Топорков докладывал Михайлову о проделанной работе спецслужб:

— Борис Николаевич, по моему мнению, Коротков находится сейчас в тупике, он не приблизился к цели ни на шаг, понял это, когда его приняли на работу, и станет искать другие пути. Мы должны просчитать его движения.

— Правильно мыслишь, Константин Александрович, — похвалил его генерал, — есть идеи?

— Идей, наверное, нет, но некоторые мысли присутствуют, — ответил Топорков, — Полагаю, что он пойдет двумя путями. Первый ему мало что даст, возможно, совсем ничего, он это понимает, но все равно пойдет. Вызовет певичку, которая продолжит знакомство с лейтенантом Суконцевым. Охрана мало что знает, но, завербовав его, можно устроить хотя бы теракт. Считаю, что он предложить своему руководству провести спутниковое отслеживание объекта. Рабочих на закрытый объект должны привозить и увозить раз в два-три месяца. Отследить работяг до города и там уже выходить с ними на контакт. Другого пути не вижу, возможно, что-то недомысливаю, но пока дело обстоит именно так. Есть хорошие новости, товарищ генерал, Коротков общается с Филимоновым посредством интернета. Внешне обычная переписка двух приятелей расшифровке не поддавалась. Я предположил, что шифроблокноты тоже находятся в компьютере и заглянул на часто открываемые страницы. Оказалось, что Коротков любитель романа «Граф Монте-Кристо». Дешифровщики поработали в этом направлении и взломали шифр, теперь мы можем отслеживать задания и ответы. Заданий пока нет, но предложение о певичке и спутниковом слежении поступило, ждем ответа. Вот вся расшифрованная переписка объектов с самого начала. После прочтения они удаляют текст, а я его сохраняю на своем компьютере.

Он протянул листы генералу, тот просмотрел их, не заострив внимания ни на одном. Топорков понял, что ничего нового для себя Михайлов в них не увидел.

— Константин, вы уверены, что вмешательство в компьютерную связь не обнаружится? — спросил генерал.

— Уверен, Борис Николаевич, — твердо ответил Топорков, — связь у них действительно отменная и в настоящий момент взлому не подлежит, они это знают. Сигнал уходит отсюда в Киев, фильтруется там и возвращается в город или сюда уже оттуда. Мы и сейчас отслеживаем путь только до Киева. Но нам известен круг действующих лиц и информацию встречаем в пункте назначения. С одной стороны это плохо. Мы не сможем контролировать новых фигурантов. С другой стороны прелестно, они так же не могут отследить наше вмешательство. Есть еще один немаловажный фактор — информация, не дошедшая до известных нам адресатов, скажет о задействии новых людей. Мы их вычислим, пусть не сразу, но вычислим.

Михайлов понял по интонации, что Топорков не договорил и замолчал. Из собственного опыта он хорошо знал, что неизвестность пугает, мешает работать или ставит в тупик.

— Хочешь спросить и не решаешься? Вы тоже не знаете, что делается на самом деле на нашем объекте и это мешает понять конечную цель, профессиональную задачу. Ближайшая задача следующая — выявить агентурную сеть, достаточное количество фактов неправомерной деятельности и задержать преступников. Условие одно — в центр должно уйти убедительное сообщение о ложном объекте. После этого задержать, допросить и направить в суд. Никаких игр с их разведцентром. Подумайте, подполковник, каким образом сообщить Короткову о ложном заводе. Это главное на сегодняшний день.

— Так точно, товарищ генерал, подумаю.

Коротков переоделся в бытовке после окончания смены, не торопясь направился к проходной завода, предъявив пропуск, вышел на улицу. Вздохнув полной грудью свежего воздуха, направился к дому, но внезапно услышал шум открывающихся ворот запретной зоны. Обернувшись, он увидел небольшую территорию: за этими воротами были следующие. Ворота автоматически закрылись, выпустив автомобиль скорой помощи.

Он шел, размышляя, к дому. Кому-то стало плохо и вызвали скорую. Оказали помощь на месте или увезли в больницу? Коротков по дороге зашел в кафе, заказал ужин. Вскоре услышал разговор за соседним столиком. Одна дама, чуть ли не взахлеб, рассказывала своему ухажеру: «К нам в приемный покой скорая заводского привезла, руку ему оторвало, всю кисть целиком, словно ее и не было никогда. Сейчас оперируют. Что у них там на заводе творится, гранаты что ли делают»?

