Следующим заглянул опер, который посетил налоговое управление. Короткая стрижка, худощавое лицо, натруженные, сухие руки боксера сразу выдавали в нем профессии телохранителя, опера, бандита — что-то в этом роде.

— Что скажешь, Олег? — Пафнутьев показал на стул у приставного столика.

— Все в порядке, Павел Николаевич. В налоговом управлении о фирме «Фокус» самого лучшего впечатления. Налоги платят своевременно, без задержек и опозданий.

— Так не бывает.

— Конечно, — усмехнулся опер, показав ряд железных зубов — видимо, не во всех схватках он одерживал победы, ему тоже случалось пропускать удары. — Они охотно платят и дорожные поборы, и за милицейское обслуживание, и в пенсионный фонд вносят все, что положено...

— Так не бывает, — повторил Пафнутьев еще более твердо.

— Бывает, — поправил опер, — но только у очень уж крутых мошенников.

— Ты их расколол?

— Немножко, — улыбнулся опер.

— Как?

— Приемчик довольно простой... Я вошел к начальнику налогового управления с небольшой сумкой. А в ней магнитофон. Самый обычный, на стандартных кассетах работает. Сумка, естественно, закрыта на замочек, а магнитофон, естественно, включен. Наш разговор продолжался пятнадцать минут, а кассета работает все сорок пять.

— Неплохо, — одобрил Пафнутьев.

— Когда он ответил на все мои невинные вопросы, я раскланялся и вышел; А вернулся через десять минут. Извинился за оставленную сумку... Ну, и так далее.

— Он удивился?

— Он сделался белым, как... Как дерьмо.

— Белое дерьмо? — удивился Пафнутьев.

— Чего не бывает, Павел Николаевич... А сумку я положил на стул у самого стола. Он ее даже не увидел. Простак.

— Дурак, — поправил Пафнутьев.

— И не без этого, — согласился опер. — Запись получилась отличная. Причем, я вставил в разговор сегодняшнее число, собственное имя, название его должности...

— И он не врубился? — Как вы правильно заметили, Павел Николаевич, он немного дурак. Сразу, едва я вышел, он позвонил некоему Борису Эдуардовичу и доложил, что его фирмой интересуется прокуратура. Тот, конечно, поблагодарил.

— Откуда ты знаешь, куда он звонил?

— Из слов того же начальника. Сначала он нарвался на секретаршу.

Спрашивает, это «Фокус»? Попросил к телефону Бориса Эдуардовича... И опять понес дурь... Не за что, говорит, дорогой Борис Эдуардович. Все равно, говорит, я ваш должник, дорогой Борис Эдуардович... Ну, и так далее.

— Кто такой этот Борис Эдуардович?

— Не знаю, не успел. Но мой аппаратик записал набор номера, треск телефонного диска... Отдайте экспертам, они вам через пять минут скажут, по какому номеру был сделан звонок. Вот телефон этого налогового проходимца, Фильчиков его фамилия. Фильчиков Александр Яковлевич.

— Он знает, что ты записал его разговор?

— Вряд ли, может только догадываться. Я ему ни на что не намекал.

Извинился, улыбнулся, поклонился на прощание... Ну, и так далее.

— Чем занимается «Фокус», на чем деньги делает?

— В его уставе упомянуты все виды человеческой деятельности, от разведения крокодилов до издания книг. По городу разбросана сеть киосков. Торгуют жвачкой, шоколадными яйцами, презервативами, газовыми баллончиками, женскими титьками, мужскими делами... Ну, и так далее. Но самое главное — ремонт квартир.

— Это уже кое-что, это уже всерьез. Как ты думаешь?

— Согласен, Павел Николаевич.

— Пленка, — напомнил Пафнутьев. Опер молча вынул из внутреннего кармана кассету в прозрачной коробочке и положил на стол.

— Здесь и ваш разговор, и его звонок?

— Да.

— Копию снял?

— Конечно, — улыбнулся опер, опять сверкнув металлическими зубами.

— Береги ее. И себя береги!

— Стараюсь.

— Пройдись по киоскам... Поговори о том, о сем... Только осторожно.

Смотри, не подставься.

— Намечается что-то крутое?

— Боюсь, что да.

— Это хорошо.

— Да? — удивился Пафнутьев.

— Руки чешутся, Павел Николаевич.

