– Мы не могли больше использовать церковь под школу, – объяснила Кэт новая настоятельница Хильда Вальзен. – Дети мерзли, а порой вообще не могли добраться до школы. Церковь очень неудачно расположена.

– Так мне и сказал епископ, – ответила Кэт и предложила свои услуги сестрам ордена Св. Гертруды.

– Это похвальное намерение с вашей стороны, моя дорогая, но не думайте, что я забыла, какой непослушной ученицей вы были, – заметила преподобная мать Хильда. – Мне всякие шалости здесь ни к чему.

Кэт улыбнулась. Хильда Вальзен всегда была самой строгой из сестер в отношении дисциплины. Обняв сестру Анастасию, которая преподавала в младших классах, и сестру Полину, учительницу музыки, Кэт попрощалась и снова вышла на яркое солнце, чтобы направиться в больницу Св. Иосифа, находившуюся, по словам сестер, вверх по холму.

Кэт слегка запыхалась, шагая по глубокому снегу к небольшому деревянному зданию с одной палатой и кабинетом, к которому примыкали прачечная и комната сестер.

– Что вы умеете делать, дитя мое? – спросила сестра Аделаида, когда Кэт и здесь предложила свои услуги. – Вы смогли бы помогать при ампутациях или в уходе за бедными горняками, которых кашель забивает до смерти?

Кэт побледнела, и сестра Аделаида торопливо проговорила:

– Ах, бедное дитя, я слышала о болезни вашего брата. Мы будем молиться за него, и вам лучше бы посвятить все свое время Шону. Пресвятой Деве известно, какая ленивая женщина его жена.

Кэт не могла не согласиться с этим. Прежде чем уйти из дому, ей пришлось разбудить Ингрид, чтобы та присмотрела за детьми.

– Я могла бы время от времени помогать сестре Анджеле готовить. – Кэт так хотелось чем-нибудь помочь сестрам, отважно выполняющим свой долг, что она осмелилась внести столь рискованное предложение.

Сестра Анджела разразилась смехом и сказала:

– Мы здесь для того, чтобы спасать людей, а не отправлять их на тот свет.

– Ну, я готовлю не так уж плохо, – запротестовала Кэт, вспомнив, что Мики оправдывал свое регулярное отсутствие тем, что предпочитал обедать в салуне, лишь бы не подвергаться риску получить расстройство желудка от стряпни жены. Но Кэт знала: Мики любил выпить за обедом, а дома не появлялся потому, что она никогда не ставила на стол спиртного.

– Однако, Кэтлин, – продолжала сестра Анджела, – ваши кулинарные неудачи слишком хорошо известны в монастыре Св. Схоластики. Говорят, вы заполнили монастырский лазарет больными, которые отведали ваш… что именно, сестра Аделаида? Вы ведь были там?

– В самом деле, – согласилась та, – никогда в жизни я не чувствовала себя так плохо. Причиной тому стал… гмм… пудинг.

– Наверное, яйца попались испорченные, – попыталась оправдаться Кэт.

– Вообще-то женщины проверяют яйца перед тем, как делать пудинг. Конечно, вы тогда только учились. И все же, Кэтлин, мы не хотели бы иметь неприятности из-за вашего дежурства на кухне. Если вы готовы помочь в прачечной, то все сестры собираются стирать больничные простыни по понедельникам в два часа ночи.

– В два часа ночи? – воскликнула Кэт.

– Можете присоединиться к нам в любой понедельник.

Кэт кивнула и спросила, как добраться до церкви. Ей объяснили, что нужно идти вверх по холму вдоль Вашингтон-авеню. Пробираясь по глубокому нетронутому снегу, Кэт думала о своей невестке Ингрид, которая приводила в полное замешательство немыслимой способностью спать целыми днями, забросив все дела. Не рассчитывал же Шон, что Кэт будет заниматься готовкой и уборкой вместо его жены, пока та сладко дремлет. Интересно, кто присматривал за Фибой, которой всего четыре года, и за Шоном-Майклом, пятилетним мальчуганом, в то время как Ингрид спала, а Шона не было дома? Кэт покачала головой и, рассеянно шагнув в сугроб, провалилась по пояс. Прямо перед собой на углу Хай-стрит она увидела неприметное небольшое строение, одиноко прилепившееся к склону холма, фоном которому служил горный пейзаж. Сжав зубы, Кэт выбралась из сугроба.

