– Да, договорились. Где Бэт?

Несмотря на то, что Тимоти ждал этого вопроса, он был застигнут врасплох. Этот допрос Нормана не отличался традиционной последовательностью, логическая связь отсутствовала, причем все это делалось намеренно. Черт возьми, ведь должна же быть какая-то преамбула, какие-то вводные замечания, вопросы.

– Она… гм… она отправилась отдохнуть.

– Бред сивой кобылы.

Норман произнес это в своем обычном, невозмутимом тоне, потянулся за золотой зубочисткой и принялся извлекать застрявшие во время ленча, подгоревшие волокна ростбифа.

– До меня дошли слухи, что она бросила тебя.

– Вздор, – не сдавался Тимоти. – От кого вы это услышали?

– Неважно от кого, у меня достаточно источников. И это никакой не вздор, все так и есть. Она сбежала с Майклом Кэрреном. Это плохо, очень плохо. Хуже некуда. Теперь она будет блудить вне стен дома.

Тимоти покраснел как рак.

– Сэр, я не могу позволить вам говорить о моей жене как…

– Как о шлюхе? А почему? Ведь она и есть шлюха, распутница. Я пытался оградить тебя от нее уже тогда, я пытался вразумить тебя, убеждал тебя, что это не тот выбор, но где там! Ты ведь был «безумно влюблен» и на тебя это не подействовало и, в конце концов, ты женился на ней и вот. Не следовало бы мне этого допускать.

Тимоти старался не утратить контроль над собой, уговаривая себя, что сейчас не время посылать этого старика ко всем чертям. Недели через две. Или через три, но не теперь.

– Я думаю, что все-таки будет лучше, если я своими семейными делами буду заниматься сам, отец.

– А ты не способен ими заниматься, вот в чем дело. Она выставила тебя перед всеми дураком и уж наверняка позаботится о том, чтобы весь свет прошелся бы на твой счет.

Норман следил за реакцией Тимоти и от души жалел, что пару лет тому назад не доверился своим инстинктам и не довел дело до конца. А дело это заключалось в том, что тогда он, Норман Мендоза, сам по-настоящему увлекся молоденькой Бэт, приглашал ее на прогулки, заходил к ней под разными предлогами, зная наперед, что Тимоти в тот момент не мог появиться и застать их вдвоем и так далее. Ничего из этого так и не вышло, у него просто не хватило духу увенчать рогами голову своего сына. А жаль, если принять во внимание то, как обстояли дела сегодня.

– Что ты собираешься предпринять?

Тимоти отказался от дальнейших попыток делать вид, что ничего не произошло. Это было бы просто глупо.

– Я еще не решил.

– Когда она ушла?

– В воскресенье… как только я уехал в Дублин.

Тимоти задыхался от кипевшей в нем ярости, ему было трудно говорить. Норман поднял брови.

– Уже так давно? Надо бы присмотреться к моим осведомителям. Мне об этом доложили лишь сегодня утром.

– Твою слежку за мной я нахожу отвратительной, – Тимоти не заметил, как перешел на ты.

Отец протестующе поднял руку.

– Это не слежка. Ты мой сын. Разумеется, я не спускаю с тебя глаз. А этот Кэррен с нею?

– Я не знаю. Она оставила мне записку, что отправляется к нему.

– Мне именно так и передали. К нему – это куда?

– И это мне тоже неизвестно.

– Может быть, в Дублин?

– Нет, их там нет. Я проверял.

Норман удовлетворенно кивнул, он был рад услышать, что его сын не сидел сложа руки, а хоть что-то предпринимал.

– Значит, Кордова?

Тимоти покачал головой:

– И в Кордове их нет. Его не видели в Кордове с тех пор, как его матушка увезла его оттуда.

– Ах да, эта Лила. Ты ведь должен понимать, что это не могло произойти без ведома Лилы. Ты уже говорил с ней?

– Нет, ее не было в Бельреве и я не знаю, где она.

Он действительно не знал, и это тоже была проблема, причем гораздо более серьезная, чем местонахождение его супруги и его кузена. От этой мысли у него свело живот. Похоже, что ситуация постепенно начинает выходить из-под контроля.

– Найди Лилу, – Норман вставил зубочистку в держатель, стоявший на столе. – Она, я полагаю, может подсказать тебе, где сейчас Бэт и Майкл.

