– Если что и новое, это только Энтерпрайз-Би.
Это остановило Кирка. Теперь Маккой явно старался подавить свой гнев.
– Он почти закончен. Поднят в космический док. Будет спущен со стапелей в этом году. И уже назначен капитан – капитан Гарриман, а не Джеймс Т. Кирк.
Кирк сердито отмахнулся от диагноза. Это было слишком просто. Он почувствовал, что в нем постепенно поднимается раздражение на Маккоя.
– Ты меня не слушаешь. Дело не в «Энтерпрайзе». Дело во мне. В моих чувствах. В моих желаниях.
Он повернулся к Споку.
– Спок, ты знаешь это, верно? Мы говорили о страсти. Ты сказал, что это то, что мне нужно. И Тейлани заставила меня почувствовать это снова.
– Я не сомневаюсь в этом, капитан. Но эта страсть плохо влияет на вашу способность рассуждать здраво.
Кирк был поражен такой оценкой.
– Разве на мой рассудок что-то влияет?
– Вы перестали обдумывать, какой у нее может быть интерес в этом деле?
– Какое дело, Спок?
Маккой встал на сторону Спока.
– То дело, в котором она использует тебя, Джим.
Кирк развел руками.
– Так пусть использует. Боже мой, Боунз! Ты знаешь, что значит – быть снова нужным кому-то? Ты получил свою медицину. Спок стал дипломатом. А кем стал я? Что я делал, пока Тейлани не пришла ко мне и не сказала, что ее мир нуждается во мне?
Маккой искоса бросил быстрый взгляд на Спока.
– Да, думаю, это было пооригинальнее, чем «заходи почаще, морячок».
Кирк не знал, сколько еще захочет выслушивать все это.
– Боунз, Спок сам утверждал все то, что Тейлани говорила мне. Клингоно-ромуланская колония провалилась. На нее больше никто не претендует. Они провозгласили независимость.
– Так она читала те же главы альманаха Звездного Флота, что и Спок, – сказал Маккой рассеяно. – Ха. Никто даже толком не знает, где находится этот Чал.
Спок сложил кончики пальцев с задумчивым видом.
– Если быть честным, капитан, решительность ваших намерений не кажется мне соответствующей видимой угрозе Чалу. Поэтому я подозреваю, что вы рассказали нам не все, что Тейлани открыла вам о своем мире и его проблемах.
Кирк состроил свое лучшее лицо игрока в покер, хотя он знал, что это давно перестало срабатывать со Споком и Маккоем.
– Я рассказал вам все, что можно. Некоторые вещи, грустные вещи, она рассказала мне частным образом. Нет нужды повторять их.
Он все еще находил, что ему трудно поверить в поразительные медицинские особенности мира Тейлани, о которых она заявила. Но если он посмеет рассказать кому-то, даже своим друзьям, что Тейлани рассказала ему о… вечной молодости, они отправят его в психушку. Галактика полна ложными источниками юности. Не говоря уже о мошенниках, которые наживаются на тех безрассудных, которые в них поверили. Он не собирался показаться своим друзьям более глупым, чем он уже определенно выглядел.
– Частным образом, – гневно сказал Маккой на середине глотка, – cлишком мягко сказано!
– Боунз, не надо.
Маккой со стуком поставил свой стакан, как будто потерял вкус к любимому напитку.
– А если не я, то кто? Посмотри в лицо фактам, Джим, и ты увидишь, как кто-то пытается сбежать от действительности на 9-й скорости. Мы все знаем, что тебе нужно что-то делать. Но сбегать, простите за выражение, переспав с этим ребенком…
Кирк уставился на Маккоя словно на прокурора-обвинителя и заорал на него, не меньше своего друга удивившись такой своей реакции:
– Она совершеннолетняя, Боунз! Она знает, что делает. Ее планета не имеет ни оборонительной системы, ни военной истории. Они нуждаются во мне… в моем опыте… создать полицейские войска, показать им, как защитить себя, спасти их мир и их будущее!
– И ты думаешь, нет тысяч консультационных фирм в сотнях миров, которые лучше подготовлены для этого, чем ты? Тебе не приходило в голову, что Федерация могла бы ухватиться за этот шанс – устроить совместную миротворческую операцию вместе с клингонами и ромуланцами для улучшения отношений с ними?
