— Такую интенсивную радиацию атмосфера не способна поглотить. Ее схватывают радиационные пояса планеты — магнитные улавливатели. Я думаю, настало время отыскать месторождение магнитной материи и изучить его, чтобы синтезировать эту материю искусственно. Вот о чем я хотел поговорить с коллегами, но они отвернулись от меня. Но я… я им докажу!..

— Ах, Ник! — вздохнул отец. — Когда в тебе говорит ученый, тебя интересно слушать, но когда ты начинаешь «якать»… Ну ладно, к этому мы еще вернемся. А что касается твоей гипотезы, могу сказать только одно: она любопытна и даже правдоподобна, хотя и построена на фантастической основе. Против нее можно выдвинуть серьезные возражения.

— Какие?

— Вот хотя бы такое: что ты скажешь о магнитном поле Солнца? Там тоже «залежи» какой-то особенной материи?

Отец взглянул на сына, ожидая ответа. В глубине души он восхищался своим Ником, даже одобрял его бунт, но не решался признаться себе в этом.

— Что ж, возражение толковое… — пробормотал Ник. — Об этом я как-то не подумал… Первое, что приходит на ум: аналогичные явления могут возникать по разным причинам. И действительно, почему бы Солнцу тоже не иметь такой материи? Ведь модель солнечных недр гипотетична.

— Ну что ж, сынок, все это интересно, но прежде всего ты должен… войти в колею.

Никифор рассмеялся, откинув голову назад и прижав ладони к груди. Точно так же, как смеялся когда-то его отец.

— Это так впопад сказано: в колею! Войти в колею традиций, а голову сунуть в ошейник обычаев и нравов.

Вера внимательно слушала этот разговор отца и сына, вдумываясь в каждое слово. Аргументация отца Ника казалась ей убедительной, но в душе она склонялась на сторону Ника, вопреки логике симпатизируя его возражениям. А если бы ее спросили почему, вряд ли она смогла бы ответить.

— Рано или поздно, а тебе придется пойти на компромисс, сказал на прощанье отец. — И чем раньше, тем лучше. Для тебя.

— Никаких компромиссов!

— Пожалуйста, только без мальчишества. Ты ведь взрослый, ответственный член общества. Об этом не забывай.

«Взрослый, ответственный… — думал Никифор, вперившись взглядом в пустой экран. — А что я такого сделал?»

Несколько дней после разговора с отцом Никифор был молчалив, ни о чем не расспрашивал Веру, ничего не рассказывал ей, даже Кларой не интересовался. Часами лежал себе или сидел в кресле напротив стеклянной стены, и рассеянный взгляд его направлен был куда-то далеко-далеко. Вера, боясь надоесть ему своим вниманием, заходила к нему как можно реже. Вечерами, плавая в бассейне, видела сквозь кружево ветвей, что его стеклянная стена не светится.

А вечера были прозрачные и такие тихие, что, казалось, прислушайся — и услышишь шорох теней. Веру тянуло куда-то, безразлично куда, только бы по тропинкам и по травам, и чтобы не одной, а вдвоем. Пусть бы Ник молчал, и она бы молчала, лишь бы только слышать его дыханье рядом с собой. Ах, эти вечера! Кого они не очаруют! Вера вздыхала, набрасывала на плечи легкий халатик и медленно, как бы нехотя шла в свою комнату.

Однажды, когда она уже спала, на виллу прокралась какая-то тень, проследовала к комнате Ника и легонько постучала. Ник что-то недовольно пробормотал, дверь отворилась.

— Можно к тебе? Только не включай, пожалуйста, свет. Это я, Глеб. Не узнал?

— А почему ты так крадешься? — удивился Никифор.

— Видишь ли, чтобы Веру не побеспокоить… Я ненадолго. Он сел в кресло у кровати Ника, подобрав ноги и опершись руками, словно намеревался что-то схватить и убежать. — Понимаешь, Ник, ты не обижайся, что я так тебе ответил… Знаешь, мне неудобно было перед коллегами…

— Неудобно… — с иронией повторил Никифор. — Скажи прямо: испугался.

— Ну, это ты слишком. Ничего я не испугался, но, понимаешь, в такой ситуации…

Никифор слушал и удивлялся: что стало с Глебом? Порывистый, энергичный, независимый в суждениях, превратился в свою противоположность — боится даже Вере попасться на глаза, говорит совсем не то, что думает. Некоторое время Никифор слушал не перебивая, но слова товарища содержали так мало информации, что он наконец не выдержал и нетерпеливо махнул рукой:

— Хватит! Ты не ввел программу в свою электронную машину!

