Веншин, как ни в чем не бывало, копошится у приборного стенда.
Акопян поворачивает голову в мою сторону.
- Ты, Алешка?.. Командир не пришел?
Не помню, как я вернулся в переходную камеру. Помню только, что с силой захлопнул за собой крышку люка. С недоумением и страхом гляжу на скафандр, лежащий у стены, на громадную вмятину. Меня колотит озноб.
«Мало вам космических девушек…»
Шарова я нашел в десятом секторе. Увидев меня, он опустил сварочный пистолет и с тревогой в голосе спросил:
- Что-нибудь… случилось?
- Да…
- Говори.
Но я не мог говорить.
Шаров встряхнул меня за плечо:
- Говори же!
- Вы… вы не поверите мне.
- Веншин?.. Он жив?
- Нет, - верчу я головой в скафандре. - То есть да, но не в этом дело!.. Не трясите меня, я скажу. Там, в кресле пилота, сидит Акопян.
Шаров выключил пистолет и швырнул в сторону.
- Повтори.
Я повторил.
- Тебе померещилось…
- Не знаю. В переходной камере лежит скафандр…
Я стою и жду, что скажет командир. Озноб не проходит.
- Так-так… - произносит командир. - Так-так…
В переходной камере Шаров заставляет меня вскрыть скафандр. Огромная вмятина мешает откинуть замки.
На нас смотрело мертвое лицо Акопяна. Бледное, горбоносое, такое знакомое…
В салон командир не вошел. Он только приоткрыл крышку люка и заглянул в образовавшуюся щель. Молча захлопнул люк.
- Ну и что ты обо всем этом думаешь, Алеша?
Могу ли я о чем-нибудь думать сейчас? Я в изнеможении прислонился к стене. Потом, собравшись с духом, сказал:
- Алитора.
- Чушь! - говорит командир. - Впрочем… Ну а Веншин?
- Веншин тот же. Я заметил на его левой щеке кровоподтек, который он имел до нашего ухода.
- И он никак не реагирует на появление второго Акопяна?
- Он поглощен работой и, верно, даже не заметил, что Акопян вообще уходил из салона.
- Н-да…
Шаров долго ходит вокруг распростертого тела пилота. Наконец он останавливается и спрашивает:
- Она утверждала, что алиторы абсолютно неразличимы между собой?
- Да, так она говорила. Люди двойных алитор обретают различие только со временем. Это легко проверить - тот, второй, Акопян не должен знать о нас ничего, начиная с того самого вечера, когда рассказывал про джед-джедаков.
- Я видел ее, - вдруг признался Шаров.
У меня перехватило дыхание.
- Я видел ее в тот момент, когда она уходила, - продолжал командир. - Я думал, это померещилось мне…
- Нет, не померещилось, - подтверждаю я.
- Что же нам делать? Тот, в салоне, должно быть, и не подозревает о существовании своего мертвого двойника…
- Должно быть, - соглашаюсь я.
- В таком случае я предлагаю устроить погибшему почетные похороны. Но второй ничего не должен знать об этом.
- Не должен. А чем мы докажем там, на Земле?
Шаров махнул рукой:
- Зачем нам доказывать? Мне, например, наплевать.
Мы уносим тело к шахте подъемника. Командир склоняется над скафандром и долго смотрит в темную щель перископа.
- Ладно, давай… - говорит он дрогнувшим голосом и нажимает сигнал общей тревоги.
Пронзительный крик сирены разносится по всему кораблю. И снова мне чудится в этом крике жалоба и прощание. Я закладываю блещущее броней тело пилота в пневматическую камеру и нажимаю рычаг. Мы поднимаем правые руки - прощальный салют космонавтов…
Рядом с нами появляется фигура в скафандре. Она отключает сирену и голосом Акопяна спрашивает:
- По какому случаю вы устроили здесь шумный праздник? Что-нибудь произошло?
- Заткнись, - строго говорит Шаров. - Помолчи немного.
- С какой стати? Я хочу знать, что случилось?
- Случилось то, чего уже не поправишь. - В голосе Шарова скрытая неприязнь. - Пришлось выбросить в космос твой скафандр.
- Это еще зачем?! - удивляется голос Акопяна.
- Так, ерунда… Заражен радиоактивностью.
