— Ты видела фотографии, которые я выставил? — спрашивает он, проводя руками по своим ещё влажным волосам.

— Да, — отвечаю я. — Я даже видела ту, которую Кара заставляла тебя убрать. Думаю, ты должен сделать это, Роб. Если у неё есть проблемы с фигурой, то эта фотка может причинить ей боль. Конечно, она не толстая, но я знаю, какими могут быть девочки. Самая маленькая капелька жира, и они считают себя чудовищем.

— Хорошо. Я удалю её позже, — соглашается он, пронизывая меня глазами.

Следует минута молчания.

— Также ты можешь удалить и фото со мной, — добавляю я, нарушая тишину.

— Почему? — спрашивает Роб и кривит рот от любопытства.

— Просто они такие... такие, я не знаю. Они мне не нравятся.

— Думаю, «интимные» — это слово, которое ты ищешь. Они заставляют увидеть себя такой, будто я влюбился в тебя.

— Точно, поэтому удали их.

— Но я влюбился в тебя.

Я проклинаю румянец, который окрашивает мои щёки.

— Ты играешь со мной и не влюблён в меня, как в личность.

Его веселье тает, а выражение лица становится жёстким.

— Я так влюблен в тебя, Лана, как если бы жил под твоей кожей

Я смотрю на Роба, а на его лице нет ничего, кроме абсолютной серьёзности.

В этот момент Саша сбегает по лестнице, звеня ключами от машины и объявляя:

— Я их нашла! Поехали, Роб, ты же знаешь, папа возьмётся за ремень, если мы опоздаем.

— Да, — говорит Роб тихим голосом. — Я прямо за тобой.

И так он и уходит.

Боже мой. Он действительно только что сказал это? Хорошо, что дом в моём полном распоряжении на несколько часов, потому что мне необходимо остаться наедине. Чувствую себя так, будто тренируюсь в пении, чтобы выпустить пар и отпустить свои сдерживаемые эмоции. Через песню у меня как будто выворачивает внутренности наружу, но от этого становится гораздо легче.

Доев ананас, я всё ещё дрожу после заявления Роберта и поднимаюсь наверх, чтобы накинуть что-то из одежды. Моё сердце запуталось от смущения. Открыв шкаф, где я разложила свои вещи, шарю по дну и ищу спрятанную деревянную коробочку с барабанными палочками.

У меня есть такая маленькая странность, я барабаню в такт песне, когда пою. Это единственное, что я могу делать руками, потому что ненавижу просто стоять, и ещё больше не люблю танцевать. Даже если никого нет, кто может меня увидеть, я чувствую себя неловко.

Моя последняя музыкальная страсть — Адам Ант, потому что его песни такие взрывные, что даёт мне множество комбинаций исполнения на своей ударной установке. Плюс — его песни просто весело петь. Видите ли, я не совсем такой музыкальный ненавистник, как Роберт говорит обо мне. Устанавливая свой айпод на док-станцию, я прокручиваю вниз свой список воспроизведения. «Кошелек или Жизнь» — это первая песня, и я делаю звук громче, нажимая «пуск». Затем достаю свои барабанные палочки, пропадая в музыке и ритме.

На следующие несколько часов весь дом становится моей сценой. Я дефилирую вверх-вниз по лестнице и пою во все горло «Don`t Stop Me Now» группы «Queen». Забравшись на кухонный стол, я распеваю «Running up That Hill» Кейт Буш и прыгаю с дивана на кресло, с кресла обратно на диван под рэп Уоррена Джи «Regulate».

Да, мне нравится Джи-фанк, как и любому другому человеку.

«This Ain`t a Scene» группы «Fall out Boy» заканчивается, а дальше следует финальная «Paper Planes» Мии. Пожалуй, самая подходящая весёлая песня для того, чтобы попробовать постучать на своей деревянной коробочке.

В такие моменты, находясь в одиночестве, и мне нечем развлечь себя, лишь мой голос и импровизированный музыкальный инструмент, я чувствую себя намного свободнее. Именно мнение других людей заключает нас в тюрьму, ведь они полны желания не соответствовать таким, какие мы есть. В пустом доме нет никого, на кого нужно производить впечатление, лишь четыре стены вокруг меня.

