- В чём, мать вашу, дело? - Разгневанный голос шерифа разнёсся по площади. Не снимая руки с торчащей из кобуры рукояти, за которую инстинктивно схватился, услышав такой знакомый звук, он тут же отыскал глазами посмевшего ослушаться. Естественно, это оказалась всё та же рыжеволосая женщина, которая стояла сейчас, окутанная клубами порохового дыма, одна - люди вокруг неё расступились, спешно отходя в стороны. - Тихо, вы! Я хочу слышать объяснения!

- Так сказала же. Он невиновен. Я старалась забыть всё, как страшный сон... Но сейчас точно понимаю - вы хотите казнить невиновного! Отпустите его!

- Мать т... Лиз, ты сошла с  ума! У тебя нет доказательств!

- А у вас есть доказательства, что эти трое вообще виноваты? Почему не отправили в ближайший суд, а? Тебе не кажется, Нэд Смит, что я знаю обо всём этом намного больше тебя? И кого угодно здесь?

- Да, но почему... - Битый жизнью, побывавший не в одной переделке суровый мужчина явно смутился, ненадолго опустив глаза и скривившись, будто съел кислый лимон.

- Не веришь мне? Обвиняешь во лжи? Что ж... Тогда придётся вызвать тебя!

- Чёрт, да что ты...

- Отпустите! Иначе - стреляемся!

- Ладно, ладно, успокойся! Строптивая девчонка. Отпустите его!

Помощники шерифа развязали мужчину и даже помогли ему встать. Женщина, звеня шпорами, подошла, взяла его за руку и молча повела куда-то, в повисшей над площадью поражённой тишине.

Сокол парил высоко в небесах, опираясь широкими могучими крыльями на восходящие воздушные потоки, и внимательно изучал раскинувшуюся снизу, от горизонта до горизонта, Великую Равнину. Ничто не могло укрыться от него, способного различать мельчайшие детали с запредельных дистанций. Огромные объёмы данных, поступающие в мозг, обрабатывались за мельчайшие доли секунды, и из постоянно изменяющегося потока сенсорной информации вычленялось лишь самое важное, необходимое для выживания - в том числе то, что могло относиться к вероятной добыче.

В область интересов зоркого воздушного разведчика не попадали ни сверкающая на солнце нить железнодорожных путей, ни выпускающий клубы пара и чадящий чёрным дымом локомотив, медленно, но упорно тащивший за собой небольшой состав, ни полуголый темнокожий силуэт, распластавшийся на крыше одного из вагонов, ни затаившиеся в небольшой рощице люди, незадолго до этого разрушившие дорожное полотно и, видимо, задумавшие ограбление.

А снизу, тем временем, разворачивалась драма. Машинист, мужчина преклонных лет с окладистой седой бородкой и трубкой в углу рта, внезапно заметил препятствие и резко дёрнул за рычаг тормоза, заставляя поезд остановиться.

- Рельс нет! Засада! - Крикнул он в ответ на немой вопрос вскочившего с пола кочегара, который не удержался на ногах и кубарем полетел вперёд, чуть не угодив рукой в топку.

- Ах ты ж!.. - Волосы на голове щуплого, измазанного сажей мужичка буквально завшевелились, он мелко затрясся от страха.

- Сдаю назад!.. Дай угля!.. - Ни на секунду не прекращая орудовать рычагами управления, машинист попробовал заставить поезд двинуться назад.

Но сбежать им не дали. С обоих сторон путей уже появились всадники, скачущие во весь опор, и только-только начавшему набирать ход поезду уже было не оторваться. Раздались первые выстрелы... Машинист, чертыхнувшись, бросил попытки разогнать поезд и схватился за кольт. Стараясь не спешить, унять нервную дрожь и взволнованное дыхание, он стал методично выцеливать приближающиеся цели...

Но успел лишь несколько раз взвести курок, заставляя послушный барабан подставлять бойку, отходящему на расстояние удара, очередную камору, и нажать на спуск, высвобождая накопленную пружиной энергию и принуждая твёрдую сталь устремляться вперёд, сминая латунь гильзы, тем самым воспламеняя гремучую ртуть, а вслед за нею - и порох, который, силой расширяющихся газов, выталкивал из ствола пули, со свистом вспарывающие воздух и уносящиеся куда-то вдаль. В очередной раз повторить простую последовательность движений, заставляющую срабатывать этот одновременно сложный и простой механизм, машинисту не дал кусок свинца. Проломив кости черепа и перемешав их осколки с клетками мозга, он заставил навсегда застыть в последний раз удивлённо моргнувшие глаза.

