— Обманчивое впечатление, дорогой друг, все моменты невозможно учесть. По всей видимости, нам придется еще несколько раз повторить расчеты. — При этих его словах, морда демона скривилась, как будто он хлебнул плавиковой кислоты или еще чего поядренее. — Пока свободен, понадобишься — вызову.
Зиновий не удержался от показушной театральщины и обставил свой уход яркой вспышкой света и клубами белесого дыма, отдающего запахами сероводорода, хлора и еще какой-то гадости.
Мэтр Вульфиус недовольно поморщился и сделал едва заметный жест суховатой ладошкой. В результате вонючее облачко тут же развеялось, в кабинете приятно пахнуло сиренью, фиалками и жасмином. Затем старик вновь вернулся к изучению доставленных демоном результатов сложных вычислений, и уже ничто в этом мире не могло оторвать его от столь интересного и, вне всякого сомнения, очень важного занятия.
Едва его выбросило из мрачного тягучего и, тем не менее, уютного ничто, накатила боль. Даже не боль, а БОЛЬ. Если можно выразиться, апофеоз боли, её квинтэссенция. Болела, казалось каждая частичка многострадального тела, как будто его пропустили через какой-то изуверский агрегат из арсенала заплечных дел мастеров, где его основательно перемололи, перетерли и превратили в некую студенистую субстанцию, ни на что не способную, кроме как чувствовать боль.
Какое-то время кроме ужасной боли ничего не было, но вскоре где-то в глубине сознания сформировался вопрос: "Что это со мной?". Затем вопросы посыпались как горох из прохудившегося мешка: "Где я?", "Почему мне так плохо?", "Как бы облегчить эту невыносимую боль?" и, наконец, "Кто я?".
Человек попытался напрячь память, но проклятая боль пронзила всего его и вновь едва не отправила в спасительное небытие. Оно бы, конечно, было бы неплохо вновь потерять сознание, чтобы очнуться абсолютно здоровым и полным сил, но что-то настоятельно подсказывало, что данное предположение ошибочно, и ему не стоит терять связь с реальностью.
Теоретически он знал, что у него должны быть конечности, туловище, голова, однако ощущал себя в данный момент аморфной кучей протоплазмы. Наконец чудовищная боль начала помаленьку расслаиваться и концентрироваться в отдельных участках, помогая человеку столь неординарным образом приобрести свое основательно покалеченное тело. Вот боль запульсировала в голове — это здорово, значит означенный орган на месте. Вскоре обнаружились руки и ноги, разумеется, они болели, но это ничего, главное — конечности целы.
Далее последовал невыносимо трудный поворот "основательно заржавевших шестеренок и шатунов" в голове. Засим пришло осознание, что если руки ноги и голова на месте, значит то, к чему они крепятся, также в наличии. Вне всякого сомнения, это означало, что к нему вернулось умение думать, то есть, анализировать факты, задавать самому себе вопросы и отвечать на них.
Итак, кто же я такой? Поначалу ответ на этот основополагающий вопрос никак не хотел всплывать из недр задавленной болью памяти. Пришлось хорошенько напрячься и постараться абстрагироваться. Легко сказать "абстрагироваться", но попробуйте это сделать, когда во всей необъятной Вселенной нет ничего кроме боли. И все-таки у него получилось. Медленно, со скрипом память начала возвращаться. В какой-то момент, будто плотину прорвало, и на него обрушился бурный поток разрозненных воспоминаний. Перед внутренним взором в ускоренном темпе замелькали какие-то зачастую не связанные друг с другом образы, пейзажи, человеческие и нечеловеческие лица.
Наконец из всей этой загадочной мешанины выплыло: "Фаррук Кипелиус Беранье".
"Фаррук Кипелиус Беранье, — мысленно повторил он и с удовлетворением констатировал: — Это я… Да, да, вне всякого сомнения, именно я этот самый Фаррук… Великий Единый, это что же со мной случилось, что мне вдруг стало так плохо?"
