- Три дня назад его привезли. Но ты понимаешь, он же был без сознания. Только сегодня, три часа назад, очнулся. Потом его допрашивал следователь.

 - Угу… Но может быть, я могу его навестить?

 - Нет, Джессика, пока нельзя, к сожалению.

 - А почему он сам не написал вам адрес? — спросила она и Кит снова почувствовал в ее голосе напряжение.

 Черт!

 - Он… Он не помнит его, Джессика… Понимаешь? Так бывает. Он не помнит свой адрес.

 - Да?.. Хм…

 - Поверь мне, Джессика! — со всей убедительностью произнес Кит. — Но… Но если ты боишься или… Конечно, ты можешь не сообщать мне адрес. Через несколько дней твой папа, вероятно, сможет говорить и тогда он сам позвонит тебе… Пока, Джессика.

 - Нет! — остановила она. — Подождите! Мы живем на тридцать девятой. Дом семь–бэ, квартира тридцать.

 - Ага, — облегченно произнес он. — Тридцать девятая, семь–бэ, тридцать, я понял, моя хорошая. Где–то через час я буду у тебя, ладно? Меня зовут Кит.

 - Хорошо. Только вы сделайте три звонка, вот так: пам… па–рам… пам–па–рам…

 - Да, я понял, — кивнул Кит. — До встречи, Джессика. И не вешай нос, все будет хорошо.

 - Да.

 Кит с облегчением нажал кнопку отбоя.

 Потом достал двести долларов, найденные на трупе, и тщательно протер их салфетками. Еще раз обработал телефон. Долго принюхивался, пытаясь уловить малейший запах, и снова тер, пока, как ему показалось, не избавился от смрада. Только тогда проглотил пирожное и с наслаждением выпил полуостывший кофе.

 Посидел с полчаса, наслаждаясь покоем, безопасностью и теплым ароматом ванили, доносящимся из кондитерской.

 Нужно было идти…

 Тридцать девятую он знал отлично. Это совсем рядом с маминым домом, это там ее причастила какая–то мразь.

 Ну что ж… Он пойдет к этой девочке, отдаст ей телефон и деньги. Больше он ничего не может для нее сделать. Судя по всему, матери у нее нет. А значит, она обречена. Ей не выжить одной в этом городе гуимпленов. Не выжить.

 До тридцать девятой Кит добрался без осложнений, если не считать снукерши, пытавшейся остановить его на тридцать третьей. Он не стал использовать кастет, просто перехватил руку со шприцем и вывернул так, чтобы игла вошла самой же девке в спину. Вдавил плунжер до упора, выжимая из шприца остатки гадости. Потом подсечкой повалил снукершу на землю и быстро ушел.

 Нужный дом он нашел без труда, поднялся на третий этаж, позвонил, как было условлено.

 Прошло не меньше двух минут, пока он услышал за дверью знакомый по телефонному разговору голос:

 - Кто там?

 - Джессика, это Кит, — отозвался он. — Это я звонил тебе по поводу отца.

 Щелкнула пара замков.

 - Входите, — услышал он.

 Кит толкнул дверь, ступил за порог, в полумрак тесной прихожей. Захлопнул дверь и только тогда повернулся.

 Девочка была невысокой и очень худой. На вид ей не было и пятнадцати — лет четырнадцать, не больше. А может быть, так казалось из–за ее худобы и невысокого роста. Наверное, с тех пор, как три дня назад ее отец не вернулся, она никуда не выходила. Пожалуй, ничего не ела. Надо будет сходить, купить что–нибудь на те двести баксов, покормить беднягу.

 Джессика стояла в дверном проеме, ведущем в гостиную. В стареньких джинсах, в белой футболке с Микки–маусом на груди. Руки вытянуты вперед. Пистолет подрагивает в стиснутых до белизны пальцах, панически обхвативших его рукоять. Курок взведен. Наверное, отец понемногу обучал ее обращаться с оружием. Правильно делал.

 - Привет, — улыбнулся Кит, подняв руки, привалившись спиной к двери.

 - Я умею стрелять, — предупредила девочка. — Папа научил меня.

 - Да, — кивнул он. — Я уже понял. Но все–таки тебе не стоило впускать меня, если ты мне не поверила. Я ведь взрослый, я хитрее тебя, сильней и опытней. А убить человека не так–то просто. Особенно для ребенка.

 - Я не ребенок, — возразила она.

