Сергей Пепельница, скромный, невыдающийся однофамилец великого украинского изобретателя с хрустом захлопнул дверцу выключенного за ненадобностью холодильника и прислушался к ноющему посасыванию в желудке. Не было уже никаких сомнений: гибла Россия. Гибла безвозвратно. Он понял это еще вчера – сразу же, как только у него кончились деньги. Точнее, сам прикончил – впустую, по-глупому…

Не хотелось бы, конечно, скатываться до скабрезности – и, тем не менее, стоял конец апреля. Форточка в кухне была распахнута. Внизу бормотал овощной базарчик да слышалась лениво-разухабистая гармоника. Это музицировал известный всему району анархист Гриша. День деньской сидел он на своем матерчато-проволочном стульчике под черным махновским знаменем и торговал отнюдь не зеленью, но партийной прессой, наигрывая между делом подрывные мелодии, сопровождаемые не менее подрывными текстами:

Эти простые и правильные слова откликнулись в Пепельнице такой страстью, что он тихонько зарычал и медленно скрючил пальцы обеих рук, то ли норовя мысленно придушить кого, то ли взяться за рукоятки воображаемого пулемета.

С ужасным лицом Сергей покинул кухню и почти уже достиг порога неприбранной своей комнатенки, когда почувствовал вдруг, что в доме присутствует кто-то посторонний. Испуганно замер. Голод, скорбь и гнев – как рукой сняло. Грабители?.. Между прочим, вполне возможно. Второй этаж, шпингалеты на окнах поломаны и не задвигаются. Однако уже в следующий миг Сергей расслабился, а на устах его возникла и зазмеилась язвительнейшая улыбка. Грабители… Ах как кстати! Сейчас он войдет и спросит их (этак иронично, устало): «Ну и что вы здесь собираетесь грабить?..»

Затем улыбка сгинула. Грабитель-то нынче пошел – какой? Обкуренный, отмороженный, видиков обсмотревшийся: обидится чего доброго да шмальнет! Их ведь сейчас хлебом не корми – дай только курок спустить. Сергей поколебался и – будь что будет! – заглянул в комнату.

По ветхим обоям бродили блики, а возле хромого кресла (единственного предмета роскоши, не вывезенного женой после развода) стоял некто светлый, стройный и с крыльями за спиной. Вполне естественно, что Пепельница остолбенел, ибо ангела он зрил воочию первый и, скорее всего, последний раз в жизни. В земной, разумеется…

«По мою душу!.. – грянула догадка. – Почему так рано?.. Мне же и сорока нет…»

Но тут видение мигнуло и кануло, успев пробормотать что-то вроде: «Надо же как не вовремя…» – лишь светлые блики, тускнея, продолжали бродить по стенам… Померещилось с голодухи?.. Да нет, какая голодуха! До голодухи вроде бы еще далековато…

Пепельница взялся было за приостановившееся на полутакте сердце, когда, к ужасу его, ангел возник снова.

– Вы… за мной? – выдохнул Сергей, собираясь малодушно лишиться чувств.

Ангел смотрел неприязненно.

– Скорее, к вам, нежели за вами, – помедлив, промолвил он, затем указал хозяину на стул, сам же опустился в кресло. – Я – ваш ангел-хранитель, – сухо представился он.

Вообще-то на кресло это садиться не стоило, о чем Сергей обычно предостерегал любого гостя. Однако ангелу, судя по его исполненной небрежного достоинства позе, кажется, было наплевать на аварийное состояние мебели.

– Хранитель?.. – пролепетал Сергей, оседая на стул. – И вы меня будете… хранить?.. Я что-нибудь вчера хорошее сделал, да?..

Небесный посланник утомленно вздохнул и покачнул нимбом, как бы дивясь наивности хозяина квартиры.

– Крестились вы вчера… – укоризненно молвил он.

Сергей припомнил – и обмяк. Действительно, вчера…

Вчера, болтаясь в тоске по городу, безработный Пепельница забрел в недавно восстановленную церковку, на дверях которой висела бумажка: «Крещение – с 12». Призадумался, пересчитал наличность и, бесшабашно махнув рукой, стал в очередь к лотку…

Деньги, потраченные им на крестик и свидетельство, были последние, поэтому таинство запомнилось Сергею до мельчайших подробностей.

Моложавый поп разбойничьего вида прожег темным цыганским глазом собравшихся перед купелью, потом велел повернуться к западу и хором отречься от сатаны. С сатаной Пепельница дела никогда не имел и отрекался с легким сердцем. Кстати, он и раньше подозревал, что владыка зла обитает где-то на западе.

Гвалт в церкви стоял невообразимый. Детишки при виде попа начинали верещать и извиваться в руках у крестных, очевидно, принимая батюшку за врача в черном халате, а кисточку в его руках – за шприц. Позже, однако, Сергею объяснили, что это из детишек таким вот образом выходили бесы, которых они уже успели где-то нахвататься.

А потом… Потом батюшка сказал, что теперь у каждого из окрестившихся есть свой ангел-хранитель…

Стало быть, не соврал… Стало быть, не пропали денежки-то, окупились… Сквозь слезы умиления Сергей Пепельница глядел и не мог наглядеться на смутное сияние в кресле.

– Ну что, так и будем молчать? – не выдержал наконец небесный посланник. – Мне ведь некогда, у меня, кроме вас, еще сорок три человека…

А вот такой поворот решительно Сергею не понравился.

– Ка-ак?.. – обиженно распуская губы, протянул он. – А я думал, по ангелу на каждого…

– Н-ну, знаете ли… – уклончиво молвил гость. – Так, собственно, когда-то все оно и было… Но вы же сами видите, какое нынче время… Все бегут креститься… А население-то, сравнительно с 1913-м…

Фраза осталась незавершенной. Светлый большеглазый лик небесного посланника исказился тревогой, став от этого еще большеглазее.

– Ложись! – тихо и страшно скомандовал ангел. – Резко ложись! Справа!..

От неожиданности Сергей чуть было и впрямь не залег. Что там справа-то? Справа наблюдалась стена в пожелтевших обоях с расплющенным сухим тараканом.

– Влево откатись!.. – сквозь зубы (или что там у них?) продолжал командовать ангел. – Ну куда, куда?.. – застонал он. – За парапет давай! Голову прячь!..

Тут до Сергея дошло наконец, что ангел говорит не с ним, а с кем-то из прочих своих подопечных, угодившим, надо полагать, в какую-то передрягу.