Глеб в недоумении вытаращился на него.

— Ну знаешь, я думал… просто потрепаться…

— Формальное внимание к товарищу, который споткнулся?

— Ну почему же формальное?

— А рецепты, советы, наставления, прописи для меня есть?

— Правда одна, — тверже заговорил Глеб. — Пока Совет морали и этики не применил к тебе санкций, ты должен честно признать…

— Вот это уже мысль! Хотя и убогая, никчемная по сути своей, но мысль. А то лепечет…

— Почему убогая? Почему никчемная?

— Ты этого не поймешь. А впрочем, подумай.

Разговор явно не клеился. Морализаторство Глеба ничего не дало. Немного посидев, он исчез так же тихо и незаметно, как появился. А Никифор долго не мог заснуть. И досадно было, что потерял друга (ведь так нужен был ему сейчас а настоящий товарищ!), и все же как-то вроде бы полегче стало на душе. Что поделаешь, мелкокалиберным оказался Глеб. Явился сюда, наверно, так, чтобы и Леля не знала. Ну и пусть… Может быть, и Клара хотела, чтобы я в ошейнике ходил… Клара… Пифия…

Вера улыбалась, наблюдая, как Никифор вынужденно, в силу необходимости подчиняется «кнопочной цивилизации».

— Ну что, Ник, полегче немного?

— Немного.

— А дикого меда не хочется?

Он только махал рукой и отворачивался — нашла, мол, над чем смеяться. Но вот и сам рассмеялся:

— Если бы ты знала, как они набросились! Тучей! Если бы не прыгнул вниз и не скатился бы под куст…

— Не прыгнул, а упал. Ведь и ногу сломал, и бока ободрал.

— Не будем уточнять. Я закрыл лицо руками, а они… Ох и злые!

— Не надо на них пенять: они защищали свой дом.

— А зачем преследовали, когда я отступил?

— Ты хочешь сказать: когда они тебя прогнали?

— Какая разница?

— А такая, что они хотели прогнать врага как можно дальше. Ну, может быть, и погорячились немного.

— И все-таки они злые.

Долго еще, пожалуй, до самого выздоровления Никифора главной темой их иронических разговоров были его контакты с природой, а особенно пчелиное «угощение». Шутками Вера все время пыталась скрыть волнение, охватывавшее ее, когда она бывала рядом с ним. А он был уже вежливый и… равнодушный. Шли дни. Вера продлила свой отпуск, и Никифор в конце концов не мог не приступить к своей научной работе. Учитывая ситуацию, он и не пытался занять свое место в Научном центре, но через Веру получил все материалы, которые его интересовали, и просиживал над ними целые ночи. Особую заинтересованность вызывал у него геомагнитный полюс в Антарктиде.

— Это, может быть, потому, что там Клара?.. — спросила однажды Вера не без иронии.

— Ты так считаешь? — Никифор поднял голову от проекционного аппарата.

Вера подошла к Никифору и легонько тронула его за плечо.

— Слушай, а ты… когда сбежишь в Антарктиду?

— Не сбегу, а отправлюсь, когда хорошо подготовлюсь. — И он заговорил на свою любимую тему, словно проверяя собственные выводы. Напряженность поля, силовые линии, функции — все эти слова не трогали Верину душу. Девушка думала об одном: «Уедет, уедет… Ну и что? Но ведь там Клара… Клара… Неужели я ревную? Неужели влюбилась?»

— Ты почему молчишь? — остановился напротив нее Никифор.

— А что? Разве ты меня о чем-то спросил?

— Уже поздно, иди спать.

— Да… верно… — Встала, потянулась, заметила, что он скользнул по ней взглядом, и растерялась. — Пора! Я так замечталась… Да, вспомнила… Вот ты говоришь: источник… Так это ведь твоя гипотеза? Даже отец…

— А я докажу, вот увидишь. Там, где полюс, там и источник, вернее, наоборот: где источник, там и полюс. Потому что если бы это была функция всего земного ядра, то полюсов на поверхности не было бы. В любом случае пора его изучить, потому что фактически о магнитном поле Земли мы знаем не больше, чем в двадцатом веке. Ну а ты, я надеюсь, догадываешься, какое это имеет значение?