Горло раздирало от жажды. Больное плечо ныло. Раннульф спустился туда, где, раненный в бедро, дремал его конь; он отвёл животное в сторону и ощупал обеими руками. Раннульф полюбил этого коня, едва получив его, а теперь любил ещё сильнее: весь этот тяжкий марш конь бился вместе с ним, делал всё, что от него требовалось, — и сейчас он был ещё свеж и бодр; и, когда Раннульф опустился перед ним на колени, конь наклонил голову, коснулся губами его волос и навалился на него, словно хотел пошутить. Раннульф выпрямился и похлопал его по шее.

   — Держись меня, — сказал он. — Сарацины запрягут тебя в телегу.

Голодный конь обнюхивал его руку.

Начали подниматься другие рыцари. Разгорался день — и по всему склону франки выпутывались из одеял. Озеро тонуло в плывущем тумане; густая дымка скрывала горизонт на востоке, и солнце едва просвечивало сквозь неё, пока не поднялось над краем дымки и не залило мир внезапным сиянием, мгновенной вспышкой жара.

Раннульф спустился к вьючным лошадям. Его обступили рыцари, и он отвязал бурдюки с водой.

   — Поите коней. Если падут кони — конец и нам.

Он наполнил шлем каждого. Потом разделил между ними хлеб и раздал остатки зерна.

Закончив, он отнёс остатки воды в мехе туда, где ждал его конь, и вдоволь напоил его; и всё же на дне осталось немного воды. Раннульф завязал бурдюк и спрятал под камнем.

Теперь он чуял едва ощутимый резкий запах гари. Взглянув вниз, он увидел вдоль всей границы сарацинского лагеря серебристые султаны дыма. Сарацины подожгли склон.

К нему подошёл Мыш:

   — Мы хотим устроить мессу.

   — Это невозможно, — сказал Раннульф. — Здесь нет церкви, и нам придётся служить мессу открыто, на глазах у всех.

   — Для Медведя, — упрямо сказал Мыш, — и для этих мальчишек, они ещё не прошли таинства.

   — Хочешь, чтобы нас повесили? — Раннульф перекрестился. — Молись.

Пропел рог; их призывали на совет. Раннульф свернул попону вдвое, накрыл ею спину коня и надел седло.

Подскакал сержант и увёл его. Они спустились по склону туда, где собрались дворяне. Среди них с искажённым лицом сидел на коне король. Рядом с ним де Ридфор казался выше, живее, пожалуй, даже нетерпеливее.

   — Нам нужен лишь один хороший удар. Пошлите вперёд моих людей, следом — остальных рыцарей, а за ними пусть двинутся пехотинцы. Следуя вплотную, они не дадут сарацинам обойти нас с флангов, а рыцари сломают их строй. Саладин непременно обратится в бегство. К полудню мы омоем копыта наших коней в Тиверианском озере.

Пока магистр говорил, Раннульф озирался по сторонам — на сарацин внизу и огромное христианское воинство. Пехотинцы теснились в низине, рыцари группками рассыпались над ними. Сарацины ровными рядами протянулись от края озера, на запад — до самого тракта и дальше. Их было очень много, наверное, по десять — пятнадцать на каждого франка, — но по большей части бедуины. Обернувшись, Раннульф взглянул вверх, на острые чёрные пики Хаттина. Этим путём им не спастись. Они должны идти вперёд, через сарацин.

Так хочет Бог, подумал он. Шлем висел у его колена; Раннульф провёл рукой по волосам, отбросил их назад и надел шлем.

Говорил Триполи:

   — Первые ряды рыцарей надо вооружить копьями. Де Ридфор прав: если мы ударим на них покрепче, а потом пустим пехоту, — то прорвёмся.

Другие дворяне тоже держали речь, споря о том, где и как должен скакать каждый отряд и кому из них быть первым. Король всё так же сидел среди них безмолвным чурбаном. Де Ридфор повернулся к Раннульфу:

   — Что скажешь ты?

   — План хорош, — сказал Раннульф, — только действовать надо быстро. Ударим туда. — Он махнул рукой на запад, где ряды султанской армии сбивались в хаотическую путаницу людей и коней. — Видите белые одежды? Это бедуины. Они не выдержат натиска.

Керак двинул коня вперёд. Кулак рассёк воздух.

   — Вода там! — указал он на восток.

   — И халки тоже, — сказал Раннульф. — Между двумя чёрными флагами. Личная гвардия султана.

Керак засмеялся ему в лицо:

   — Так ты и заработал свою грозную репутацию? Атакуя слабейших?

