— Конечно, вместе, мы тоже с Ниной скучаем по старому дому, по друзьям, по Михайловке, — одобрительно ответил отец, — а с Матвеем какой-то особый разговор намечается?

— Да… особый, — вздохнул Михайлов, — у него дочь Зинаиду в городе убили. Еще летом прошлого года.

— Как убили? — вскрикнула Нина Павловна.

— Убили… тело долго не могли найти, пока преступников не поймали и они сами не показали, где закопали труп в лесу. Перезахоронили на кладбище, конечно. Даже не знаю, как Наумовым об этом сказать, расстались они в последний раз с дочерью плохо. Матвей не простит себе этого, хоть и не виновен ни в чем.

— Может не говорить им ничего, пусть не знают. Подкосит их эта смерть. Сильно подкосит. Как думаешь, Борис? — спросил отец.

— Не знаю, кто такое знать может? Сказать — нехорошо и не сказать плохо. Правда… она вроде бы лучше, но в могилу сведет родителей. Не знаю, что делать, не знаю.

После долгого молчания заговорила Нина Павловна:

— Были бы в городе — ладно… а так и печку затопить некому будет, стакан воды подать… Еще спалят свой дом и сгорят вместе с ним. Пусть лучше не знают, Бог простит нам этот грех, будем молиться…

— Тогда так и решили, — тихо и горестно произнес Борис, — такие дела. Как там наш Андрюшенька, спит? — решил увести разговор в сторону он.

— Скоро проснется, — ответила Светлана, все еще находящаяся под впечатлением сказанного, — кормить пора.

Районный поселок просыпался утром по-разному. Где-то свет зажигался в семь утра, чтобы в восемь быть на работе, где-то на час позже, а кто-то высыпался всласть и до одиннадцати.

Ранний гул тяжелой техники будил близлежащие дома в одно и тоже время — то солдаты строительного батальона начинали запускать свои бульдозеры, грейдеры, экскаваторы. Рыли котлованы под фундамент сразу семи объектов одновременно.

Никто из местных жителей не помнил подобного масштабного строительства со времен царя Гороха. На стройки смотрели с любопытством и интересом. Приходили даже целыми семьями, спрашивали: что будет здесь или тут, или там? Некоторые парни осуждали солдат — что это за служба с мастерком и лопатой вместо автомата? Другие наоборот уважали — отслужил и вернулся домой с набором специальностей. Пригодятся или нет — это вопрос другой, главное ты можешь построить дом, например. Третьи относились ко всему индифферентно, но подобных скептиков было немного.

С особым интересом за происходящими событиями наблюдали выпускники школы. Им скоро предстояло выбрать жизненный путь — остаться здесь или уехать в город на заработки и учебу. Многие предшественники возвращались сейчас в район, потеряв работу или свой малый бизнес в связи с возникшими трудностями экономики. За последний год доллар и евро взлетели в цене, по отношению к рублю, неимоверно, выросли в два раза. Это, естественно, давало свои последствия. Выбор у выпускников уменьшился — учеба в ВУЗе или работа здесь. Мало останавливали выпускников школы ребята с высшим образованием, болтающиеся по поселку в поисках работы, но задуматься пришлось и над этим. Слова Михайлова об отсутствии уверенности в завтрашнем дне прочно засели в голову. А здесь, в поселке, эта уверенность была. Она звенела гулом моторов, шумом стройки, перспективой работы и направления в ВУЗ. Многие, еще не приняв окончательного решения, уже подумывали — не опоздать бы, а то наберут в учебный центр и пролетишь, как фанерка над Парижем.

В конце июня кадры доложили Михайлову, что в учебный центр при заводе поступило девяносто восемь заявок. Из них пятьдесят от только что закончивших школу, остальные: люди разного возраста, не нашедшие до сих пор или потерявшие работу. Начальник отдела кадров с ужасом спрашивала:

— Борис Николаевич, выучатся люди — куда мы их брать будем? Сейчас уже свободных должностей нет, все на завод стремятся устроиться. По условиям обучения завод обязан предоставить работу, но как?