– А потом? – Тимоти не смог сдержать свое непонятное любопытство. – Что потом? Ты считаешь, что всевластному Норману Мендозе по плечу отыскать и вернуть в дом неверную жену его безответственного сына? Что я, по-твоему, должен делать, когда все же отыщу их?

– Ну, отмолотить его ты не сможешь, во всяком случае без посторонней помощи. Он раза в два покрупнее тебя будет. Найми каких-нибудь подонков, только не очень много.

– А моя жена?

– Ей-то всыпать ты можешь и самостоятельно. Но не следует злоупотреблять насилием. А потом, после того, как поучишь ее уму-разуму, отправь ее домой.

– Понимаю. Ты, значит, мне это советуешь? Сначала я должен надрать ей задницу, а потом простить и забыть все, что было.

Норман мгновенно и с поразительной отчетливостью представил себе округлую задницу Бэт.

– Не думаю, чтобы это показалось тебе уж очень неприятным. Тебе ведь ничего другого не остается.

– Отнюдь. Кое-что остается.

– Интересно, что же? – с любопытством спросил Норман.

– Я собираюсь предъявить моей жене обвинение в адюльтере, а Майклу – в сообщничестве, а затем – оформить развод.

Ответом Нормана было гоготанье.

– Да не можешь ты сделать это! Пойми, что не можешь. Ты что, с ума спятил? Мальчик мой, не пристало банкирам впутываться в сомнительные судебные процессы, тем более бракоразводные – это равносильно самоубийству.

Тимоти хотел было протестовать, но раздумал. Не так уж много времени осталось до того, как он обретет такое могущество, что любой скандал будет ему нипочем, но привлекать внимание к себе в эти дни все же не стоит. И вообще, неплохо было бы переменить тему:

– Скажи мне вот что. Ты давно видел Роджера? – поинтересовался Тимоти.

Какую-то долю секунды Норман, казалось, даже не понимал, о ком спрашивает его сын. С тех пор, как их отец отправил этого Роджера подальше, прошли годы.

– Какого Роджера? – не понял Норман.

– Ну, моего дядю Роджера.

– А какое он имеет ко всему этому отношение? – продолжал недоумевать Норман.

– К моей жене он, разумеется, не имеет никакого отношения. Я вспомнил о нем потому, что сегодня его упомянула «Таймс». Они пишут, что Ротшильд собирается открыть филиал в Америке.

– Чертовы газетки. Никогда не верь тому, что в них пишут. В большинстве своем это ложь, не более того. Я ничего о нем не знаю, я о Роджере слыхом не слыхал Бог знает сколько лет. И Джемми с Генри тоже не слыхали.

– Значит, он просто исчез?

– Похоже, что так. А то, что про него написано – глупость несусветная. Мой отец никогда бы не отправил его в Нью-Йорк по делам. Роджер так же подходит для банкира, как и Джемми, и посылать его встать на собственные ноги и не куда-нибудь, а в Нью-Йорк – бессмыслица какая-то.

– А ведь у Роджера есть своя часть медальона? Есть?

Норман прищурился. Теперь до него дошло, почему Тимоти завел разговор об этом:

– Да, по всей вероятности, есть. Но она нигде не фигурирует в качестве полноправного знака доверия.

– Дедушка Джозеф разделил принадлежащий ему кусок медальона на три части, одну он оставил себе, а две других дал своим братьям-близнецам Роджеру и Сислу. Позже Джозеф снова разделил теперь уже свою часть на три и дал своим сыновьям по одной трети. Таким образом, его сыновья, то есть ты, дядя Джеймс и дядя Генри – каждый имеете по своей части. Правильно?

Норман повернул свое кресло к окну. Движение на улице было уже не таким оживленным.

– Правильно.

– Все эти части должно быть, очень маленькие кусочки, то, что на них написано, прочесть невозможно.

– А ни к чему читать, все наизусть знают, что там было написано.

– «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя», – негромко процитировал Тимоти. – Никогда бы не подумал, что Мендоза были без ума от Библии.

– Очень многие из них, оказывается, были, и причем довольно долгое время. Между прочим, под Иерусалимом, в данном случае, подразумевается семья. Дом. Бизнес.