— Это хорошо, — на этот раз те же слова произнес Пафнутьев. — Предложи киоскерам товар, поговори о ценах, о поставщиках, взаимоотношениях с начальством...

— 3наю я эту систему, — сказал опер, поднимаясь.

— Звони мне сразу, как только что-то засветится. Сразу, понял? В ту же минуту.

— Усек.

Пафнутьев уже был хорошо наслышан о новом промысле — состоятельные люди, побывав за рубежами, насмотревшись заморских чудес, повально принялись ремонтировать свои квартиры, переделывать их на западный манер. Меняли двери, устанавливая вместо картонных дубовые, линолеум заменяли паркетом, ванные и туалеты покрывали испанским, итальянским кафелем, хрустальные люстры заливали комнаты радужным переливающимся светом, глубокие кожаные диваны звали к себе в объятия.

Но деньги, деньги на это требовались несопоставимые ни с годовыми зарплатами, ни с годовыми пенсиями и пособиями. Внешне, вроде, немногое менялось в городе, но за старыми стенами шла непрерывная работа, невидимая, а то и попросту криминальная. Европейская отделка требовала куда больших площадей, нежели стандартные квартиры, и денежные мужики, не стесняясь, предлагали соседям выбираться, сулили им другие квартиры, деньги, дачи, машины.

Все это Пафнутьев прекрасно знал и, едва только опер обмолвился о ремонте квартир, которым занимается «Фокус», все в нем напряглось, он сразу почувствовал, как по уголовному делу пробежала искра, объединившая в одно целое разрозненные подробности, подозрения, улики, обстоятельства...

Перед самым обедом пришел Андрей и молча положил перед Пафнутьевым портрет красавицы, найденный в квартире Чувьюрова.

— Ну как? Удалось познакомиться? — спросил Пафнутьев, ожидая разговора легкого и необязательного.

Андрей так же молча перевернул снимок вверх оборотной стороной и показал Пафнутьеву фиолетовый штамп фотоателье.

— Вот эта контора получила заказ от «Фокуса» на снимок. И оплатила заказ.

Все снимки и негативы изъяты. В ателье говорить на эту тему опасаются.

Пафнутьев выслушал, всмотрелся в лицо женщины, взяв снимок и отведя на вытянутую руку, всмотрелся пристальнее и дольше.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил он у Андрея.

— В фотоателье работает девица, не столь, конечно, хороша, как эта, но она положила на меня глаз и, наверное, захочет еще что-нибудь рассказать.

— Так, — проговорил Пафнутьев.

— Надо старика раскручивать.

— Думаешь, пора? — с сомнением спросил Пафнутьев. — А знаешь, кому принадлежала рука из холодильника? Ветерану войны... Не то моряку, не то десантнику. Так примерно. И было ему за семьдесят. Как рука могла оказаться у старика в холодильнике?

— Скорее всего, он сам ее туда положил. Потому и молчит. Раскалывать его надо.

— Значит так, Андрюша, — Пафнутьев помолчал, посмотрел в окно, вслушиваясь в весенний звон капель. — Добивай фотоателье, любезничай с девицей, которая положила на тебя глаз, ты тоже можешь на нее глаз положить, но выпытай все, что удастся. Чую, что «Фокус» — фирма еще та...

Поздно вечером, когда Андрей уже засыпал, неожиданно раздался резкий телефонный звонок. В темноте он с трудом нашел трубку, поднес ее к уху вначале не той стороной, потом повернул и, наконец, услышал возбужденный девичий голос.

— Ты что, уже спишь? — в вопросе была и насмешка, и робость, Андрей это почувствовал.

— Да как сказать... — Все понятно. Дрых!

— Виноват.

— Узнаешь?

— С трудом, — попытался выкрутиться Андрей — он никак не мог сообразить, с кем говорит.

— Ты! Не узнаешь? Меня?! — голос сорвался на крик, но теперь в нем была и радость. — Меня невозможно не узнать! Ты сам сказал, что балдеешь от одних только звуков моего голоса! — Я сказал, что балдею от имени, — Андрей понял, наконец, кто звонит — это была Валя из фото ателье. — Вообще-то да... Ты прав. Но ничего, еще и от голоса обалдеешь.

— Да я уже, — улыбнулся он в темноту.

— Почему не заходишь?