Похоже, я разошелся не на шутку. Воспоминания об ужасах прошлой семейной жизни так и бурлили во мне, выплескиваясь наружу потоком слов. Девушка за компьютером едва успевала стенографировать мой красноречивый монолог.

- И чтобы хозяйство вести могла. Семейный бюджет блюсти. А то жена на мою зарплату себя в ходячий галантерейный магазин превратила. И еще жаловалась теще, что я мало получаю. Да, и чтоб теща спокойная имелась. А то мою бывшую тещу надо было специальным указом правительства к холодному оружию приравнять. Нет, к огнестрельному. Массового уничтожения! Ну, вот, вроде, все...

- Подождите минуточку, - сказала мне девушка, утирая носовым платком выступившие на лбу крупные капли пота. - Сейчас компьютер подыскивает вам варианты. Когда он закончит, на экране появится фотография женщины вашей мечты... Ну что ж, поздравляю вас! Кажется, нам удалось найти для вас идеальную пару. Взгляните сюда, все данные полностью совпадают с высказанными вами пожеланиями.

Я поднял глаза и едва не потерял сознание. Схватившись руками за краешек стола, чтобы удержать равновесие, я тщетно пытался унять дрожь в коленях.

- Что с вами? Вам плохо? - Донесся откуда-то издалека голос симпатичной блондинки.

- Нет, нет, все в порядке... - Ответил я и еще раз взглянул на монитор компьютера.

Со светящегося экрана мне улыбалось изображение... моей бывшей жены.

ГИМНАЗИСТКИ

Стояло солнечное июньское утро. Право, не скажу точно, было ли оно действительно солнечным, однако ж высокое звание сочинителя обязывает меня нарисовать благородному читателю пейзаж места действия прежде, чем приступить к самому действию. Потерпите, благородный читатель.

Так вот, стояло солнечное июньское утро. Воздух был тепл и недвижим, небесный свет касался золотом листьев пыльного шиповника, росшего на неухоженном газоне по обочинам улицы, ронял яркие блики на неровную мостовую. За шиповником начиналась лестница, поднимавшаяся к высокому каменному зданию, где располагался некогда самый что ни на есть обыкновенный техникум. Собственно, техникум и остался на том же месте, только обрел он ныне вторую жизнь, второе дыхание, получив гордое наименование - гимназия.

Я неспеша прогуливал по тротуару радостно молотящего в воздухе длинными курчавыми ушами коккер-спаниеля и наслаждался погодой. Спаниель деловито подымал лапу подле каждого встречающегося ему попутно предмета. Нам было хорошо и уютно вдвоем.

И вот, в этот прекрасный миг возвышенных мечтаний о прохладной ванне, газете и предстоящем обеде, идиллия была нарушена весьма неожиданным образом. А именно дверь в вершине лестницы оглушительно хлопнула и на улицу выбежали две смеющиеся гимназистки.

Как и все юные особы, эти были хороши собою, веселы и беззаботны. Спаниель, бросив обнюхивать шиповник, бесцеремонно поспешил познакомиться с их туфлями, но, не обнаружив, видимо, в их запахе ничего значительного, засеменил было далее.

- Ах, какая прелесть! - Воскликнула одна из гимназисток, обращаясь не то ко мне, не то к спаниелю. С этими словами она ухватила собаку за шею, вызвав таким действием несказанное удивление последней, и принялась усердно мять ее холку. Пес лениво махнул хвостом.

- Нет, ты только посмотри, Любочка, какое милое существо, не правда ли? - Обратилась она к подруге, глядя тем временем в глаза разомлевшему от нежданного счастья псу.

- Да, чудесное существо, - подтвердила со знанием дела Любочка, бросая заинтересованный взгляд в мою сторону, - полностью с тобою согласна.

Я отвернулся и закурил, терпеливо ожидая, когда у девушек пройдет приступ умиления. Но не тут-то было: юные особы, кажется, прекрасно сознающие, что являются не кем-либо, а студентками петербургской гимназии, чудесного города, где есть губернатор, кондуктора и даже городовые, решили, не уходить, не учинив подобающую приличию беседу в пару фраз.

- Ах, скажите, сударь, где вы приобрели столь очаровательное создание? - Спросила первая, продолжая тискать собаку, - ведь не иначе, на какой-нибудь породистой выставке, правда?

- Что вы, сударыня, - правдиво отозвался я, - на птичьем рынке, за три рубля.