И что хорошего Шон нашел в Ингрид? Конечно, она настоящая красавица, у нее такие нежные черты лица и изумительные золотистые волосы. Кэт потуже затянула шарф под подбородком. Знать бы, что ожидает ее по пути, она захватила бы лопату для расчистки снега. Одно Шон явно ценил в Ингрид – это любовные утехи. Кэт спала в одной комнате с детьми и часто по ночам слышала брата и его жену. Сама Кэт была склонна признать, что ей нравится эта сторона семейной жизни. Однако, Мики постепенно терял свою мужскую силу – несомненно, из-за пьянства. А иногда он вообще приходил домой таким пьяным, что мог лишь рухнуть в постель и захрапеть.

Но Шон и Ингрид явно наслаждались выполнением супружеских обязанностей, хотя кашель, настигавший потом Шона, приводил в ужас Кэтлин, которая все слышала через стену. Оказавшись у дверей церкви, Кэт с опозданием сообразила, что, скорее всего, никого здесь не найдет. Если бы она обратила внимание на отсутствие следов на снегу, вместо того, чтобы думать об Ингрид, то избавила бы себя от такого неудобства, как промокшие насквозь ботинки и юбки.

И все-таки, раз уж она проделала такой путь, Кэт решила войти в церковь, чтобы оглядеться и помолиться за здоровье брата. Она открыла дверь и оказалась в помещении, где было так же холодно, как и снаружи. Здесь стояли грубо сколоченные скамейки и алтарь, накрытый ветхим муслином. «Главное прихожане, – напомнила Кэт сама себе, смягчая потрясение и разочарование от увиденного, – а не интерьер церкви». Она помолилась за Шона и вышла из жалкой церквушки. Пройдя часть пути, Кэт остановила прохожего и спросила, не знает ли тот, где находится дом католической миссии.

– Вы хотите сказать, где живут папские священники? – уточнил прохожий. Он был на снегоходах и стоял, опершись на шест, чтобы не потерять равновесие. – Вон там, но на вашем месте, мэм, я бы не ходил туда. Кто знает, на что они способны.

Выслушав это замечание, Кэт сделала вывод, что на людей ее веры здесь смотрят с подозрением. Она никогда прежде не позволяла себе расстраиваться по этому поводу, не собиралась и теперь. Кэт решительно направилась к дому священника, где и обнаружила представителей миссии в состоянии, близком к отчаянному. Оба они были больны, и старший, отец Рабанус, закутанный в одеяла, лежал на топчане и жаловался на трудности жизни в Брекенридже. Тот, что помоложе, отец Эузебиус, принял послание от епископа и промямлил что-то насчет того, чтобы угостить Кэт чаем. Попробовав безвкусный напиток, девушка высказала предположение, что им нужна домоправительница.

– Сомневаюсь, что от Брекенриджа до Денвера найдется хоть одна незамужняя женщина, – посетовал отец Эузебиус. – А если бы даже и нашлась, церковь вряд ли могла бы себе позволить оплачивать ее труды.

– А разве сестры…

– Они не могут пробиться к нам по глубокому снегу, – сказал отец Рабанус, дрожа под своими одеялами. – Из-за снега мы даже не можем пройти в церковь.

– Ерунда, – отозвалась Кэт. – Я пришла к вам прямо из церкви.

Оба священника изумленно уставились на нее.

– С тех пор как мы прибыли сюда в декабре, все так и завалено снегом. Как только мы сошли с поезда, то сразу же провалились в сугроб шутов на шесть, – мрачно поделился воспоминаниями отец Эузебиус.

– Радуйтесь, что вас не накрыло лавиной, – сказала Кэт. – Мне пришлось подниматься по горе до станции на перевале, а потом спускаться вниз на снегоходах. А ведь это решение всех ваших проблем. Вам нужно научиться пользоваться снегоходами, – с энтузиазмом посоветовала она, вспомнив о прохожем, который показал ей дорогу, а потом легко заскользил на снегоходах в сторону города.

– Нам? – с сомнением переспросил отец Эузебиус.

– Конечно. Так вы сможете добраться, куда захотите. В ближайшее время я собираюсь заказать себе пару снегоходов у Эли Флетчера, который считается лучшим мастером по эту сторону перевала в Скалистых горах. Могу дать вам его адрес.

– По-моему, он протестант, – высказал свое мнение отец Эузебиус.