Две пятых всех социальных расходов правительства идут на стариков.

Самый большой расход правительства, он же – самый существенный доход пенсионера – программа «Medicare». Это расходы на лечение. Для американца любого допенсионного возраста оплата врачей, анализов, различных исследований, не говоря уж о хирургических операциях, – тяжелое финансовое бремя. Но по программе «Medicare» пациенты старше 65 получают большинство медицинских услуг практически бесплатно. Они не должны платить за три первых месяца пребывания в больнице (точнее – за 100 дней). Им почти ничего не стоит сама хирургическая операция и последующий амбулаторный надзор.

Есть еще несколько программ помощи пожилым. Если семья пенсионера имеет доход менее 130 процентов от уровня бедности, ей выдаются продовольственные талоны – оплата покупок до 100 долларов в продуктовых магазинах. Программа «Здоровая пища для пожилых» организует передвижные кухни на колесах. Фургоны развозят ежедневно по стране около миллиона порций готовых блюд, каждое из которых содержит строго диетическую пищу, рекомендованную врачами. Порцию такой еды с фургона может получить каждый человек старше 65 и его супруга любого возраста. О серьезности этой программы можно судить по тому, что она осуществляется под контролем Министерства здравоохранения США, а продуктами ее обеспечивает Министерство сельского хозяйства.

Это что касается государственной помощи. Однако большинство пенсионеров ею не ограничиваются. Около половины получают, кроме того, пенсию от частных страховых фондов. В эти фонды работающий человек отчисляет какую-то часть своего заработка в течение всей трудовой жизни. К концу ее накапливаются солидные проценты. Любой пенсионный фонд в США строго контролируется и является надежным вложением денег.

Служащие государственных предприятий получают также пенсию от своего учреждения, она составляет довольно внушительную сумму. Но самые богатые пенсионеры – бывшие сотрудники крупных корпораций. Даже работник, занимавший самую рядовую должность в «Кока-Коле» или «Боинге», может получать в месяц до 10 тысяч долларов. Эти же и многие другие компании ежегодно оплачивают своим пенсионерам проезд (самолетом, поездом, теплоходом) к месту отдыха.

В банках у американских стариков, как и у людей других возрастов, обычно лежит не так уж много денег: большую их часть они любят вкладывать в акции частных предприятий, с которых получают солидный процент.

Все это вместе и делает пенсионеров вполне состоятельными людьми.

Ну а откуда берутся те нищие, старики-попрошайки, которых я встречала на улицах больших городов, особенно курортных? Откуда «леди с сумками» – бездомные старухи, хранящие в больших сумках все свое имущество? Почему у фургонов с бесплатными обедами выстраиваются огромные очереди?

Фургоны приезжают обычно в районы с бедным, чаще негритянским населением. Уровень благосостояния чернокожих американцев существенно отличается от их белых сограждан. За гранью бедности живет почти треть (29,4 %) негров и только 8,5 % белых старше 65 лет. Нищета, как известно, порождает нищету. Существенно более низкий уровень образования и соответственно ему малоквалифицированный труд, привычка у части бедных людей жить на социальные пособия, неумение и нежелание части молодежи заботиться о своем пенсионном будущем – вот лишь некоторые причины этих материальных различий.

Впрочем, 8,5 % неимущих среди белых стариков – это ведь тоже десятки тысяч. Как они становятся (или остаются) бедняками на старости лет? Среди них есть алкоголики или наркоманы. Или просто неудачники, не сумевшие выстоять в жестокой конкуренции, отбросившей их на обочину жизни. А среди бомжей очень много психически нездоровых людей, выпущенных из психиатрических клиник ввиду их социальной неопасности. Среди бедняков множество пожилых женщин: они никогда не работали или трудились внештатно. Их материальный уровень резко падает со смертью супругов. Ну и, конечно, огромное число нелегальных иммигрантов, у которых вообще нет никаких прав ни на какие пособия.

Так что финансовое благополучие американских пенсионеров – это скорее четко выраженная тенденция, а не повсеместная общая ситуация.