Когда заканчиваю, я слишком измотана, чтобы вообще думать о Роберте. Я бегу в ванну и расслабляюсь остаток вечера, завернувшись в мягкий флисовый халат. Саша и Роберт возвращаются домой уже поздним вечером. Слышу, как они входят в дом и тихо болтают внизу на кухне.

Несколько минут спустя Саша просовывает голову в мою дверь.

— Привет, малыш, как прошёл твой день?

— Замечательно. Я просто расслаблялась и ничего не делала, — говорю ей, наполовину солгав.

Она входит в комнату, стянув свою обувь, и плюхается на кровать.

— Я сонная от вина, — говорит она, подавляя зевоту.

— Тебе было весело у отца?

— Едва ли. У него под рукой была его новая подружка, которой я даю только двадцать семь лет. Мне пришлось выпить полбутылки вина только для того, чтобы просто терпеть её тощую меркантильную задницу. Ох, и представь себе, её глаза практически вылезли из орбит, когда она впервые увидела Роберта, а потом флиртовала с ним весь ужин. Отец даже не заметил этого, ведь он был слишком занят, критикуя меня за то, что я отдала эту историю о Молли Уиллис другому писателю.

— Ох, — говорю я, и моё сердце замирает, лишь услышав, что кто-то флиртует с Робертом. — Ну, твой отец никогда не был разборчив в подобных вещах. Но я бы не беспокоилась об этом. Я имею в виду, не похоже, что будет огромная разница, если бы это написала ты или кто-то другой.

— Отец не одобряет, если я отказываюсь от возможностей, даже самых маленьких.

Вздохнув, она подкладывает подушку себе под голову.

— Серьёзно, Саша, у тебя удивительная карьера для такой молодой девушки, я даже не могу представить себе — ты работаешь на газету, равноценную дьяволу.

Она смеётся над этим, и на минуту мы замолкаем.

— Ну, — начинаю я, — как Роберт поступил с подружкой?

— Ну, у него хватило ума не флиртовать в ответ, но это было что-то. Но всё равно вся эта ситуация чертовски удручает.

— Что чертовски удручает? — спрашивает Роберт, незаметно входя в комнату.

Увидев меня в банном халате, он ухмыляется и садится с нами на кровать, скинув обувь, как это сделала Саша. В некоторых случаях они так похожи, аж страшно.

— Безостановочные попытки Мелани флиртовать с тобой. Пожалуйста, не притворяйся, что ты не заметил.

— О, я заметил. Жаль, что отец нет.

— Что он вообще делает с этой тёлкой? Я просто не понимаю, — вздыхает Саша.

— Я бы мог подумать о нескольких вещах, — отвечает Роберт, покачивая бровью.

Саша мягко пинает его ногой.

— Э, это отвратительно.

— Отвратительно, но, правда. Мне очень неприятно открывать это тебе, сестрёнка, но наш отец — самец, и всегда был таким.

— Ах! Не хочу это слышать, — вскрикивает Саша, выхватывая подушку у себя из-под головы, и прижимает её к своим ушам.

— Хорошо, хорошо, я больше ничего тебе не скажу, — говорит Роберт, поднимая руки вверх.

Я хихикаю, потому что это правда. Алан Филипс — большой дамский угодник. Полагаю, это то, что Роберту досталось от него.

— Правильно, я потащилась в постель, прежде чем засну здесь, — говорит Саша, вставая и направляясь прочь из комнаты.

Когда Саша выходит из комнаты, внимание Роберта переключается на меня, и от него веет ожиданием.

— Думаю, что я тоже баиньки, — говорю я с большой особо обозначенной зевотой, заползая под одеяло. — Выключи свет, когда будешь выходить, хорошо?

Он хватает меня рукой за ступню, прежде чем мне удаётся полностью спрятаться под одеялом, и ласкает мою голую голень.

Продвигаясь вверх к изголовью моей кровати, Роб дёргает пояс моего халата.

— И что у тебя под ним? — спрашивает он, обводя глазами одетое во флис тело. — Пожалуйста, скажи, что ничего.

— На мне надета моя ночная рубашка, — отвечаю я, отодвигая его руки и затягивая халат на своей талии.

— О, даже лучше, — продолжает Роб, и следующее, что я помню — это его твёрдое тело на моём, а его губы на моей шее.

— О-о-о-о-о-о, — вырывается звук удивления из моего рта.

Роб мягко смеётся в мою кожу, и я становлюсь возбуждённой, покрываясь румянцем.