— Подожди, — сказал Саламан. Сложив руки рупором он прокричал:

— Эй! Кто там есть! Ты слышишь меня?

Это было все, что он мог сделать, чтобы его голос был услышан сквозь завывания ветра.

Спотыкавшийся в снегу зенди казался совершенно выбившимся из сил. Наездник выглядел не намного лучше: его голова беспомощно свисала до самого седла.

— Кто ты? — окликнул Саламан. — Человек, назовись!

Прибывший поднял голову. Он издал слабый каркающий звук, который из-за ветра было невозможно разобрать.

— Что? Кто? — проорал Саламан.

Человек издал звук, еще более хилый, чем первый.

— Отец, он умирает! — воскликнул Битерулв. — Впустим его. Какой он может причинить нам вред?

— Незнакомец… ночьо, в бурю…

— Но он только один и при смерти, а нас двое.

— А если там есть еще, которые только и поджидают, чтобы мы открыли ворота?

— Отец!

Что-то в голосе мальчика прорвалось сквозь безумие Саламана, который кивнул и снова обратился к наезднику, сказав ему направляться к воротам. Затем король с сыном спустились, чтобы открыть их. Прибывший смог направить своего зенди внутрь стены с большим трудом. Зверь пробивался сквозь снег зигзагами. Дважды человек чуть не свалился с покачивавшегося зенди и, когда в конце концов оказался внутри, отпустил вожжи и просто свалился с животного, приземлившись на трясущиеся колени и локти. Король сделал знак Битерулву помочь ему подняться.

Судя по шлему, это был бенг. Несмотря на то что он был укутан в шкуры, он казался совершенно замерзшим. Его глаза остекленели, с меха, странного бледного розовато-желтого оттенка, не характерного для бенгов, свисали блестящие сосульки.

— О Накаба! — вдруг воскликнул он и так яростно содрогнулся, что его голова, казалось, оторвется от плеч. — Что за погода! Холод обжигает как огонь! Снова вернулась Долгая Зима?

— Кто ты, человек? — строго спросил Саламан.

— Уведите меня… вовнутрь…

— Сначала скажи, кто ты.

— Курьер от вождя Тапианы, привез сообщение для Фа-Кимнибола. — Прибывший покачнулся и чуть не упал, но благодаря неимоверному усилию, устоял и более глубоким, сильным голосом произнес:

— Меня зовут Темби Сомдеч, я стражник города Доинно. Именем Накабы, немедленно проведите меня к Фа-Кимниболу.

И упал лицом в снег.

Саламан, нахмурившись, поднял его на руки словно перышко. Он сделал знак Битерулву собрать всех трех зенди — своего, отца и прибывшего незнакомца — и связать поводья, чтобы их можно было вести. Они направились в центр города пешком. В нескольких сотнях шагов от ворот находилась гауптвахта.

Когда они приблизились к ней, перед Саламаном предстало такое странное зрелище, что он начал сомневаться, покидал ли он этой ночью постель, или все еще спит рядом с Синифистой. В нескольких сотнях шагов была площадь, и Саламан, стоявший у гауптвахты с потерявшим сознание незнакомцем на руках, мог видеть, что там происходит. На площади вокруг факела танцевало двадцать или тридцать прыгающих фигур. Это были и мужчины, и женщины, и даже несколько детей — все голые или почти только в подвязках и шарфах, они перемещались дикими, ликующими, гарцующими шагами, размахивая руками, яростно запрокидывая назад головы и высоко взбрасывая ноги.

Пока ошеломленный Саламан глазел на происходящее, они завершили свой круг по площади и исчезли в дальнем конце улицы Свит-селлеров.

— Битерулв? — удивленно окликнул король. — Ты тоже видел этих людей на площади Солнца?

— Танцоров? Да.

— Сегодня что, весь город сошел с ума или только я?

— Полагаю, это допущены.

— Допущенцы? Кто это такие?

— Это такие люди… такие люди, которые… — Битерулв запнулся и растерянно развел руками: — Я точно не знаю, отец. Спроси лучше Амифина. Он немного в курсе. Отец, мы должны внести этого человека в помещение, или он умрет.

— Да, да. — Саламан пристально оглядел площадь. Теперь она была пустд. «Если я пойду туда, — гадал он, — то смогу увидеть отпечатки ног, или слова Битерулва тоже во сне?»