Моя аспирантка Мэри Пирсон собирается в воскресенье навестить свою бабушку в nursing home. Это дом для престарелых. Но из названия тактично убраны слова, которые могли бы намекнуть на преклонный возраст пациентов. Я прошу Мэри взять меня с собой.

По дороге она рассказывает, что бабушке 87 лет. До недавнего времени она была еще бодра и подвижна, но месяц назад ее парализовало (инсульт), отнялись правая рука и нога.

Пройдя через парк, мы подходим к полукруглому зданию светлого кирпича. В середине – стеклянные двери, при нашем приближении они автоматически открываются.

В центре дома – просторный холл. Из него отходят в стороны коридоры с комнатами-палатами. У каждого – свой цвет стен, и в тон ему – цвет ковров на полу: это для того, чтобы пациенту было легче ориентироваться, если он заблудится. Впрочем, иным старичкам и это уже не поможет: склероз. Куда пошел, как вернуться – ничего не помнит. Но это не беда. На мониторе просматривается весь дом. И если на экране появляется заблудившийся пациент, туда сразу же устремляются медсестры.

Мое внимание привлекают настенные украшения. Я вошла сюда с чувствами, как мне казалось, наиболее подобающими: сострадания, жалости, грусти. Но вот я взглянула на первую же картину в рамке на стене и… рассмеялась.

Это был рисунок-шутка на тему как раз о том, как два склеротика не могут найти дорогу к своим палатам. Такие смешные рисунки, карикатуры, пародии перемежаются с очень красивыми картинами. Все как бы призвано отвлечь старого больного человека от его недугов.

По дороге к нам присоединяется Пэм Кукли, социальный работник дома. Она рада рассказать мне, новому человеку, о своей работе.

– Самый тяжелый период – первый месяц. Надо помочь старому человеку адаптироваться на новом месте. И я помогаю им держать связь с родными, прошу показать мне их фотографии. Спрашиваю, что бы они хотели здесь видеть из того, что напоминает дом. Мы едем вместе, привозим сюда любимые подушки, или старые часы, или коврики, или даже куклы их детей, которые теперь уже сами дедушки и бабушки. Я также помогаю им знакомиться друг с другом, стараюсь найти людей, близких по интересам. Знаете, не так-то легко обрести друзей в старости. Я объединяю их в небольшие кружки: вот это любители покера, а это игроки в лото, а тут меломаны. Кто хочет, может сотворить что-нибудь руками. Пэм ведет меня в мастерские, где старики «сотворяют» поделки из глины, дерева, ткани и потом дарят их своим гостям.

Наконец мы подходим к палате бабушки Мэри. Душ, ванна с туалетом, посредине стол, телевизор, два кресла, две кровати. На одной лежит старушка, но это не наша бабушка. Куда же она могла подеваться? «Она в парикмахерской», – говорит соседка так буднично, словно это само собой разумеется, что старая женщина с парализованными конечностями могла выскочить сделать прическу. Мы с Мэри идем в указанном направлении. Но навстречу нам уже выезжает коляска с хорошо ухоженной пожилой леди. На ней лиловое с белым шарфом платье, бусы, наманикюренные ногти, подведенные ресницы. И свежая, только что из-под фена, завивка.

– Бабушка! – Мэри радостно кидается к коляске. Старушка кокетливо спрашивает нас, идет ли ей эта прическа и к лицу ли ей лиловое. Коляску сопровождает приветливая негритянка в розовом халате и белых брюках – certifcate nursing assistant, то есть дипломированная няня. В ее функции входит помогать пациенту в том, в чем он испытывает трудности, – в еде, в передвижении, в стрижке ногтей. И конечно, в купании: каждый день душ и два раза в неделю – ванна.

Кроме няни за пациентами ухаживают license practical nurse, то есть медицинская сестра, и registered nurse, то есть помощница врача. Ну и, наконец, сам врач. Вернее – 39 докторов разных специальностей.