По телу пробежал озноб, напомнив ей об ожидающей ванне. Грейс сняла ожерелье и положила его на каминную полку вместе с половинкой монеты и визиткой Фарра. Когда она вернется на Землю (если вернется - уточнил внутренний голос), то обязательно свяжется с Ищущими по указанному на карточке номеру. Сейчас, однако, у нее имелись другие заботы, главной из которых было выживание.

Путаясь в застежках окоченевшими пальцами, она со всей возможной поспешностью сбросила мокрую одежду прямо на пол перед камином. Затем, даже не попробовав воду, забралась в бадью.

Вода оказалась обжигающе горячей, заставив Грейс в первый момент вскрикнуть от неожиданности. По всему ее телу прокатилась волна крупной дрожи, а в кожу болезненно впились тысячи микроскопических иголок. Но она усилием воли заставила себя остаться погруженной. Вскоре дрожь пошла на убыль, а боль сменилась легким, приятным покалыванием. Когда же тепло окончательно проникло внутрь организма и растопило последние ледяные барьеры, озноб полностью прекратился. Грейс еще глубже погрузилась в бадью и прикрыла глаза, с наслаждением ощущая, как расслабляются и возвращаются к жизни скованные холодом члены.

Проблаженствовав так несколько минут, она решила, что пора помыться как следует, и потянулась за мылом. Коричневый ком оказался мягким и скользким на ощупь. От него заметно попахивало прогорклым жиром, но пенился он отменно - как самый настоящий шампунь. Одновременно Грейс высыпала в воду пригоршню содержимого фарфоровой миски. Сухие травы и лепестки, разбухнув в горячей воде, наполнили атмосферу нежными ароматами цветущего сада, заглушившими неприятный запах мыла, что, очевидно, и было их основным назначением.

Смыв с кожи мыльную пену, она вновь смежила веки и пролежала в бадье до тех пор, пока вода не начала остывать. Только тогда она с сожалением выбралась из нее и, встав перед камином, принялась энергично растираться полотенцем. Вытершись и обсохнув у огня, Грейс бросила взгляд на свои тряпки. От них поднимался легкий парок, но блузка и слаксы оставались все еще слишком влажными, чтобы их можно было вновь надеть. Но не оставаться же ей голой, в конце концов!

Обведя глазами комнату, она остановила взор на высоком шкафу в углу помещения. Подошла к нему и отворила створки. Содержимое шкафа подтвердило ее первоначальную догадку: внутри была одежда. Несколько платьев различных расцветок, но из одинаковой плотной шерстяной ткани. На верхней полке стопкой лежало нижнее белье, изготовленное из мягкой белой материи. Все предметы вполне подходили Грейс по размеру. Нетрудно было догадаться, что содержимое гардероба доставили в предназначенные ей апартаменты заранее вместе с наполненной горячей водой бадьей. Единственным, что смущало Грейс, был странный покрой и необычный вид всех этих аксессуаров. Она никогда не гналась за модой и носила блузку со слаксами больше из практических соображений, но эти вещи как-то уж слишком контрастировали с привычным для нее стилем. Однако в жизни бывают обстоятельства, когда мода отступает перед целесообразностью.

С бельем Грейс разобралась без особых трудностей. Она натянула мягкие длинные рейтузы, чем-то похожие на утепленные колготки, и надела сорочку из того же материала. Потянулась за платьем, но вдруг почувствовала нахлынувшую на нее волну необоримой усталости. Взгляд ее упал на монументальное ложе, и из головы тут же вылетело все, кроме мысли о сне. Она влезла на приставленную к подножию кровати табуретку, вскарабкалась на постель и утонула в объятиях податливых пуховых перин.

Какое-то время она не думала и не вспоминала ни о чем: ни о человеке с железным сердцем, ни об Адриане Фарре, ни о брате Сае, ни об этом новом мире, отделенном от ее Земли неведомыми безднами пространства и времени, ни даже о больнице и бесконечном потоке раненых и увечных, струящемся сквозь двери приемного отделения экстренной помощи.

Последним сознательным усилием Грейс заползла под толстое тяжелое одеяло, вытянулась, закрыла глаза и провалилась в глубокий, безмятежный сон, в котором не осталось места ни для чего, кроме покоя.

29

Когда Трэвис и Фолкен приблизились к стенам древней цитадели, солнце уже скрылось за грядой окружающих долину гор, а пламеневшие медью воды озера потускнели и приобрели неприветливый свинцовый оттенок.

- Пора узнать, дома ли хозяева, - небрежно заметил бард, остановившись перед воротами. Правая рука его как бы невзначай коснулась висящего у бедра кинжала. Этот жест, никак не вязавшийся с насмешливым тоном Фолкена, без всякого магического переводчика поведал Трэвису об угрожающей им опасности. Судорожно сглотнув, он тоже нащупал рукоять своего малакорского стилета. Его спутник, сжав кисть левой руки в кулак, трижды ударил в толстую деревянную дверь, поверхность которой испещряли многочисленные колотые и рубленые шрамы.

Внутри лязгнул засов, и дверь со скрежетом приотворилась - ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было разглядеть чей-то выпученный, налитый кровью глаз. Воспаленное око привратника повернулось направо, потом налево и наконец остановилось на двух путниках у ворот.

- Кого там еще несет? - проскрипел раздраженный голос.

- Двое путешественников обращаются с просьбой о приюте и ночлеге, официальным тоном ответил Фолкен.

- Вам бы лучше подыскать другое место, пока не стемнело, - проворчал привратник. - К нам и так набилось столько бродяг, что и одного-то приткнуть больше некуда, не говоря уже о двоих. Проваливайте!

Дверь начала закрываться, но бард успел воткнуть в щель носок своего сапога.

- Позволь заметить, приятель, что другого приюта для ночлега поблизости нет и никогда не было, - сказал он. - Пусть мы и рядом с границей, но все же в пределах территории Семи доминионов, где действуют старинные законы гостеприимства. А если у тебя плохо с памятью, могу освежить.

Страж ворот разразился хриплым смехом.

- С моей памятью все в порядке, - прокашлял он, - боюсь только, наш добрый король Кел не больно уважает законы - разве что те, которые сам устанавливает. Трудно найти господина более гостеприимного в отношении тех, кто ему по душе, и более строгого к тем, кому он не благоволит. - Глаз привратника сузился до размеров маленькой щелки. - А кем явился сюда ты, Фолкен Черная Рука? Другом или врагом?