Он отвечал с улыбкой:

— Не беспокойтесь — будут рабочие руки: будут и места. Еще станете бегать и кадры искать. Ближайшая перспектива следующая — увеличение штатной численности до трехсот человек сверх имеющихся кадров. А вы говорите девяносто восемь… Этого крайне мало, Марина Ивановна, ищите людей, ищите. Учеба продлится восемь месяцев с сентября. В мае следующего года заводу потребуется триста человек, думайте, где их взять, особенно инженерный состав.

Начальник отдела кадров вышла от директора успокоенной в отношении приема на работу, но теперь ее беспокоил другой вопрос — где взять людей. Считала много, а оказалось совсем мало. Ее инспектор спросила:

— Что директор сказал, куда людей устраивать станем?

— Куда надо, туда и станем, — многозначительно произнесла она, нагоняя на себя важность, — сказал, что ты плохо работаешь, мало людей набрала в учебный центр.

— Ой, — усмехнулась кадровичка, — так он обо мне сразу и вспомнил…

Она поняла, что отругали ее начальницу, а та сваливает на нее. Но вывод сделала, людей надо набирать еще.

К Михайлову вошел Топорков. Присел на предложенное кресло.

— С чем пожаловал, Константин Александрович? — поинтересовался директор.

— Особо ни с чем, все идет в плановом порядке — проверка, стройка и так далее. Квартирку себе присмотрел в строящемся доме трехкомнатную. Дадите?

— Без вопросов, Костя, без вопросов. Все-таки квартира, а не благоустроенный дом с огородом?

— Да, Борис Николаевич, квартира. При нашей службе некогда огородом заниматься.

— Жениться тебе надо, Костя, ты же не закоренелый холостяк. Неужели нет никого на примете? — поинтересовался Михайлов.

Он заметил, как смутился сразу же Топорков, отвечая неуверенно:

— Есть, Борис Николаевич, правда мы еще не обсуждали серьезных вопросов. Так… пока присматриваемся друг к другу. Хорошая девушка, вас постоянно хвалит…

— Ты что, ревнуешь? Я повода для отношений никому не давал, — удивился Михайлов.

— Извините, Борис Николаевич, я, наверное, неправильно выразился. Старые директора постоянно приставали к ней с гнусными предложениями. Пономарев вообще выставил ультиматум — или спишь со мной, или ищешь работу в другом месте. Она уже написала заявление на увольнение, но тут пришли вы — всегда вежливы, тактичны, никаких намеков и поводов. Поэтому она и отзывается с благодарностью.

— Людмила? — спросил Михайлов и, заметив согласный кивок головы, продолжил: — Хорошая девушка, могу тоже ее похвалить — задницей, извини, не виляла и ножки не строила. Порядочный человек, цени ее, Костя.

— Спасибо, Борис Николаевич… Ей форма нравится…

— Так носи и не скрывай свою должность, сейчас можно. А мне подбери человечка, зама по тылу из Морфлота. Разрешу тебе целенаправленную командировку во Владивосток вместе с Людмилой. Из Крыма вряд ли кто поедет сюда, впрочем, можешь искать везде. Вопрос с переводом я решу. Главное, чтобы был профессионал и согласен на переезд.

— Есть подобрать заместителя по тылу, — обрадовано вскочил Топорков, — разрешите идти?

— Иди, Костя, удачи тебе.

Михайлов сдержал слово и направил Топоркова в командировку вместе с Людмилой в июле. Владивосток как раз просыхал от дождей, и устанавливалась теплая, ясная погода. Море еще не совсем потеплело, но люди купались и загорали вовсю.

Оставив Людмилу в гостинице одну, он прибыл к начальнику тыла Тихоокеанского флота, который, получив приказ, дал добро на ознакомление с личными делами офицеров. Шел уже третий день, но Топорков не находил даже намеков на желаемую кандидатуру. Догадавшись, что полученный приказ негласно саботируется командованием тыла и ему подсовывают людей, от которых желают избавиться, он пошел другим путем.

Одна из женщин в возрасте, приносившая личные дела офицеров, посоветовала ему обратиться к старшему мичману Навальному. Когда-то он ходил на катерах, потом по здоровью его списали на берег, но он продолжал служить в ремонтных доках, пока не ушел в отставку полностью. Получив адресок, Топорков направился к старшему мичману домой.