Признаться, я был слегка поражен неожиданной обходительностью ее манер. Одно слово - Петербург!

- Ах, вы, вероятно, обманываете меня! - Засмеялась она. - Скажите, что обманываете!

- Ну... - Смутился я, - Немного, пожалуй. Не за три, а за три с полтиной.

Девушка засмеялась добродушным смехом.

- Вы так развесилили меня, право... - Произнесла она, и я вторично умилился ее утонченному воспитанию. Чудо! Может быть, не зря это все подумал я - Петербург, кондуктора, городовые... Может быть, так оно и должно быть, чтобы в прекрасном, чистом городе, жили прекрасные обходительные люди...

- Да, вы так развесилили меня, право, что я, видит Бог, едва не уписалась тут со смеху!

- Что ты, Ира! - Воскликнула ее подруга. - Разве можно говорить такие вещи при незнакомом нам человеке!

Она улыбнулась мне извиняющейся улыбкой.

- Не слушайте ее, сударь, она, блин, немного на башку того... Долбанутая... Надеюсь, вы не обиделись?

- Нет, что вы... - Развел я руками, польщенный заботой о моем самолюбии. - С чего бы?

- Не знаю, - пожала плечами она, - тут на днях один козел старый от таких слов чуть на асфальт не звезданулся. Я вот и подумала, вдруг вы тоже... Как этот... Интеллигент хренов...

- Нет, нет, - поспешил заверить я, - я не того... в общем не то, что вы сказали...

- А, ну тогда порядок. - Отозвалась она и обратилась к своей напарнице. - Пойдем, кончай животное мучать. Давай быстрей, опаздываем, на хрен!

И, обернувшись ко мне, добавила:

- До свидания!

- Прощайте... - Ответил я, и немного подумав, добавил: - блин.

Одно слово- Петербург! Невский проспект, городовые, кондуктора...

Куда мы идем, господа?

ИЗМЕННИЦА

Эта весьма любопытная и довольно поучительная история произошла довольно давно, аж в самом что ни на есть тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. А может быть, и в шестьдесят первом, кто теперь вспомнит? Но не это важно. Произошла она, к

слову сказать, в небольшом поселке колхозного типа Вейшино, что под тогда еще Ленинградом, городом-героем, между прочим. А может быть, и не в Вейшино, не знаю точно. Но, кажется, под Ленинградом. Впрочем, это тоже не играет особой роли в фабуле данного сатирического повествования.

А началась история эта прямо-таки прозаически. Можно даже сказать очень обыденно. То есть, другими словами, три мужика пахали поле. Что тут, позвольте спросить, романтичного? Такого, с позволения сказать, достойного для занесения в анналы мировой литературы? А то, что пахали они на тракторе. На тракторе, не побо

юсь этого слова, марки "беларусь". Таком мощном, сильном, советском, простите за выражение, тракторе. И вот трактор этот ни с того ни с сего возьми да и провались под землю.

Сначала мужики подумали что это у них с похмелья. Присмотрелись - ан нет, ушел их трактор по самое что ни на есть неприличное слово в грунт, а с обоих сторон от него бревна старые из-под земли торчат. Блиндаж, значит, военный. Стоял себе в лесу,

потом присыпало его земелькой-то, лес порубили, пни повыдергивали, а блиндаж остался. И вот бревнышки, значит, в нем подгнили и провалились вниз вместе со злосчастным трактором.

Поудивлялись мужики всякими заковыристыми выражениями и полезли они тот трактор вытаскивать. Смотрят - в блиндаже ящик стоит. Ничей. И вроде как внутри чего-то есть. Поглядели - и вправду есть. Лежат в том ящике бутылки стеклянные, в них плещется что-то подозрительное, и на этикетках по-иностранному написано. "Шнабс", вроде. Не иначе как отрава, чтоб ею победоносные советские танки взрывать. В общем, мэйд ин ненаше, да и на вкус - параша. Хотя спиртом пахнет. Мужики отраву эту, значит, внутрь употребили: дескать, жизнь за родину отдать не жалко, главное,

чтоб врагам не досталось. Глядят - а рядом еще ящик стоит. Хоть в газах и двоится, а ящик кажется целый. Ну и решили они проверить: вдруг еще какой гадости подлые враги припасли? Гадости в ящике не оказалось, зато обнаружилась там немецкая форма с касками и автоматами, и даже офицерская фуражка с орлом и свастикой отыскалась.