То, о чем я хочу передать на этих страницах моим читателям, совсем не является плодом досужей фантазии, рассчитанной на разжигание интереса публики и популяризации моей скромной повести.

Все описанные здесь люди и события так же реальны, как и мы с вами, дорогие читатели. Все описанное здесь, действительно, было и происходило в городе Шанхае, в этом «желтом Вавилоне», как его любят называть газеты.

Правда, все описанные мной события произошли около пятнадцати лет тому назад, когда Шанхай еще был простым колониальным городом, но с большим будущим. Русских в Шанхае можно было насчитать по пальцам. Но как раз в данном случае, в событиях, описываемых мной, русские играли далеко не последнюю роль.

Рано утром, часов около семи, в золотое время шанхайской осени 192… года, кули и бой[1], работавшие в европейском кинематографе «Пикадилли», явились убирать помещение кинематографа и контору.

Благополучно справившись с работой в темном и прохладном зале кинематографа, бой отправился чистить контору и кабинет управляющего кинематографом — испанского гражданина синьора Толедоса.

К своему удивлению, бой нашел, что дверь в кабинет управляющего заперта на ключ.

Решив, что синьор Толедос запер с вечера кабинет по рассеянности и также по рассеянности положил ключ себе в карман, бой отправился в главное отделение конторы рядом. И, взяв запасной ключ, открыл дверь кабинета. В тот же момент тишину утра нарушил резкий крик испуганного боя.

В конторе управляющего дарил полный разгром. Стулья были перевернуты. Большой письменный стол сдвинут с места. Легкая этажерка, стоявшая рядом с письменным столом, сломана и также лежала на полу. Одна из тяжелых гардин, закрывающих два окна кабинета, была сорвана с колец и лежала грудой тяжелых бархатных складок. Создавалось странное впечатление, что ночью в кабинете синьора Толедоса произошел неожиданный тайфун, причинивший весь этот разгром в просторной и комфортабельно обставленной комнате.

Но не этот разгром испугал боя и заставил его закричать диким голосом на все здание кинотеатра.

Его испытанный взор остановился на фигуре самого синьора Толедоса, распростертого на дорогом тяньцзиньком ковре в луже крови, мрачно черневшей вокруг его головы.

Синьор Толедос был мертв и, по всем признакам, умер насильственной смертью.

На крик боя сбежались кули, работавшие в здании театра. Также насмерть перепуганные представившейся их взору мрачной картиной, они долго кричали и жестикулировали перед дверями кабинета, не решаясь войти внутрь, пока один из них, наиболее догадливый, не бросился к телефону и не вызвал полицию.

Через полчаса к месту происшествия прибыли два английских детектива, полицейский инспектор и даже полицейский врач, с большим трудом разбуженный дома.

Представители власти прежде всего заперли двери театра, поставив у дверей полисмена-индуса с приказом впускать всех, кто пожелает войти, кроме любопытных, но не выпускать из здания ни одной души без разрешения полицейского инспектора.

Затем детективы принялись за осмотр тела синьора Толедоса.

Осмотр трупа выяснил, что синьор Толедос был убит с помощью бритвы, перерезавшей ему горло от уха до уха. Страшная кровоточащая рана была причиной почти мгновенной смерти несчастного испанца. Самой бритвы в кабинете не оказалось, несмотря на тщательные поиски. Но зато детективы нашли целый ряд интересных улик.

На столе покойного испанца лежала записка, написанная торопливым женским почерком на английском языке, приглашавшая синьора Толедоса к 5 часам на чай в помещение кабаре «Старый Карлтон»[2] на Нинпо род.

Затем, на широкой кушетке, стоявшей в углу, один из детективов нашел две длинных металлических шпильки, которыми обычно португалки поддерживали свои красивые, хитроумные прически, делая из волос нечто вроде «бандо»[3].

В заключение, на пиджаке убитого было найдено три длинных золотистых волоса, несомненно принадлежавших женщине.

Средний ящик письменного стола был открыт и все бумаги, находившиеся в нем, были перепутаны и разбросаны в страшнейшем беспорядке, как будто кто-то торопливо искал в столе какие-то важные для него бумаги.

В этом же ящике лежала выручка кинематографа, которую синьор Толедос имел привычку забирать у китайца-кассира через полчаса после начала вечернего сеанса и прятал себе в стол, чтобы утром отправить в банк. Выручка последнего вечера равнялась тремстам долларам и вся она находилась в целости и сохранности в ящике стола.

Таким образом, было ясно, что мотивом к убийству никак не могло служить желание легкой наживы.

После первого обыска детективы собрались в соседней комнате, служившей главной конторой, пока полицейский врач производил более тщательный осмотр тела убитого, перенесенного на софу.

К двум детективам — Прайсу и Грогу, прибывшим вместе с полицейским инспектором Барроусом, к этому времени в театр прибыл сам начальник полиции Международного Сеттльмента[4], полковник английской службы Гойер вместе со своим помощником Бахом.

Дело с первого момента приняло самый сенсационный характер. Еще бы — убийство европейца, существа, пользующегося правами экстерриториальности, недоступного для китайского законодательства. Убийство, совершенное в самой таинственной и мистической обстановке. Убийство, совершенное не ради денег, не ради корысти, а ради каких-то неизвестных и непонятных целей.

В конечном итоге, присутствие какой-то, также таинственной, роковой женщины во всем этом мрачном происшествии только еще более усилило жуткую таинственность всех этих событий.

Полковник Гойер пробыл на месте происшествия полчаса, лично ознакомился с деталями убийства и уехал обратно, назначив на следствие по этому делу молодого, но многообещающего детектива Прайса.

— Помните, Прайс, что это одно из сенсационнейших событий в уголовной хронике Шанхая, — заметил на прощанье полковник Гойер. — Не каждый день в нашем городе убивают европейца. Кроме того, все это происшествие носит самый сенсационный характер. Работайте, как умеете, но доведите дело до конца. Помните, что вся ваша дальнейшая карьера зависит от этого дела.

Прайс хладнокровно кивнул головой.

— Я понимаю это, сэр, — почтительно ответил он.

После ухода начальства Прайс закурил новую сигарету и весело взглянул на своего товарища — тонконогого ирландца Грога, оставленного ему в помощь при следствии.

— Ну, старина, — заметил Прайс, садясь на край конторского стола и непринужденно болтая ногами, как будто забыв, что в соседней комнате врач возится с мрачным трупом. — Что ты скажешь на это? Огромный шанс для продвижения, не правда ли?

Грог пожал худыми плечами.

— Посмотрим сначала, как ты справишься с этим, — флегматично ответил он.

— От такого дела можно получить повышение и известность, но в то же время, если вы провалитесь, то вам не миновать опалы, — вставил полицейский инспектор Барроус, покачивая головой. — Дело не носит ясный характер. Вам придется попотеть над ним.

— Конечно, — сейчас же согласился Прайс. — Но все же, на моей стороне есть и шансы. Посмотрим же, что мы знаем уже сейчас. Прежде всего, мы знаем, что синьор Толедос был не женат. Второе, мы знаем, что убийство не могло быть совершено китайцем. Такое смелое нападение и такая борьба могла быть произведена только европейцем. А европейца легче найти в Шанхае, чем где-нибудь в Нью-Йорке или Чикаго. Третье: мы можем предполагать, что, как и всегда, в этом деле нужно «шерше ля фам», то есть искать женщину. Это еще более упрощает нашу задачу. Нет сомнения, что личный бой синьора Толедоса знает очень многое об амурных похождениях своего господина. Но для начала вызовем на допрос местного боя.