- Ха! А я-то ломаю голову: куда мог деваться мой персональный скафандр?! Что ж, буду пользоваться скафандром Веншина. Тесноват, правда, но ничего, терпимо. А что это у тебя с рукой, дорогой?
И столько неподдельной тревоги слышится в этом вопросе, что мне становится не по себе. Не по себе и Шарову - я чувствую, он смущен.
- Да так… ничего особенного, - буркнул он.
- Хитришь, командир!.. Работа есть? Зачем вызывали?
- Иди заканчивай. В девятом секторе.
Некоторое время мы с командиром внимательно следим, как двойник Акопяна ловко орудует сварочным пистолетом. Накладывая ровные швы на поврежденные части теплоприемника, он не перестает удивляться:
- Эй, ребята, и когда вы успели развести здесь такое свинство? Стоило мне проспать свою вахту, и вот, пожалуйста!.. Кстати, всю ночь сегодня мне снились джед-джедаки. К письму, наверное.
- Пойдем, Алеша… Все в порядке.
Мы с Шаровым отправились в переходную камеру. За всю дорогу командир не произнес ни слова. Я тоже молчал. Но думали мы об одном и том же… С рукой Шарова я провозился около часа. Фаланги указательного и среднего пальцев были раздроблены. Удивляюсь, как он мог терпеть такую боль!.. Я извлек осколки костей и сделал все, что мог, чтобы кисть в дальнейшем не потеряла гибкости движений. Хирург из меня, прямо скажу, никудышный, но рентгеновский снимок показал, что операция прошла довольно удачно.
- Будет работать? - коротко спросил командир.
- Лучше, чем прежде, - поспешил я его успокоить. Я знал, что значит рука для такого человека, как Шаров. - Впрочем, теперь все зависит от вас. Покой и отдых.
- Покой и отдых… - задумчиво проговорил командир, поглаживая подбородок здоровой рукой.
Только теперь я заметил на его подбородке розовый шрам. Шаров перехватил мой взгляд и усмехнулся бледными губами:
- Это память о Марсе, Алеша. Поиски экспедиции Снайра проходили не так весело, как об этом рассказывал Акопян…
Командир направился к пульту навигационной машины. Я хотел было протестовать, но подошел Веншин и тронул меня за плечо:
- Оставьте, доктор, это все равно ни к чему не приведет. Такие, как он, покидают свой пост только мертвыми. Простите меня.
- Не понимаю, за что?!
- Гелиана… Я вам не поверил тогда.
Значит, он тоже пережил внезапность появления второго Акопяна… А может быть, даже он видел ее?..
Звякнула крышка люка переходной камеры.
- Ни слова при нем! - умоляюще прошептал я. - Ведь он такой же?
- Знаю, - кивнул Веншин. - Иначе я не допустил бы его к пульту. Куда вы дели того?..
Я махнул рукой в сторону шахты подъемника. Веншин понял.
- Это вы, пожалуй, напрасно. Впрочем…
Я с благодарностью пожал ему локоть.
Живой и невредимый Акопян - у меня не поворачивается язык назвать его по-другому, - весело насвистывая, выбрался из скафандра.
- Ку-ку, а вот и я! Готово, все последствия аварии ликвидированы. Вам надо было разбудить меня раньше.
Он подошел к Шарову сзади и тронул его за плечо:
- Уступи мне место, дорогой… Ну, как рука? Отлично? Ай да Алешка! Док, профессор - или как вас там? - примите искренние поздравления!
Шаров пересел в кресло слева. Он поправил руку на перевязи и, не оборачиваясь, объявил:
- Приказываю: экипажу «Бизона» занять свои места. Стартовое ускорение - три с половиной «же». Через восемь часов - разгон на полной тяге. Курс - двадцать девятый сектор эклиптики. Цель - Меркурий!
- Готов! - первым откликается Акопян. Голос его звучит торжественно и строго.
- Готов! - тихо произносит Веншин. Он, как всегда, занят своими мыслями.
Я тоже произнес это слово - «готов!» Собственное спокойствие удивило меня. Почему я так непривычно спокоен? Наверное, страшно устал… Нет, скорее всего я просто повзрослел за это время, возмужал… Окидываю взглядом салон, устраиваюсь в кресле поудобней и закрываю глаза. Где-то в глубинах сознания бродит в поисках выхода легкая грусть…