В какой-то момент разрозненные воспоминания срослись между собой в единую цельную картину. Он увидел себя скачущим на лошади с автоматическим карабином в руках. Рядом его боевые товарищи. Впереди толпа людей, обмундированных в военную форму. Его задача прикрывать сотню капитана… нет, майора… Как же его?.. Фаррук изо всех сил напряг память, пытаясь вспомнить имя бравого майора, не раздумывая бросившего своих бойцов в заранее обреченную атаку на превосходящего численностью противника. Ага, майор Чекан. Наконец вспомнил Фаррук. Атака же им организованная, имела двоякую цель: держать противника как можно дольше у Каменных мостов и дать возможность изрядно потрепанным пограничникам отойти к лесу. С поставленной задачей, они, вроде бы, справились — сумятицу в ряды объединенного воинства Независимых Баронств внесли и погранцам помогли…
Он хотел улыбнуться — не зря, получается, шли в атаку, но тут острая боль навалилась с новой силой. Теперь основной её удар был направлен в самое темечко. Как результат в голове все вновь перемешалось, а само хранилище разума, как ему показалось, разлетелось на тысячи мелких кусочков.
Однако он не умер и даже во тьму беспамятства не провалился. Невыносимая острая боль как накатила, так же резко откатила и, подобно катастрофическому цунами, обезобразившему участок берега до неузнаваемости, оставила после себя кучу разрозненных воспоминаний.
Он увидел совсем еще юное девичье лицо, с милым вздернутым носиком и синими глазами необыкновенной красоты, пухлыми губками и ямочками на щеках. "Виола, — услужливо подсказала память, — Виолетта Бастиан, дочь начальника учебно-тренировочного лагеря ордена Огненной Чаши". Магического ордена, между прочим.
И тут до сознания человека дошло, что он чародей, и что избавиться от невыносимой боли, терзающей весь его организм, для него пара пустяков. Отработанным до автоматизма приемом он попытался поставить ловчую сеть, чтобы зачерпнуть из окружающего пространства необходимую для своего восстановления магическую эманацию. Но неожиданно, будто на непробиваемую каменную стену наткнулся. Подергался туда-сюда, никакого эффекта. Окружавшая его "стена" оказалась, скорее, несокрушимым коконом. Попробовал скользнуть в Астрал — тот же самый эффект, точнее, никакого эффекта.
Осознав свою полную беспомощность, Фаррук запаниковал, как запаниковал бы обычный человек, лишившийся в одночасье зрения или слуха. И все-таки он был воином, а воины, как известно, не должны поддаваться паническим настроениям. Фаррук попытался обуздать разбушевавшиеся эмоции. С великим трудом ему это все-таки удалось, но на смену панике накатила ужасная тоска, хоть волком вой. Тоска усугублялась тем, что до сознания чародея начало доходить, его теперешнее положение. Вне всякого сомнения, он оказался в плену и с ним поступили так, как поступают с пленными магами во всех армиях мира — надели на шею специальный обруч, тем самым отрезав его от всех внешних источников энергии, а также, внутренних резервов организма. Теперь он не маг — обыкновенный человек, не способный ни к какой волшбе, даже самой примитивной.
Тут перед его внутренним взором появилась пугающе реалистичная картина: он скачет на лошади и пытается установить несложное заклинание воздушного щита, чтобы прикрыть им себя и нескольких кирасир, улепетывающих прочь от превосходящих сил противника. Далее раздался оглушительный вой, и неподалеку от него упало что-то круглое, вращающееся с огромной скоростью. Затем яркая вспышка, он и его лошадь воспарили едва ли не в заоблачные выси. В завершение, сокрушительный удар обо что-то большое и твердое и все, больше он ничего не помнил.
"Ага, понятно, рядом разорвался артиллерийский снаряд, мне и моему коньку крепко досталось. А может быть, это была лошадь? Вот же засада, даже масти скакуна не помню. Кажется, чалый… Точно — серый с рыженой"
Юноша криво усмехнулся — ситуация швах, а он всякой ерундой голову забивает. Странная штука сознание, вроде бы всю жизнь занимаешься его развитием, дисциплинируешь посредством специальных упражнений, а оно нате вам: "какая масть у лошади?", или еще что-нибудь в этом духе. Интересно, как там остальные парни? Успели убраться восвояси? Однако шороху они навели знатного — минимум на полчаса задержали переправу вражеского войска. Дай боже, чтобы их труды оказались не напрасными.