернувшись, тот скрылся в доме. Но вскоре вышел, неся широкий длинный ремень.
– Ну, Джек! – обрадованно воскликнула Лиз. – Сейчас мы тебя потащим!
Старик продел под сиденьем стула ремень, намотал один конец на свою руку, другой отдал Лиз, и вдвоем они кое-как перетащили пострадавшего в дом.
Дом был просторный или казался таким из-за почти полного отсутствия мебели и удивительных для одинокого старика порядка и чистоты. Пол подметен, кровать застелена, на столе никаких объедков, немытых тарелок и всего такого прочего. Джека уложили на кровать. Старик размотал с его ноги шелковый пояс Лиз и покачал головой: нога сильно распухла.
– Мне надо позвонить… – сказал Джек. – Здесь нет телефона, – сказал старик.
– Но я видел у дверей аппарат!..
– По нему никто не звонит, и я никому не звоню…
– А если пожар? – удивилась Лиз.
– Все в воле Божьей.
– А работающий телефон далеко? – спросил Джек.
– На бензоколонке целых два.
– Это далеко?
– Ей до темноты не успеть, – старик показал на Лиз, – утром дойдет. Я комнаты никому не сдаю, но вы можете заночевать…
– У меня все сгорело в машине, – сказал Джек. – Я не смогу заплатить, но потом я верну обязательно.
– Потом? – пробурчал старик. – Потом вы и не вспомните обо мне… как все.
– А сколько вы хотите? – спросила Лиз.
– Десять долларов. С едой двадцать.
– Хорошо, – сказала Лиз. – Двадцать. С едой.
– Пойду поищу мазь, – сказал старик.
Он вышел из комнаты. Слышно было, как он за что-то стыдит собаку. Дверь отворилась, и собака вошла. Она была старая, с седой мордой и подслеповатыми глазами. Собака села посреди комнаты и стала выкусывать блох. Потом подошла к кровати, на которой лежал Джек, и неуверенно завиляла хвостом.
– Она узнала тебя? – так же неуверенно и почему-то тихо проговорила Лиз.
– Наверное, – сказал Джек. Он положил ладонь на голову собаки. Та стояла молча, покорно.
– Ты был здесь? – спросила Лиз.
– Был.
– Но старик не узнал тебя!
– Это было давно…
– Что было давно?
У Лиз округлились глаза. Интуитивно она чувствовала, что услышит невеселую историю. Иначе Джек напомнил бы о себе старику.
– А если он притворяется, что забыл тебя? – спросила она.
Он тоже об этом думал. При других обстоятельствах он не пришел бы в этот дом. Но сейчас у него не было выбора, и он надеялся, что спустя столько лет старик не признает в грязном, больном мужчине молодого плейбоя. А вот собака вспомнила…
– Я учился с его сыном, мы дружили… Он пригласил меня посмотреть коня. Я люблю лошадей, а он уверял, что у них прекрасная лошадь…
Он погрузился в воспоминания, и Лиз боялась нарушить молчание. Потом он продолжил:
– Конь действительно был хорош. На следующий день после нашего приезда он решил продемонстрировать его достоинства в деле, под седлом…
Джек опять умолк. На этот раз Лиз не выдержала:
– И что же?
– Он неудачно упал, ударился головой…
– Он умер?..
Джек кивнул.
– Я оставался здесь до его похорон. Потом уехал.
– А лошадь?
– Старик ее продал. Или отдал кому-то.
– И ты больше сюда не приезжал?
– Нет.
Ему был тягостен этот разговор. Он сказал:
– Ты все-таки утром позвони. Деньги я тебе потом верну.
Лиз подумала почти как старик: потом ты и не вспомнишь обо мне…
Вернулся старик со склянкой. Намазал чем-то желтым и вязким ногу Джека. Сказал:
– Теперь должно успокоиться. – Он немного помолчал и добавил: – Деньги сейчас.
Лиз сказала:
– Сперва накормите.
Старик снова вышел. Лиз открыла сумку и отсчитала двадцать долларов. Когда старик принес тарелки с едой, она отдала ему плату. Не считая, он сунул доллары в карман брюк и разлил из бутылки по чашкам светлую жидкость.
– Виски, – сказал он, протягивая чашку Джеку.
Джек выпил залпом и закашлялся. Виски обожгло горло.
– Легче? – спросил старик. Было непонятно, имел он в виду мазь или спиртное.
– Да. Меньше болит. – Джек набросился на еду. Раз ест, значит, полегчало, – сказал старик, обращаясь к Лиз.
Лиз с не меньшим удовольствием, чем Джек, уплетала свою порцию рагу с кар юшкой и баклажанами. Ей казалось, что ничего вкуснее она никогда не ела.