«Допущенцы, — думал он, — Что представляют собой эти допущенцы? И что они допускают?»

Он внес курьера в помещение гауптвахты.

Ему навстречу пошатывающейся походкой вышли трое голубоглазых заспанных охранников. Когда они поняли, что перед ними король, то закашлялись и съежились от страха, но Саламану было некогда тратить на них время.

— Приготовьте постель для этого человека и немного теплого бульона. И замените его одежду, — распо-> рядился он. И более тихо обратился к Битерулву:

— Проверь переметные сумки его зенди. Я хочу увидеть сообщение до того, как это сделает Фа-Ким-нибол.

Он подождал, разглядывая руки, пока юноша вернется.

Спустя несколько минут Битерулв вошел с пакетом в руках.

— Полагаю, что это он.

— Прочти его. Мои глаза сегодня ослабли.

— Отец, он запечатан.

— Сломай печать. Только делай это аккуратно.

— Отец, благоразумно ли это?

— Дай его мне! — рявкнул Саламан, отбирая пакет. В самом деле, на нем была красная печать Танианы со штампом вождя. Секретное сообщение для Фа-Кимни-бола. Ну что же, существовало немало способов обращаться с печатями. Он крикнул охраннику, чтобы тот принес нож и факел, и, нагрев печать, пока та не стала мягкой, вскрыл ее. Пакет оказался широкой простынею из тонкого пергамента.

— Теперь прочти мне это, — сказал король.

Стоило Битерулву прикоснуться к простыне пальцами, как буквы на ней ожили. Сначала он немного озадачился, потому что не имел опыта в бенгском написании, которое теперь было широко распространено в городе Доинно. Ему потребовалось некоторое время, чтобы приспособить к этому свой разум.

— Сообщение короткое. «Независимо от того, чем ты сейчас занимаешься, незамедлительно возвращайся, — пишет Таниана. — Дела очень плохи. Ты нам нужен».

— И это все?

— Все, папа.

Саламан взял от него сообщение, снова свернул его и старательно запечатал.

— Положи пакет обратно в переметную сумку, где нашел его, — сказал он юноше.

Появился один из охранников:

— Он отказывается от бульона, сэр. Он слишком слаб для него. Похоже, он долго голодал и переохладился. Я полагаю, он умирает.

— Влейте ему бульон насильно, — распорядился король. — Я не хочу, чтобы он умер у меня на руках. Ладно, человек, не стой здесь просто так!

— Бесполезно, — сказал второй охранник. — Он скончался.

— Скончался? Ты уверен?

— Он сел и что-то прокричал по-бенгски, после чего все его тело затряслось так, что было жутко смотреть. Потом он упал на кровать и больше не двигался.

«Эти южане, — подумал Саламан. — Несколько недель верховой езды на морозе, и они умирают».

Но для пользы охранников он сделал несколько быстрых священных знаков, пропел речитативом «Джиссо-прояви-сострадание» и приказал им вызвать лекаря на случай, если этот человек еще жив. Но в то же время сделал распоряжение о похоронах.

— Отведи этого зенди в королевские конюшни, — сказал он Битерулву, — а переметные сумки отнеси в мой кабинет и запри, после чего отправляйся в гостиницу и разбуди Фа-Кимнибола. Скажи ему, что он сможет забрать сообщение, когда утром явится во дворец.

— А ты, отец?

— Думаю, я немного посижу в своем павильоне. Мне нужно прояснить мозги.

Он вышел на улицу, пробежался взглядом по ней слева от себя, остановившись на площади Солнца в надежде увидеть допущепцев, которые вернулись туда тан-девать. Нет, площадь была пуста. Он приложил к воспаленному лбу руку, потом наклонился и, набрав полную горсть снега, потер между бровями. От этого стало немного легче.

Уже почти светало. Ветер не утихал, но снег прекращался — он покрыл землю поразительно толстым слоем. За последние тридцать лет Саламан не мог припомнить такого сильного снегопада. Может, именно поэтому эти люди вышли на улицу? Чтобы потанцевать под падающим снегом, порадоваться его необычности?

«Допущенцы, — подумал он, — я должен этим утром поговорить о них с Амифином».