Коротков расплатился за ужин и вышел из кафе. Дома рассуждал про себя, прикидывая разные варианты. Рука — не голова, выживет. Завтра днем или к вечеру его из реанимации в палату переведут…

На следующий день после работы он направился прямо в приемный покой местной больницы с жалобами на сильную боль в области живота. Хирург осмотрел его, пропальпировал. Коротков решил пояснить:

— Доктор, у меня уже второй раз такое случается. Первый раз приступ несколько часов длился, так же попал в больницу. УЗИ показало камни в желчном пузыре. Уколы какие-то сделали, таблеток наелся и все прошло. Сейчас уже шесть таблеток но-шпы выпил, но пока не помогает. Наверное, камень здоровый пошел. Надеюсь, что обойдется все, доктор, но я один живу, страшновато одному дома. Может, побуду у вас ночку, надеюсь все же, что пройдет приступ, а утром определимся — резать или таблетки глотать. Я на заводе работаю, не хотелось бы, конечно, на больничный идти…

— Еще один заводской, — ухмыльнулся доктор, — что у нас с УЗИ? — спросил он медсестру.

— Рабочий день закончился, — ответила она, — домой врач ушел. Вызвать?

— Давно УЗИ делали? — спросил доктор Короткова.

— Весной, — ответил он, — помню, что камни разные, от нескольких миллиметров до шести или восьми.

— Ладно, посмотрим до утра, понаблюдаем. Но-шпы он уже достаточно выпил, сделай ему инъекцию баралгина и к коллеге в палату, — дал он распоряжение медсестре.

— Того приказали в отдельной палате держать, — ответила медсестра.

— Здесь пока я начальник, а не директор завода, — возмутился доктор, — этот тоже оттуда, пусть вместе и валяются. Отдельных палат на каждого заводского у нас нет. Пусть скажут спасибо, что не в общей палате лежат. Раскомандовались тут все.

Медсестра пожала плечами, набрала лекарство в шприц, повернулась к Короткову.

— Попку оголяем.

— Какой болючий этот ваш баралгин, — сморщился он от укола.

В двухместной палате Коротков вначале молчал. Потом заговорил:

— Меня Роберт зовут, а тебя?

Больной ничего не ответил, но посмотрел в его сторону.

— Сильно болит? — снова спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: «У меня камень из желчного пошел, так схватило, что сил нет. Прямо с завода сюда.

— Что-то я тебя на заводе не видел, — заговорил внезапно больной.

— Нас пять человек, отдельно от всех держат, поэтому и не видел. Мы вообще никого не видим.

Коротков посмотрел на проступающую через бинты кровь. Видимо, правильно дама в кафе говорила, оторвало только кисть правой руки. Спросил:

— Как же тебя угораздило?

— Как… запнулся… ручонки вперед и выставил. Прямо под работающую циркулярку. Вжиг и одна культяпка осталась. Вас в каком здании держат?

— В обычном, — ответил Коротков, — ты же тоже подписку давал…

— Да пошли они… с это подпиской… мне она руку не вернет. Я же столяр высшей квалификации. В городе мебель делал под эпоху Людовика четырнадцатого. Зарабатывал… А теперь что?

— Травма производственная, дадут первую группу. Пенсия неплохая по инвалидности, — ответил Коротков. Слушай, я же тоже в городе в ипешке работал, мебель на заказ делали. Для чего вся эта катавасия с секретностью?

— Откуда я знаю, сам же видел этот фанерный катер под боевой. Одного не понимаю: на хрена делать какую-то установку под вид лазерного оружия? В дереве ни черта не соображают. Я им говорю, что не выточить эти детали из сосны, осина нужна, а им все по барабану. Три заготовки уже запорол, пока осину не привезли. Ее и разделывал на циркулярной пиле. Видишь… руку разделал, — он приподнял культю.

— Я слышал, что фанерные катера им для учебных стрельб нужны, — продолжил Коротков тему.