   — Когда это возможно, — кивнул Раннульф.

   — Давайте начинать, — вмешался Триполи.

И тут король поднял голову:

   — Да, начнём. Я, мои люди и тамплиеры поскачем в авангарде, вооружённые копьями. Остальные следом. Пехотинцы должны держаться вплотную к нам, чтобы помешать сарацинам нас отсечь. Да пребудет с нами Господь. Ударим к воде. — В глазах короля тлела паника, но голос с каждым словом твердел. Он поскрёб рукой подбородок. — Сейчас же. Пусть трубят атаку.

Раннульф поехал назад, к своим людям, — они уже ждали его, все в сёдлах, построившись в ряд. Фелкса, у которого был самый мощный удар, он поставил на правый край, рядом с ним — Стефана. Сержант с вьючной лошадью привёз копья, и, пока рыцари передавали по ряду древки, Раннульф ехал вдоль ряда и говорил с ними:

   — Видите воду там, внизу? Удар направлен туда. Держите строй, не останавливайтесь.

Он был весь стянут тугим узлом. Конь шёл нервно, пофыркивая на каждом шаге. Рога трубили беспрерывно, долгими, резкими, звонкими трелями, и воздух полнился плывущим дымом. Раннульф взял последнее копьё, захлестнул рукой и повернул, чтобы занять место на левом фланге строя.

   — Так хочет Бог, — сказал он, и рыцари хором отозвались ему:

   — Так хочет Бог!

Голова к голове, плечо к плечу они двинулись вниз по холму на сарацин.

Раннульф туго натягивал повод коня, глядя вперёд — там, на склоне, строилась армия. Сначала в ней не было порядка — сплошной суетящийся ком, — но, когда тамплиеры врезались в него, всё пришло в движение, и Раннульф позволил коню перейти на рысь. Отряд рысил вровень с ним; они въехали в центр строя тамплиеров, которых вёл сам магистр, и после этого весь строй помчался галопом.

Оглушительный вопль вырвался из тысяч глоток. Впереди был долгий бурый склон, океан сарацин, а за ним — озеро. Волосы у Раннульфа встали дыбом. Он глох от собственного рёва. Копьё опустилось в его руке, древко на сгибе локтя прижалось к боку, — а потом рога протрубили вновь, и конь его перешёл внамёт.

Раннульф крепко прижимал копьё, выставив перед собой остриё; в обе стороны от него деревянной волной протянулись древки других копий. Слитный грохот подков был похож на гром. Перед ними меж двух чёрных стягов рядами твёрдо стояли сарацинские всадники, в доспехах, на крепких конях. Над остриём копья Раннульф видел их чёрные бороды, видел белки их выкаченных глаз, вскинутые руки со щитами и копья, ломавшие их.

Остриё его копья било, соскальзывало и било снова... вот оно запнулось — и вырвалось на свободу. Конь Раннульфа бешено рванулся вправо, огибая лежащее на земле тело, и тамплиер силой вернул его в строй. Атака захлёбывалась. Над ним воздвигся чёрный тюрбан, глаза навыкате, рука с длинным скимитаром... Копьё стало бесполезным, и Раннульф отшвырнул его, и первый удар скимитара зазвенел по щиту. Он обнажил меч, ударил из-за щита — и пучеглазый лик распался, исчез.

Кони останавливались. Завязнув в строю, Раннульф держал щит высоко и прямо, чтобы рыцарь слева мог драться под его прикрытием; сам он бился за щитом соседа справа, который градом ударов вынудил сарацин отступить. Раннульф тотчас рванулся в эту брешь, и за ним потянулся весь строй. И вдруг рыцарь слева рухнул от удара в спину.

Раннульф вскрикнул; на шаг попятив коня, он развернулся вместе со щитом — и тот принял нацеленное в спину рыцарю остриё топора. Позади были сарацины. Строй слева от Раннульфа прогибался, пытаясь сомкнуться вокруг него, — а потом вдруг строя не стало, осталась лишь кучка ржущих коней и живое море сарацин в чёрном.

Раннульф бросил щит вбок — упредить град ударов; тамплиер рядом с ним, примерившись, прикрыл его. Рог трубил отступление. Три сарацина разом насели на Раннульфа; он отбивал их мечом и щитом, покуда соседний рыцарь, держась коленом к колену, прикрывал его. На миг Раннульф дрогнул, сарацины надвинулись — и тогда оба рыцаря рванулись на несколько шагов вперёд и ударили по растянувшимся в цепь сарацинам. Одного Раннульф поразил в голову, другого — в торс, третий развернул коня и бежал.