Я видел их. В дневнике отца, который тысячи раз просматривал, не понимая ни слова на истинном, но любуясь мастерскими рисунками. А мать однажды рассказывала мне о трех реликвиях Рода. Они с отцом были дальними родственниками, значит, рисунки в книге и те реликвии… Если все так, как я думаю…

Тяжелый чеканный браслет: не на женскую руку. Даже на мое запястье был бы широк. Серебряный, без камней, но с чудным узором: то ли просто орнамент, то ли переплетенные руны.

Кольцо. Мужская печатка. Тоже серебряное. Печать вырезана из рубина: ворон, раскинувший крылья. Печать Рода.

Рубиновый амулет на толстой цепочке: самая дорогая вещь. Даже дороже кольца. Все тот же ворон, распахнувший крылья. Работа невероятная — Старшие делали, людям такое мастерство не по плечу, чтоб из цельного камня вырезать так тонко, разве что магам… Мать сказывала, будто хранит этот ворон хозяина, беды отводит.

— Невероятно, правда? — довольно улыбнулся купец. — Мне все покоя не дает мысль: что ж за род оборвался на том старике, что хранил такие вещи?

— Род Берсерков, — не подумав, прошептал я. — А эти вещи когда-то Огнь-Смерть оставил девушке, в чреве которой проросло его семя. Он обещал вернуться, но…

Я облизнул пересохшие губы… А потом понял, что натворил. Посмотрел на лицо купца — и понял. Все, не продаст. ТАКИЕ вещи не продают. Сейчас поблагодарит и выпроводит… И что тогда? Кричать, что это — мое наследие? А как доказать?

— Да что ты напридумывал-то?! Это ж когда было? — попытался спасти положение Кольд, но тщетно, купец уже не слушал: подсчитывал в уме, сколько ж он заработал, заглянув на распродажу…

Наемник сердито глянул на меня, потом вздохнул.

— Я хочу купить эти вещи, — произнес я.

— Простите, но если это действительно вещи Берсерка, они бесценны! Я не продам их никому. Вот вернусь в Костряки, постараюсь точно узнать, в Хрониках должны быть упоминания.

— Вы не понимаете, — произнес я с непонятно откуда взявшейся убежденностью. — Эти вещи не станут служить никому, кроме Берсерка. Они принесут вам несчастье.

— На всякое проклятье найдется знающий маг, — отмахнулся купец и попытался убрать сокровища. Я схватил его за руку, чуть повыше локтя.

— Я куплю их у вас.

— Молодой человек, у меня есть и другие вещи, — начал тот, но я оборвал его нетерпеливо:

— Именно эти. Ничто иное. Все три.

Кольд потер переносицу и осторожно попросил меня:

— Выйди.

— Что?! — не поверил я. — Кольд, я никуда не уйду, пока не…

— Выйди, дай мне поговорить с этим человеком. Возможно, я сумею его убедить…

— Но я…

— Выйди, ты уже поторговался… Дай теперь мне попробовать… — с нажимом повторил он. А потом глянул, сверкнул глазами. Мне оставалось лишь послушаться. Краснея от стыда и поминая недобрым словом матушку, приучившую меня говорить все, что думаю. Вот бы мне хоть немного хитрости. Но нет. Не дано.

Будем надеяться, у Кольда что-нибудь получится… Хотя что там может получиться? Не отдаст купец, что не предлагай. Даже за стократный вес красного янтаря не отдаст!

Дурак я! Полный и беспросветный.

Под взглядом охранника, я потерялся и был вынужден отойти подальше, так, что ни слова не слышно было.

— Господин, я право, не думаю, что вы сможете… — начал купец, едва за Тианом хлопнул полог. Кольд оборвал его взмахом руки.

— А я думаю, смогу, ликаэ'ни[14] — с усмешкой пробормотал он. И уже громче, на истинном: — Я хочу получить эти вещи, оборотень, и я их получу.

Купец побледнел. Справившись с собой, он ответил, тоже на истинном:

— С кем имею честь?

— Неважно, оборотень. Важно только то, что эти вещи принадлежат моему молодому и глупому спутнику. По праву принадлежат. Он — Последний из Рода Берсерков.

Оборотень замялся, но, тем не менее, не согласился:

— У него нет никаких доказательств этому. Даже если он из Рода, то принадлежит побочной, незаконной ветви.