– Есть и другие соображения, – настаивал Кирк.
– Уверен, что так. Ее соображения! – Маккой растопырил пальцы, и стал их загибать. – Твоя репутация. Твой престиж. Твой мгновенный доступ на любой вообразимый уровень правительственных и экономических кругов Федерации и почти в любом другом месте, какое ты мог бы вспомнить при желании.
Глаза Маккоя широко раскрылись от возмущения:
– Как долго, по-твоему, это будет продолжаться, прежде чем твоя маленькая подружка однажды ночью свернется клубочком в твоей постели и спросит, а не мог бы ты организовать совсем небольшую встречу между ней и какими-нибудь планетарными властями? Или предпринимателем, с которым она не смогла бы встретиться, веди она переговоры еще лет десять?
– А что в этом плохого? – требовательно спросил Кирк.
Маккой с сожалением покачал головой.
– Ты втрое старше ее.
– Это она заставила меня почувствовать, – Кирк глубоко вздохнул. Он не хотел, чтобы что-то из такого случилось. – Боунз, даже если все, что ты говоришь, правда, что в этом плохого?
Кирк протянул руку к своему другу, раздражение обернулось мольбой о понимании.
– Тейлани и я, мы оба взрослые люди. Мы идем к этому с широко открытыми глазами. Если я могу сделать пять шагов с ней, и упаду мертвым на шестом, по крайней мере эти пять шагов я пройду.
Кирк повернулся с Споку. Его вулканский друг ничем не выдавал, о чем думает.
– Спок, ты понимаешь, о чем я говорю.
– Я понимаю, – ответил Спок.
Наконец Кирк почувствовал надежду. Возможно, был способ избежать этого эмоционального взрыва.
– Тогда помоги мне. Помоги Боунзу понять, что я не ошибаюсь.
Но Спок покачал головой.
– Я не могу. В данный момент я нахожусь в уникальной позиции согласия со всем, что сказал Маккой.
Эти простые слова, сказанные так хладнокровно, потрясли Кирка больше, чем если бы Маккой поднялся и напрямую ударил его.
– Спок… нет.
– Если вы прислушаетесь к нам, капитан, то я должен сказать, что ваши действия, связанные с этой женщиной, нехарактерны, несоответствующи и губительны для вашей репутации и достижений.
Кирк пристально посмотрел на Спока. Оскорбленно. По своим вулканским понятиям, Спок только что накричал на него.
– Бросить Звездный Флот и карьеру для того, чтобы стать чуть больше чем просто наемником, определенно получающим плату в виде сексуальной благосклонности молодой женщины, о которой вы почти ничего не знаете, не является актом страсти.
– И что же это тогда? – горячо потребовал Кирк.
– Безрассудство. А безрассудство – эмоция, с которой я хорошо знаком.
Молчание в комнате было ощутимо, сквозь него можно было прорубаться как сквозь чащобу.
– Спок, – тихо сказал Кирк, – ты однажды спросил меня: «Что, если мы станем так стары, что переживем свою пригодность»…
– Времена изменились, капитан. Как и наши возможности. Наши задачи и наши цели должны измениться вместе с ними. Отказаться признать неизбежное – значит, сделать первый шаг к устареванию и вымиранию.
Внезапно Кирк ощутил пустоту. Не было необходимости контролировать свои эмоции. Он больше не чувствовал никаких эмоций.
– А что, если я не хочу меняться?
Его голос звучал слабо. Словно шел издалека.
– Это было бы… неудачно.
– Неудачно… – повторил Кирк.
Три десятилетия дружбы растворились в одном сказанном слове. В одном только решении. Кирк посмотрел в лицо Споку, затем Маккою, и это было словно смотреть в лицо незнакомцам. Неужели они знали его так хорошо?
Неужели он так плохо понимал их?
Спустя почти 30 лет, Кирк не мог поверить, что ему больше нечего сказать ни Споку, ни Маккою.
– Поздно, – сказал Кирк.
Он пристально смотрел на них обоих, стараясь запечатлеть их в своей памяти. Он думал, что никогда не увидит их снова.
– Я должен… заняться кое-какими недоконченными делами.
Спок и Маккой позволили ему идти. В молчании. Как если бы им больше нечего было сказать ему. Времена изменились. Кирк продолжил свое путешествие.