Филимонов купил новый спиннинг, который хотел опробовать в устье реки Илга, впадающей в Лену недалеко от райцентра. Эта небольшая речушка славилась рыбой, а в дни нереста просто кишела хариусом.
У въезда в деревню Пономарева, где находился мост через Лену, его остановил патруль морской пехоты.
— Ваш пропуск и паспорт, пожалуйста…
— Какой пропуск? — вышел из машины ничего не понимающий Филимонов, предъявляя паспорт, — в чем дело?
— Вы находитесь на территории, объявленной закрытой зоной, — объяснил старшина, — на границе района имеется соответствующий указатель, вы его видели?
— Да, видел табличку с надписью: «Закрытая зона, въезд по спецпропускам», но я не придал этому значения, посчитав неудачной шуткой. Я не первый раз сюда еду проводить отпуск. Вы можете мне объяснить, в чем дело? — все еще не понимал ничего Филимонов.
— Пройдемте со мной на КПП, — предложил подошедший мичман.
Внутри здания контрольно-пропускного пункта он еще раз пояснил, что это закрытая территория, о чем в средствах массовой информации объявлялось не раз, на границе территории выставлены соответствующие обозначения. Матросы провели личный досмотр, обыскали автомобиль, Филимонов написал объяснение, и его поместили в другую комнату с решеткой на окне. Примерно через восемь часов он снова предстал перед мичманом.
— Ваши показания подтвердились, — начал говорить морпех, указывая рукой на свободный стул, — вы действительно работаете в институте земной коры, ехали сюда на отдых в третий раз, ваш знакомый в поселке, Астахов Виктор Петрович, пояснил, что знает вас, и вы останавливались ранее у него. Вы свободны, товарищ Филимонов, если желаете провести отпуск в поселке, то вам необходимо приглашение от Астахова, оформить пропуск в местном отделе полиции и только после этого возможно ваше пребывание здесь. На первый раз мы не станем привлекать вас к ответственности, ограничившись замечанием и предупреждением. Но, ежели подобное повторится, то понимаете сами — от уголовной ответственности вам не уйти. Всего доброго, товарищ Филимонов, прошу немедленно покинуть запретную зону.
Он вышел из здания КПП, осмотрелся, закурил. Съездил, называется, на отдых, порыбачил. Филимонов сел в свой автомобиль и тронулся в обратный путь. Домой вернулся далеко за полночь и сразу лег спать. Утром его разбудил телефонный звонок, он прямо в постели взял трубку. Ответил сонно:
— Алло.
— Ты что там творишь, Иван Константинович, приходили полицейские, расспрашивали о тебе — где собирался отдыхать, ездил ли туда ранее? Ты что набедокурил? — спрашивал его начальник по работе.
— Ничего, — сразу проснувшись, ответил он, — поехал на рыбалку, как обычно, а район оказался закрытой зоной. Откуда я мог знать, я телевизор и новости последний раз смотрел, не помню когда с этой работой. Продержали меня в кутузке часов восемь и отпустили.
— Понятно, ладно, счастливого отдыха, — пожелал начальник и повесил трубку.
Филимонов все-таки добился своего и посетил закрытую зону официально. Пожил недельку у Астахова, отдохнул, порыбачил и вернулся обратно.
Щербакова заинтересовал повторный приезд Филимонова в поселок. Ехать второй раз за четыреста километров пожелает не каждый. Он раздумывал — ранее бывал здесь, это факт в его пользу. Повторная поездка после задержания еще ничего не доказывает и говорит лишь о некой привязанности к местной природе. Но не десять же лет он сюда ездил, чтобы тащиться повторно. Зря, не зря, а проверить надо, решил он.
Полученные результаты насторожили. Три года проживал Филимонов в Иркутске, прибыв из Красноярского края. В деревне, где он родился, жителей не осталось, а поселковый архив сгорел года четыре назад. С трудом удалось разыскать его одногруппников по институту, которые не опознали Филимонова по фотографии. Похож, но точно не он, заявили они.
Уголовник или искомое лицо, рассуждал Щербаков? Уголовник вряд ли бы поехал в закрытую зону, зачем лишний раз рисковать? Выходит, агент иностранных спецслужб, консерва? Тогда он должен проявиться после поездки на Лену. Он сделал запрос и получил ответ — Филимонов после возвращения из поселка в город улетел в Москву, где пробыл три дня и вернулся обратно.