Кольд раздраженно вздернул бровь. Вот поэтому он и не любил иметь дело со Старшими. Они признавали лишь одно право — право сильного. Даже если он будет узнан, не факт, что оборотень отдаст требуемое. Отошлет к… родителю… в гости… Не в праве Кольд оборотням приказывать. Лишь одному существу под силу это…

— Хорошо, — произнес он. — Мне ты не отдашь, Берсерку не продашь, но, думаю, есть тот, кому отказать ты не в силах. Скажи спасибо, оборотень, что я сегодня в добром расположении духа и не поленюсь решить дело миром.

Оборотень замер, а Кольд усмехнулся… Тут же за спиной купца раздался смех: веселый, озорной. И голос:

— Что, синеглазый, не слушаются тебя мои перевертыши?

Не в силах поверить, купец обернулся. А, увидев, кто почтил его визитом, на колени бухнулся: — Великий! Эйш-Тан!

Лис оглядел место, куда его призвал старый… враг… и покачал головой.

— Что случилось? — спросил он. — В чем тебе отказал мой оборотень?

— Мне нужны три вещи, которые он купил в Псхове. Это реликвии того самого Рода… Того, понимаешь?!

Лис разом посерьезнел.

— Отдай ему, — приказал он оборотню.

— Но, Великий! — Алчность в том взяла верх над осторожностью. Кто говорит, что ей подвержены лишь люди? — Великий, я…

— Я неясно выразился?! — прошипел рассерженно Князь — уже Князь, не бродяга-Лис. Он был столь необычен и непохож на других фейри, что оборотни порой забывали, кто перед ними. Забывали, что их Эйш-Тан известен не только как огненный сказитель, но и беспощадный воин. Об этом вспомнили ненадолго — два столетия назад, в Псхове, когда Лис вел свою стаю за убегающими кочевниками. Память Старших порой так же коротка, как людская…

— Да, Великий, — оборотень затрясся под взглядом рассерженного им… существа. Вспомнилось ему, как этот самый весельчак равнодушно сообщил когда-то Вожаку, что его дочь погибла, напав на его собственность. Что весь ее род проклят. А потом уничтожил Вожака и всю семью. За то, что не сумели воспитать.

Кольд кивком поблагодарил Лиса. Тот фыркнул, тряхнул головой и исчез, напоследок сообщив:

— К цыганам сходите, там тебя твоя лошадка ждет — не дождется. Всех, кого мог, перекусал, тварь такая… Забери, а то прикажу пустить на колбасу.

Торговец сунул в руки наемнику сверток и почти вытолкал его из палатки.

Даже великие реликвии не стоят того, чтобы отдать за них жизнь.

Когда Кольд вылетел из палатки, я глазам своим не поверил. В руках он нес тот самый сверток… Я бросился к нему, выхватил….

— Иди, заплати, — сказал Кольд. — Только не слишком расщедривайся. Он согласился продать за цену, что купил.

Я нырнул в палатку. В порыве благодарности оставил купцу янтарный браслет. Тот, впрочем, особо довольным сделкой не выглядел. Зыркал на меня исподлобья, хмурился….

И как Кольд сумел его уломать? Не меч же к горлу приставил? Но ведь спрошу — не ответит. Странный он. Но кровь у него красная — человек…

— Подарки купили, теперь бы лошадок… — Кольд задумчиво оглядел торжище.

— Эй, каких лошадок? — не понял я. — Мы же договаривались, что пешком пойдем.

Он оглянулся.

— Я тебе торговца уломал? Вот… Теперь, сделай мне одолжение, послушай. На своих двоих мы далеко не уйдем, не успеем к сроку.

— К какому сроку? — Нет, мне-то нужно было до первого дня зимы в Костряки успеть, но Кольд-то не об этом говорит.

— Осень кончается, — невпопад заметил он, взглянув на серое, хмурое небо, затянутое грязными облаками. — Давно Костры прогорели, ослабел жар, ушло тепло…

И, не слушай моих возражений, пошел к загону с лошадьми, где двое цыган наперебой предлагали «дивных коней, что быстрей стрелы несут, да быстрей ветра, без отдыха и устали».

— Думаешь, мы тут отыщем что-нибудь стоящее? — спросил я с сомнением. Даже моих дилетантских знаний хватало на то, чтобы оценить тех кляч, что предлагали цыгане. Идея поехать верхом особого энтузиазма у меня не вызывала, но я признавал: времени в обрез. Даже такой плохой наездник, как я, верхом покроет за день расстояние в три раза больше, чем прошел бы пешком.