– Но это может повториться. Разрешите позвать мадам Ловсхайм?

– Нет, нет. Просто я больше не стану по ночам совершать прогулки к мосту. И совсем не нужно звать мадам Ловсхайм. Она не должна ни о чем знать. Я запру свою дверь на ключ.

На лице ее появилось выражение растерянности.

– Мой ключ! – воскликнула она. – Перед уходом я оставила его на доске у портье в холле.

– Я пойду и принесу его. Оставайтесь здесь. Какой номер вашей комнаты?

– Девятнадцатый. Но...

– Не выходите, пока я не вернусь.

Коридоры по-прежнему были тускло освещены. Я дошел до лестницы и лифта, когда вспомнил, что быстрее бы пройти через двор, но подумал, что в такое позднее время дверь, наверное, заперта. Заглянув с лестницы в холл, я увидел там полнейший мрак, а лестница чуть освещалась слабым светом из коридора. Держась за перила, я без особых трудностей сошел вниз и очутился в полнейшей темноте. Некоторое время я искал выключатель, слыша, как ветер продолжает оглушительно свистеть во дворе. Я никак не мог отыскать в кармане спичек. В поисках выключателя моя рука наткнулась на доску с ключами, но я не мог определить, какой из них был от № 19. Не знаю, сколько времени я провозился, наверное, несколько минут. Наконец, я нашел выключатель. Тотчас холл залился светом, показавшимся мне ослепительным, хотя, конечно же, это было не так. Несколько минут я разглядывал доску с ключами, пока не убедился, что № 19 отсутствовал.

Потом я выключил свет и через застекленную дверь выглянул во двор. По-прежнему он был погружен во мрак с пляшущими в нем тенями, но из двери моей комнаты виднелся свет. Дверь была открыта. В этот момент в освещенной двери промелькнул темный силуэт и исчез. Я успел лишь мельком уловить эту темную фигуру, но был уверен, что это была Сю Телли, так как заметил контуры ее накидки и широкой длинной юбки.

Видение было отчетливое, хотя оно мгновенно скрылось.

Дверь во двор была заперта, но ключ торчал в замке. Я открыл дверь и побежал через двор. Ветер затруднял дыхание, и сердце бешено колотилось, когда я добежал до маленькой винтовой лестницы. Ветки кустарников цеплялись за мою одежду, а перила были ледяные. Поднимаясь, я делал бесконечные круги и думал о том, что не встретил никакого преследователя. Наконец я добрался до площадки. Дверь была рядом.

На фоне света, падающего из моей комнаты, никого не было видно. Я сделал шаг вперед и споткнулся. На площадке что-то лежало. Я упал и, стоя на коленях, оттолкнул от себя невидимый предмет. Подняв руки, я посмотрел на них в тусклом полусвете. Они были мокрые и липкие, и я смутно различил, что они были окрашены чем-то темным.

Последующие несколько минут не вполне ясно запечатлелись в моей памяти. Мне удалось как-то открыть дверь и перетащить липкое тело в коридор, и там я уже мог ясно разглядеть его при свете, идущем из моей двери. Это был мужчина, он был мертв. Я понял это сразу. И он умер ужасной смертью, его закололи. Помню, я сказал себе:

– Не трогай ничего. Это убийство. Не прикасайся ни к чему!

Затем я пошел к себе в комнату. Там никого не было. Сю ушла. Я стал нажимать кнопку звонка. Потом, заметив, что белая кнопка окрасилась от моего пальца, я перестал звонить, поспешил в ванную и отмыл руки. Затем я вытер звонок краем полотенца и позвонил снова.

Пока я звонил, перед моими глазами было лицо убитого человека, выделяющееся на темном фоне коридора. Его глаза и рот были открыты, и мне казалось, будто он собирается со мной заговорить. Мне не приходилось видеть такого зрелища с 1918 года, и вместо того, чтобы относиться к этому спокойно, я осознал, что во мне пробуждаются давно забытые чувства.

Я продолжал нажимать кнопку звонка, не желая, чтобы мертвец так смотрел на меня, и в то же время ругал себя за излишнюю чувствительность. Вдруг я услышал, как открывается дверь внизу в северном коридоре. Перешагнув через руку мертвеца, я вышел в коридор. Вскоре из мрака вынырнул вполне одетый Ловсхайм. Увидев меня, он ускорил шаги, потом припустился бежать, очевидно, увидев фигуру, распростертую у моих ног.