Сомнений почти не осталось. Филимонова взяли в тщательную разработку. «Эх, время упущено, — сокрушался Щербаков, — надо бы раньше за ним присмотреть, когда он в Москву полетел. Инструкции он может получать через радиоприемник, а вот на связь по рации вряд ли выйдет, скорее всего, получит связника и станет общаться через закладки».
Щербаков глянул на часы — пора идти на доклад к Михайлову. Когда начальник ГРУ проводил с ним последний инструктаж в этом Богом забытом поселке, он все же решился спросить его — почему старшим оперативным начальником назначен не человек, прошедший специальную подготовку, а генерал медицинской службы? Он хорошо помнил, как усмехнулся высокий руководитель и пояснил: «Во-первых, Михайлов уже не в медицинской службе, а в составе генерального штаба. Во-вторых, он участвовал в ряде специальных операций, как врач, но проявил себя при этом не хуже любого профессионально подготовленного старшего офицера ГРУ. Природный талант не отнимешь и ему не научишь, Яша, вот так вот. Да, он не сможет провести слежку за обученным человеком и не засветиться при этом, в этом ты прав. Но он умеет стратегически мыслить, ухватить главное и поставить задачу. А для ее выполнения у него будешь ты, с тебя и спросим. Михайлов человек прямой, не бойся и не гнушайся подсказывать ему, он это воспримет правильно. Полагаю, что вы сработаетесь».
Щербаков вошел в домашний кабинет генерала, доложил информацию по Филимонову.
— Что еще? — спросил Михайлов.
Капитан первого ранга удивился — ни выводов, ни эмоций не проявил генерал. Он не собирался докладывать о некоторых возникших сомнениях, но после вопроса решил не тянуть.
— Еще в поселке появились две дамы. Одна въехала по списку, как дочь постоянно проживающего на территории человека, вторая чуть позже уже по ее приглашению. Купили подвернувшийся домик и проживают вместе, вот их фотографии, — он передал их Михайлову. — Зинаида Матвеевна Наумова, тридцати шести лет, ничем не занимается, не работает. Вторая дама помоложе, тридцать лет, устроилась временно в местный ресторан певицей. Поет вечерами, причем неплохо. Меня насторожил тот факт, что Наумова не общается с родителями, хотя в ходе проверки установлено, что они действительно поссорились и…
— Понятно, — перебил его генерал, — каким образом вы установили, что родители находятся в ссоре с дочерью?
— Наш сотрудник под видом уточнения списка родственников съездил в Михайловку и опросил родителей. Чтобы это не вызвало подозрений, переговорил практически со всеми в деревне.
— Понятно, — еще раз повторил генерал, — надеюсь, что ваш косяк, Яков Трофимович, останется незамеченным для этих двух дам. Зинаиду Наумову я знаю лично, это не она, судя по фотографии. Теперь вы понимаете, что последствия вашего визита в Михайловку могут быть печальными для дела?
Он заметил, как огорчился Щербаков. Не испугался, а именно расстроился из-за своих действий.
— Виноват, товарищ генерал, не подумал, что вы тоже из Михайловки.
— Ни в чем вы не виноваты, Яков Трофимович, невозможно предусмотреть все. Хотя в данном случае возможность была, — все-таки подчеркнул Михайлов, — но сейчас надо думать о другом. Хорошо, что вы показали мне фотографии, теперь мы знаем агентов в лицо. Необходимо установить их личности, связь с Филимоновым, круг общения здесь. Найти настоящую Наумову, возможно, она потеряла паспорт, хотя вряд ли, скорее всего ее убрали. Эта певичка, как ее?
— Михайлова Наталья Ивановна, — подсказал Щербаков.
— Михайлова, — усмехнулся генерал, — еще и тезка и, видимо, не зря. Она поет в ресторане, куда заглядывают подчиненные Кондратьева. С кем-нибудь она уже наладила контакт?
— Сказать сложно, товарищ генерал, мы за ней не смотрели, но предполагаю, что положила глаз она на одного лейтенанта по фамилии Суконцев, имени и отчества не помню.