 Ей тяжело было держать нелегкий револьвер в вытянутых руках. Ствол гулял вверх–вниз, она с трудом продолжала целиться Киту в грудь.

 - Где мой папа? — спросила она.

 - Он в больнице. Он попросил меня передать тебе…

 - Вы врете, — перебила она. — Что вы с ним сделали?

 - Джессика я… Слушай, можно, я присяду на корточки? Устал я сегодня.

 Она пожала плечами, не зная, разрешить или нет, пытаясь угадать, а не уловка ли это.

 Кит медленно присел, не опуская рук.

 Он действительно зверски устал. И очень хотел спать. Вот прямо здесь, сейчас, свалился бы и уснул!

 - Джесс… Прости меня, Джессика, — сказал он. — Я вижу, ты и правда достаточно взрослая девочка, поэтому я… Твой папа умер. Я нашел его сегодня…

 - Нет!

 - Я нашел его сегодня на сорок восьмой улице, в здании бывшего часового завода.

 - Нет!!!

 - Наверное, его заразили снуком, и он… В общем, он сделал себе инъекцию смертельной дозы. Он не захотел стать снукером.

 - Нет! Нет!

 - Мне жаль, Джессика.

 - Нет…

 - Одну мою знакомую зовут так же, как тебя. Я просто хотел проверить, не ее ли номер был записан в телефонной книжке у твоего папы и позвонил…

 - Это вы убили его! И потом обшаривали!

 - Нет, Джесс, — устало покачал головой он. — Нет, я нашел его сегодня. Он был мертв уже дня три, не меньше.

 Она выронила пистолет, опустилась на колени и рыдала, закрыв руками лицо.

 Он поднялся, подошел к ней, сел рядом. Обнял, прижимая к себе, неумело гладя по голове.

 - Он решил умереть, Джесс. Понимаешь, он не захотел быть снукером. Он так решил. Это было правильное решение. Папа думал о тебе, даже когда уже был болен. Он продолжал думать о тебе и принял правильное решение. Он не позволил себе погубить тебя. Я бы… Я бы поступил так же на его месте. Твой отец был хороший человек и настоящий мужчина… У тебя есть мама?

 - Нет.

 - Какие–нибудь родственники?

 - Нет!.. Он не должен был! Он не должен был! Я же люблю его! Ну и пусть бы он был снукер, но я же его люблю! Зачем он?!

 Разве возможно утешить девочку–подростка, потерявшую единственного любимого и близкого человека, оставшуюся один на один с огромным городом–призраком!

 - Джессика… Он ведь тоже любил тебя. Именно поэтому он и… Он просто понимал, что не имеет права подвергать тебя опасности. И не хотел… не хотел стать чудовищем…

 - Он не должен был.

 - У меня мама — снукер.

 - А? — девочка оторвала руки от лица, посмотрела на него заплаканными глазами.

 - Несколько лет назад ее заразили, когда меня не было. Меня не было, и ей пришлось самой идти в магазин. Когда я вернулся, она уже… Понимаешь, ты бы не справилась. И твой отец это понимал. И он знал, что не сможет отвечать за себя под действием наркотика. Это очень больно — терять родного человека. И я знаю, что не могу тебя утешить. Тебе просто придется пережить это. Справиться, перебороть, и жить дальше. И быть благодарной своему отцу за то, что он для тебя сделал. Ведь он до самой последней минуты думал только о тебе.

 - Я не хочу жить, — прошептала она.

 - Отец не одобрил бы этих слов, — покачал головой Кит.

 Он поднял револьвер, снял его с боевого взвода. Старый добрый «Barley–2020L», не особо мощный, но очень надежный.

 - Вот что, — сказал он. — Я пока подержу оружие у себя, ладно?

 Мало ли что может прийти сейчас девочке в голову…

 Она не ответила; сидела, уперевшись затылком в стену, закрыв глаза; а из–под век всё текли и текли слезы.

 Кит сунул пушку в карман, пришитый им изнутри ветровки, специально под оружие, прижал липучку. Ну что ж, неплохо. Главное — не попасться с этой штукой полиции: разрешения–то на оружие у него пока нет.

 - Джесс, — он тронул девочку за плечо, — я хочу сходить к Белчеру, взять что–нибудь поесть. Дай мне слово, что до того как я вернусь, ты не наделаешь никаких глупостей.

 - Что?

 - Иди ляг в постель и попробуй задремать.

 - Хорошо.

 Голос ее был слаб и безучастен.