Поиск
Он встал и вышел, отвратив глаза;
В них гнев блеснул, в прощании — гроза!
Ах, плохо знал он женщину: ее ль
Смирит угроза и удержит боль?
Он мало сердце знал твое, Гюльнар,
Где нынче — нежность, а чрез миг — пожар!
Обидны подозренья; ей самой
Неведомо, что в жалости такой
Зерно иное; мнилось ей: она,
Раба, рабу сочувствовать должна
Иль пленнику; неосторожно вновь
Она в паше разгорячила кровь;
Он, в бешенстве, был с нею груб, и вот
В ней буря дум — ключ женских бед — растет.
VI
Дней и ночей меж тем тянулась нить
Жуть, мрак, тоска… Сумел он победить
Уверенностью темную боязнь:
Ведь каждый час нес худшее, чем казнь;
Ведь каждый шаг мог шагом стражи быть,
Что явится его на казнь влачить;
Ведь каждый оклик, что порхнет над ним,
Мог быть последним голосом людским!
Смирил он ужас, но надменный дух
Все жить хотел, был к зову гроба глух.
Он был истерзан, слаб — и все же снес
Борение, что битв страшней и гроз.
В кипенье боя, в яростных волнах
Едва ли с мыслью будет сплавлен страх;
Но быть в цепях, сознав ужасный рок,
Коснеть в когтях изменчивых тревог,
Глядеть в себя, ошибок числить рой
Непоправимых, гнуться пред судьбой,
О невозвратном сожалеть, дрожать
Пред неизбежным и часы считать,
И знать, что друга нет, кто б людям мог
Сказать, что твердо встретил он свой рок
И рядом враг, бесстыдный клеветник,
Рад грязью бросить в твой последний миг;
А пытка — ждет; пусть духу не страшна,
Но тело может одолеть она;
А лишь простонешь, вскрикнешь лишь едва
На мужество утрачены права.
Здесь — гроб, а рай — не для твоей души:
Владеют им святые торгаши;
Земной же рай, не лживый рай небес,
Навек — в разлуке с милою! — исчез.
Вот чем терзался в эти дни пират,
И мысли те страшней, чем самый ад.
Боролся он — и так или не так,
Но выдержал, а это не пустяк!
VII
День первый минул, а Гюльнар все нет;
Еще два дня — все то же. Вновь рассвет.
Но, видно, чар немало у Гюльнар,
А то бы дня не встретил вновь корсар.
Четвертый день ушел за небосклон,
И ночь примчала за собой циклон.
Как бы впервые шторм ревел над ним,
Так он внимал просторам ветровым!
И дикий дух, желаний диких полн,
Весь откликался на призывы волн.
Среди стихий, бывало, мчался он,
Их буйством и безумием пленен,
И тот же гул звучит средь этих стен,
Звучит, зовет, и… там — простор, здесь — плен!
Свирепым ветром завывала тьма,
Еще свирепей рушились громá,
И за решеткой молнии зигзаг
Прорезывал порой беззвездный мрак.
Подполз к бойнице он и кандалы
Подставил молниям — пусть бьет из мглы!
Так, руки вздев, просил себе корсар
У неба искупительный удар.
Но и молитву дерзкую и сталь
Гроза презрела и умчалась вдаль;
Гром тише, смолк… И вновь пират померк,
Как будто друг его мольбы отверг!
VIII
Уже за полночь легкий шаг на миг
Скользнул у двери, стих… и вновь возник;
Ключ ржавый скрипнул, завизжал засов
Она! Кого он столько ждал часов!
Он грешен — и все ж дивный ангел с ним,
Что мнится лишь отшельникам святым!
Но, в первый раз входя сюда, она
Была не так пуглива и бледна;
Тревожный темный взор ее, без слов,
Сказал: «Ты к смерти должен быть готов.
Казнь близко, и не будут медлить с ней;
Есть выход — страшный, — но ведь кол страшней!»
«Я не хочу спасенья: от меня
Ты это слышала назад три дня;
Я не меняюсь. Что тебе во мне?
Свой приговор я заслужил вполне.
Немало всюду дел за мною злых,
Так пусть паша мне здесь отметит за них!»
«Что мне в тебе? Но ведь… Ты от судьбы
Меня спас худшей, чем удел рабы!
Что мне в тебе? Иль ты, как в страшном сне,
Слеп и не видишь нежности во мне?
Мне ль говорить? Хоть вся душа полна,
Но женщина молчать о том должна…
Но… пусть злодей — ты смог меня смутить:
Боясь, жалея, стала я… любить!
Мне о другой не говори, молю:
Я знаю — любишь, тщетно я люблю.
Она прекрасней, пусть, но, и любя,
Она рискнула б жизнью для тебя?
Будь ты ей дорог, как ты дорог мне,
Ты б не был тут, с тоской наедине!
Жена корсара — с ним разит врага!
Лишь неженки сидят у очага!
Не время спорить, надо жизнь сберечь:
На ниточке висит над нами меч;
Будь снова смел, свобода впереди;
Вот — на кинжал, встань и за мной иди!»
«В цепях? Конечно, самый верный путь,
Вдоль стражи незаметно проскользнуть!
Для бегства ли воздушный твой наряд?
Кинжалом ли врага в бою разят?»
«Оставь сомненья! Стража за меня:
Я всех купила, золотом маня;
Скажу лишь слово — нет твоих цепей;
Пройти сюда могла б я без друзей?
Я провела недаром эти дни:
Мои же козни — для тебя они!
Месть деспоту злодейством не зови;
Твой враг презренный должен пасть в крови!
Ты вздрогнул? Да, я стать иной хочу:
Оттолкнута, оскорблена — я мщу!
Я незаслуженно обвинена:
Хоть и рабыня, я была верна!
Да, смейся. Но не смел смеяться — он!
Мой дух тобой не так был потрясен!
Но он — сказал, хоть я была чиста!
Так пусть над ним свершится кара та,
Что злобные нам предрекли уста!
Меня купив, пожалуй, заплатил
Он дорого, коль сердца не купил;
Он смел сказать, — хоть я чиста душой,
Что, победи ты, я б ушла с тобой!
Он лгал, ты знаешь. Но пускай пророк
Обиду стерпит, коль ее предрек.
Не я тебе спасла три этих дня:
Изобретал он, мрачный взор клоня,
И казнь тебе и муку для меня!
Да, мне грозит он, но пока горит
В нем страсть — меня, как прихоть, он щадит.
Когда ж остынет, стану не нужна
Тогда в мешке меня возьмет волна!
Что ж я — игрушка? и могу дитя
Лишь позолотой забавлять, блестя?
Тебя, любя, спасала я; тебе
Явить хотела душу я в рабе;
Пашу б я пожалела. Но теперь
И жизнь и честь пожрать он хочет, зверь
(Сказав, он не отступит ни пред чем);
И я решилась! Я твоя! Совсем!
Ты можешь все подозревать, корсар,
Верь: гнев и нежность в первый раз в Гюльнар!
Ты б не боялся, если б знал меня.
В душе восточной много есть огня!
Он — твой маяк: укажет он средь волн,
Где в гавани стоит майнотский челн.
Но в том покое, где пройдем мы, — спит
И должен не проснуться — он, Сеид!»
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: