Отлично, «Анатомия страсти»[37].

Она перебирала варианты с ТВ–шоу, пока шла мимо палат, все были со стеклянными закрытыми дверьми, во многих были задернуты шторы, закрывающие обзор. Время от времени она видела родственников возле больничных коек, они собирались вокруг тяжелобольных пациентов, держали их за руки, обнимали друг друга.

Очевидно, за больными и умирающими следит много оборудования.

Но что она ожидала? Это даже не общий этаж. Сюда попадают только в очень тяжелом состоянии.

Палата 1313 была в самом конце коридора, слева.

И она стояла какое–то время перед ней, выравнивая дыхание.

Слава Богу, она взяла вену Трэза. Иначе ей бы не хватило сил.

Прокашлявшись с мыслью, что сейчас придется что–то сказать, она вошла в палату... и посмотрела через раздвинутые занавески.

Тэрэза накрыла рот рукой, а ее глаза наполнились слезами.

Ее мамэн, такая маленькая и такая бледная, лежала на койке, окруженная оборудованием. Мужчины ее семьи, ее хеллрен и ее сын, сидели по разные стороны от кровати, держа женщину за руки. То, как они сидели, очевидные печаль и болезнь... они являли собой сосредоточение горя и страданий, процесс умирания было не обратить, несмотря на доступные технологии и медицинский прогресс.

Стоя снаружи и заглядывая внутрь, Тэрэза мысленно поприветствовала трех людей, которых она знала лучше всех на планете, заново знакомясь с их внешностью, накладывая текущие впечатления на воспоминания, сложившиеся за долгие десятилетия. Ее отец выглядел постаревшим. Его волосы, когда–то с редкой проседью, сейчас полностью покрылись инеем, лицо вокруг рта и глаз было испещрено морщинами, глубокими, как канавы. Он сильно похудел, его рубашка в шотландскую клетку висела на плечах, брюки цвета хаки болтались на ногах, и, может, причина частично была в старении. Но он также был истощен, под глазами залегли мешки, кожа одутловатая, землистого оттенка.

Ее брат, с другой стороны, выглядел больше и полным жизни. Гарет максимально коротко обстриг свои волосы, его шея, плечи и грудь разбухли, он стал не намного крупнее с их последней встречи, но точно больше, чем могла позволить его одежда. Кофта «Мичиган» трещала по швам, джинсы, пусть и свободные в талии, едва умещали ширину его бедер и икр.

Очевидно, он выпускал свою злость в спортзале. И, очевидно, он все еще зол. Он смотрел на женщину на кровати, а его глаза были прищурены, брови – напряжены. Он, казалось, родился с таким выражением на лице... но она–то знала, что это не так. Он был счастлив, когда они жили вместе. Порхал по жизни. Старший брат вел себя так, будто он – младший.

Сейчас... сейчас он окончательно повзрослел. В нем не было легкости и шутовства, и, вспоминая его голосовое сообщение, Тэрэза подумала, что дело не только в тяжелой болезни мамэн, оказавшейся в этой больнице.

Она сделала это с ним. Она сделала это... со всеми ними.

Смотря сквозь стекло, Тэрэза чувствовала тяжесть внутри себя. Когда бушуют эмоции, невозможно оценить свой эгоизм. Ослепленная праведным гневом, она не видела, что делает с окружающими.

Только на расстоянии, после разлуки и переосмысления, можно понять, что натворил... и она знала, что ее побег изменил их, возможно, необратимо.

И самое печальное – это послужило доказательством, которое она искала, которое упорно отвергала.

Они любили ее. И оплакивали потерю.

Когда Тэрэза осознала это, оба, отец и сын, вздрогнули... и посмотрели на нее.