- Засекут, как пить дать, засекут, - продолжал тянуть свою грустную арию Герась. - Я ж на учете. Меня в милиции как облупленного знают. А тут иностранцев полно...
- Где ты видишь иностранцев? - не выдержал я.
- Где-где, - передразнил он. - "Интурист" рядом. До "тропы" рукой подать. Мне б за километр обходить, а я суюсь прямо в пекло...
- Ладно, не скули.
- Конечно, тебе-то что, тебя здесь никто не знает. И карточки твоей в милиции нет...
- Нет, так будет. Связался на свою голову. Ну где она, "тропа" твоя хваленая? Идем, что ли?
- Подождем еще немного, а? - предложил он неуверенно и тут же, себе противореча, махнул рукой: - А, была не была, не век же здесь торчать. Пошли... - И двинулся через мощенную брусчаткой площадь.
В рощице, неподалеку от театра, действительно было помноголюдней. И тропа была. Да не одна, а с полдюжины. Тенистые, уложенные дерном, они петляли в душистых зарослях рододендрона, между увешанных мелкой листвой эвкалиптов и вели вдоль берега в лощину, где располагался гостиничный комплекс "Интуриста". Оттуда и валила сюда иностранная публика в поисках тишины и прохлады.
Не успели мы сделать и четырех десятков шагов по этому утопавшему в зелени Эдему, как идущий впереди Герась резко тормознул и шарахнулся вправо, совершив одновременно разворот на полных сто восемьдесят градусов.
- Стой! - скомандовал он.
По инерции я сделал шаг-другой в том же направлении.
- Стой, говорю! - прошипел он свирепо. - И не таращься в ту сторону! Не видишь, Стас клиента обрабатывает.
Навстречу нам по одной из боковых тропинок шел высокий пожилой мужчина в белой тенниске, подрезанных до колен хлопчатобумажных брюках и шлепанцах на босу ногу. Рядом с ним семенил среднего роста малый с круглым румяным лицом и, энергично помогая себе руками, что-то ему втолковывал. Это и был, как я понял, "Стас, обрабатывающий клиента".
Они прошли совсем близко, однако ничего, кроме обрывка фразы, произнесенной на скверном, искаженном до неузнаваемости немецком, я не разобрал.
- Он что, языки знает, твой приятель?
- Заткнись! - Герась дождался, пока оба скрылись за деревьями, и лишь затем сообщил: - Самоучка он. И по-немецки, и по-английски шпарит, будь здоров! - И уж совсем по-свойски поделился: - Во работает, гад! Который сезон на "тропе", а ни разу не попался. А спроси, почему?
- Почему? - откликнулся я.
- Нюх собачий. Он иностранцев этих за версту как рентгеном схватывает, знает, кто чем дышит: кто позагорать приехал, а кто чемодан порастрясти. Глаз у него наметанный. Ну и языки, конечно. Светлая голова! "Ладу" на этом деле поимел последней модели - уметь надо! Железный кадр! За ним не пропадешь! - Истощив запас комплиментов, он бухнулся на стоявшую поблизости скамью. - Хорошо, что не разминулись. Я ж говорю, ты везунчик.
Хотел бы и я так считать, только вот оснований пока не имелось. Мы прождали десять минут, и еще столько же. Герась пообмяк, растекся по скамейке своими могучими телесами, вроде вздремнул даже. А я вернулся к тому месту из немановского "Энигматика", на котором застрял во вторник, сидя на набережной. Но и теперь ничего путного не получалось, больно заковыристая была вещица.
Наконец Стас вынырнул из-за дальнего поворота дорожки.
Он приостановился, будто принюхиваясь, покрутил головой и направился к нам ленивой походкой человека, которому некуда и незачем спешить.
Герася со скамейки как ветром сдуло.
- Ну что, Стасик, с уловом? - заискивающе осведомился он, когда расстояние сократилось до пределов слышимости.
- А ты почему здесь? - Стас был недоволен и не скрывал этого. - Я тебе где велел находиться?
Герась указал на меня глазами: мол, не при постороннем же выяснять этот сугубо частный вопрос, подхватил его под локоть и отвел в сторонку. Он был значительно выше ростом и, чтобы вещать в снисходительно подставленное ухо, вынужден был согнуться в три погибели.
Стас слушал не прерывая. Потом задал ряд вопросов. И, заручившись исчерпывающей информацией о моей особе, вернулся, чтобы проверить ее по первоисточнику.
- Тебя как зовут? - начал он с азов.
- Владимир.
- Фамилия?
- Миклухо-Маклай, - не сморгнув, ответил я.
Стас скользнул по мне тусклым, ничего не выражающим взглядом.
- У тебя ко мне дело?
- Поговорим, там видно будет. - Я решил держаться прежнего курса на сдержанность - чем несговорчивей партнер, тем меньше подозрений он вызывает, тем больше к нему доверия. Прием, известный со времен строительства египетских пирамид.
- Что ж, поговорим. - Стас подал Герасю знак, и тот крупной рысью удалился в противоположную от моря сторону. - У меня пятнадцать минут. Свободных. Думаю, нам хватит.
Он присел рядом, закинул ногу на ногу, и я заметил маленькую аккуратную штопку на его безукоризненно выглаженных брюках. Очевидно, к одежде, как и ко времени, он относился предельно экономно.
- Ну давай, Вальдемар, выкладывай.
- Собственно, я думал, ты в курсе. Твой ассистент поднял меня из постели, сказал, что в двенадцать...
- Я не о том, - остановил он меня.
- О чем же?
- Кто ты? Что ты? Откуда?
В любом разговоре рано или поздно определяется лидер, тем более в таком, как наш. Последние полчаса инициативой владел я. Теперь функции нападающего взял на себя Стас, и мне пришлось перейти к активной обороне. Но я был не в претензии.
- Автобиографию, значит? Так бы и сказал. Тебе как, с подробностями или в сокращенном виде? Устно? Или, может, письменно? Характеристику представить, справку с места жительства?
Он растянул губы в улыбке, отчего лицо сделалось совсем круглым - не лицо, а лучащийся простодушием шар. Ну вылитый колобок из финальной сцены с лисицей!
- Герась предупредил, что ты парень с юмором. Это неплохо. Но... Улыбка сползла с его лица, будто ее там и не было. - ...Но я не Герась. Ты не клоун. И мы не в цирке. Не так ли? - Стас выдержал паузу, ожидая возражений, но таковых не последовало, и он тронулся дальше. - Я задал вопрос. Ты на него не ответил. Почему? - Еще одна многозначительная пауза. - Уточним для начала. Чтобы потом не путаться. Кто кому нужен? Я тебе или ты мне?
- Я считал, что взаимно. А иначе не к чему и огород городить.