Щуплый кочегар даже не пытался сопротивляться - он, как только началась заварушка, незаметно юркнул под колёса тендера, попытавшись затаиться там. Возможно, этот человек, не желавший умирать за чужие деньги - своих у него почти не имелось - и сумел бы спастись. Но один из бандитов, заметив его, наклонился прямо с седла и прострелил бедро беглеца. Скорчившись, раненый громко заверещал от боли, уже не думая ни о чём, кроме повреждённой ноги.

Одновременно, со стороны хвоста состава начала нарастать заполошная пальба, подкреплённая криками, женским визгом, и звуками бьющегося стекла. Рассерженно свистящие пули врезались в обшивку единственного пассажирского вагона, выбивая щепки и оставляя зияющие тёмные дыры. Судя по воплям, кого-то внутри уже задело. И, в отличие от трусливого кочегара, не все застигнутые врасплох пассажиры согласились расставаться со своими жизнями и кошельками просто так.

Из распахнувшейся двери прямо на землю выпрыгнул какой-то джентльмен в дорогом городском костюме, с револьверами в обоих руках; рядом, со звоном, рассыпалось осколками одно из окон, выпуская наружу хищное дуло винчестера; кто-то отстреливался и с другой стороны. Один раз в недрах вагона мелькнула копна рыжих, почти красных, волос, длинных и явно женских - но тут же скрылась в облаках порохового дыма. Несколько бандитов уже валялись на земле, подстреленные. Кто-то был всего лишь ранен, кто-то убит. Чьё-то тело, зацепившееся ногой за стремя, тащила за собой лошадь.

Но свинцовый град из более чем десятка стволов разил нещадно, на корню забивая хлипкие ростки сопротивления. Буквально изрешетив хлипкие дощатые стены, он постепенно заставил навсегда замолкнуть всех, находившихся внутри вагона. Замолк стрелок в окне, выронив из ослабевших рук винтовку, что вывалилась наружу и жалобно звякнула, оплакивая гибель хозяина. Пал джентльмен с револьверами - сначала схватился за раненое плечо, а потом и вовсе упал на колени, с простреленным животом. Будто этого было мало, винтовочная пуля ударила его в гурдь, выбив кровавые брызги и отбросив уже бездыханное тело назад.

Считанные минуты, и грабители уже нетерпеливо врывались внутрь вагона, туда, где ждала вожделенная добыча и, возможно, оставшиеся в живых. Несколько одиночных, контрольных выстрелов, и многочисленные довольные возгласы возвестили о том, что всё в порядке, добыча имеет место быть, и о нескольких павших товарищах никто не жалеет...

И пока основная масса бандитов занималась сбором трофеев и упаковкой добычи во вьюки, сводила по сходням лошадей из последнего вагона и издевалась над трупами, кто-то вытащил наружу двоих чудом выживших пассажиров, одной из которых оказалась та самая женщина с огненно-рыжими волосами, бледная и, видимо, серьёзно раненная. Их, грубо и не церемонясь, подволокли к стонущему и держащемуся за бедро кочегару и свалили рядком.

За главаря в банде был высокий человек, которого от остальных отличало шикарное сомбреро, длинный цветастый, хоть и изрядно запылённый, плащ, и повязка на глазу. Глухими шагами впечатывая сапоги в сухую землю, он направился к пленникам и встал перед ними. Следом подошли два стрелка, по-видимому, из особо приближённых. Жестокое лицо одноглазого, почти по самые глаза заросшее неопрятной бородой, скривилось:

- Ну и зачем такую девку портить было?

- Билл, она стреляла. Двоих ранила, одного убила... - Будто провинившийся школяр, поспешно и с виноватым видом затараторил высокий смуглый бандит, с виду весьма солидный и почтенного возраста мужчина. - Повезло ещё, что не шлёпнули её. Продырявили только. Отыграться можно!

- Вот значит как... Стреляла! Баба! Ещё и ранила!.. - Главарь присел на корточки рядом с тяжело дышащей и смотрящей на него с ненавистью женщиной. - Простите, простите, совсем забыл о манерах и вежливости, уж сколько лет с этими дикарями... Уважаемая, надеюсь, вы понимаете, что немного провинились перед нами? И теперь придётся отрабатывать, хе-хе, по полной? Ну, что же вы не отвечаете? Говорить не можете? Это ничего, будем считать, молчание - знак согласия. Знаете, то, что мои замечательные ребята так живописно продырявили вашу прелестную ножку, мне, пожалуй, даже начинает нравиться. Рана, конечно, серьёзная, но не смертельная. Не возражаете, если начнём прямо сейчас?..