С минуту он не спрашивал у меня ничего. Он лишь бросился на колени и, не отрываясь, глядел на мертвеца. Проверив его пульс и дотронувшись до его лица, он нагнулся еще ниже, желая убедиться, что в этой распростертой фигуре жизнь больше не теплилась. Я стоял, наблюдая за ним. Потом он поднялся и посмотрел на меня. Лицо его выражало панический ужас. Он несколько раз облизывал свои жирные губы, прежде чем смог что-либо сказать. Я помню, как блестел пот, выступивший на его испуганном лице. Его первый вопрос оказался для меня неожиданным.

– Это вы убили его?

– Боже мой, нет конечно!

Он пристально, посмотрел на меня. На лице его, напоминавшем застывшую живую маску, блестели темные глаза.

– Что же тогда случилось? Он ведь не убил себя сам.

– Я нашел его на площадке. Перетащив его в коридор, я убедился, что он мертв, и позвонил.

Он недоверчиво поглядел на меня. Мы долгое время смотрели друг на друга. Ветер злобно завывал, и ведьмы бешено плясали во дворе. Казалось, они пришли в экстаз от зрелища на полу и устроили карнавал в честь лежащего безжизненного тела.

Наконец, он опустил глаза и протянул руку к маленькой разукрашенной рукоятке ножа и тотчас резко отдернул ее, будто его ужасало прикосновение ко всему этому. Потом он вновь протянул руку, и драгоценные камни на его пальцах зловеще блеснули. Я сказал:

– Будет лучше, если вы не станете ничего трогать. Это похоже на убийство. И полиция будет недовольна, если мы будем прикасаться к вещам.

Его руки бессильно опустились, и когда он повернулся ко мне, у него было позеленевшее лицо. Казалось, слово «полиция» вызвало у него больше страха, чем слово «убийство». После небольшой паузы он пробормотал: – Полиция! Но тогда я погиб! Я погиб! Не к чему звать полицию! Я не могу допустить, чтобы полицейские везде совали свои носы.

Вдруг он сообразил, что при мне говорит вслух, и замолчал, бросив на меня косой взгляд.

– Это убийство, – сказал я. – Вам придется вызвать полицию.

Сузив глаза, он окинул меня испытующим взглядом. Было неприятно смотреть на его вспотевшее от страха лицо и бегающие глаза.

Наконец он проговорил:

– Я думал об отеле. Такие истории очень плохо отражаются на репутации отелей. Вы знаете этого человека?

Я покачал головой.

– Я никогда его не видел.

Должно быть, это прозвучало убедительно. Еще с минуту он изучал меня таким взглядом, точно желая окончательно поверить мне, и сказал:

– Я тоже не знаю его. Я никогда раньше его не видел. Он, конечно, не имел никакого отношения к нашему отелю.

Если мои слова были правдивы, то его звучали явно фальшиво. Не знаю почему, но я точно знал, что он лгал, призвав на помощь все свои льстивые и вкрадчивые повадки. Я был в этом уверен. Моя нога находилась очень близко от его жирного зада, утолщенного из-за того, что он сидел на корточках над мертвецом. Я чуть не пнул его ногой за наглость его лживых слов. Затем мой взгляд снова упал на лицо убитого, и у меня пропало желание что-либо делать.

– В таком случае, будет лучше, если вы вызовете полицию, – сказал я.

Ловсхайм, удовлетворенный тем, что я, видимо, поверил его словам, опять нагнулся над трупом.

– О, посмотрите, кто-то ограбил его! Карманы пустые, нигде ничего нет.

Он больше не отдергивал рук. Наоборот, он быстро и старательно обшаривал труп, очевидно, рассчитывая что-то незаметно найти. Его попытки не увенчались успехом, и вскоре он снова посмотрел на меня. На этот раз его маленькие глаза были злые и порочные. Он спросил:

– Кто вы такой?

Позже я в недоумении размышлял над странностью этого дурацкого вопроса. Но в тот момент он привел меня в ярость. Я был зол, потрясен, утомлен, замерз и все еще находился под впечатлением кошмарных происшествий этой ночи.

– Вам отлично известно, кто я такой. Если вы невиновны в убийстве, немедленно вызовите полицию. Если вы этого не сделаете, вызову я! Не трогайте этого человека, руки прочь!