Пока я препирался с цветочницей, уговаривая ее разъединить букет, из дверей библиотеки вышла Нина. Меня она не заметила и пошла в сторону Приморской.
- Эх ты, кавалер, - пожурила тетка. - Рубля за душой нет, а туда же, в жентельмены. - Однако уступила: - Что ж с тобой делать, бери, все равно не распродать мне сегодня.
Я выбрал пурпурную, усеянную шипами розу, отдал деньги и перебежал через дорогу, но окликнуть Нину не решился.
Дистанция между нами не сокращалась, но у перекрестка Нину задержал светофор, и мы поравнялись.
- Володя? - удивилась она, когда я прикоснулся к ее согнутой в локте руке. - Вы что тут делаете?
Законный вопрос, непонятно только, почему я не подготовился к нему заранее.
- Да вот, на главпочтамт ходил, за переводом, - ляпнул я первое, что пришло на ум, и протянул розу, словно она служила неопровержимым доказательством правдивости моих слов. - Это вам.
- Спасибо, - поблагодарила она, но цветок за доказательство не приняла. - Откуда вы знали, что меня встретите?
- Предчувствие, знаете ли...
- А адрес?
- Какой адрес?
- Адрес библиотеки? Кажется, я вам его не сообщала.
Ну вот, снова надо хитрить, изворачиваться. Будет этому конец или нет?
- Книга попалась с библиотечным штампом, а на штампе адрес... Наверно, никогда еще мои слова не звучали столь беспомощно.
- И вы решили завернуть по пути с почты?
- Ну да. А вы что, мне не верите?
- Почему, очень правдоподобно, - сказала она. - Только главпочтамт находится в противоположной стороне.
- Разве? - Я мысленно обругал себя за непроходимую тупость. Простите, Нина, на меня иногда находит - болтаю, сам не знаю что. Не обращайте внимания...
Однако она ждала более убедительного ответа, и я понял, что, если снова совру, мне уже никогда не завоевать доверия. Но в том-то и беда, что есть вещи, о которых трудно говорить вслух, и это был как раз такой случай.
- ...Понимаете, - запинаясь, начал я, - просто время тянулось очень медленно, а вас все не было. - Одолев первую фразу, я отважился прибавить: - Я подумал, может, вам будет приятно, вот и решил встретить. Ведь это не преступление?
В ее глазах промелькнул испуг. Я узнал этот взгляд. Точно так же она смотрела вчера, когда мы сидели рядом в полутемной комнате.
- Если я некстати или помешал, вы скажите...
Нина не ответила.
Мы молча перешли через перекресток и остановились у низкорослой мохнатой пальмы, растущей прямо посреди выложенного плиткой тротуара.
- Напрасно вы встали, - сказала она, рассеянно разглядывая незамысловатый рисунок на панели. - Я оставила вам таблетки, вы их выпили?
У меня отлегло от сердца. Коли речь зашла о моем хилом здоровье, значит, мир восстановлен.
- Нечего улыбаться. - В ее голосе прорезались знакомые нотки, присущие врачам и медицинским сестрам. - При простуде самое главное отлежаться. По-моему, у вас и температура еще не спала.
Это не соответствовало действительности, но ничто не заставило бы меня возразить.
- И вообще, - продолжала Нина, - мне не нравится, что вы... - Она не договорила, что именно ей не нравится, но решимости в ее словах не убавилось: - Мне кажется, пора внести ясность!
Ничего хорошего такое вступление не сулило, и я поспешил вмешаться:
- Вы сегодня очень заняты?
- Я? - переспросила она.
- Да.
- Нет, не очень, а что?
- Просто я подумал, может, мы пройдемся немного, вы покажете мне город. Нет, серьезно! Я никогда раньше здесь не был. И потом, надо же мне что-то написать матери - я обещал разузнать все как следует...
Нина колебалась, и я пустил в ход последний довод:
- В конце концов я ваш гость. Вы просто обязаны оказывать мне гостеприимство... Давайте погуляем, а заодно внесем ясность. Вы же хотели внести ясность, верно?
Она улыбнулась:
- Не знаю... Дождь вот-вот начнется...
- Чепуха, это дело поправимое, у меня знакомство в небесной канцелярии...
Я задрал голову, и тотчас с пасмурного, низко висящего неба на меня шлепнулась первая увесистая капля.
Увы, Нина была права - собиравшийся вторые сутки дождь достиг наконец необходимых кондиций и обещал щедро пролиться на наши головы.
В ближайшие две-три минуты все разыгралось как по нотам: сперва на асфальте появились крупные мокрые пятна, потом окончательно погасло небесное освещение и, словно по взмаху дирижерской палочки, наступила абсолютная тишина. Умолкли птицы, улица опустела, а потерявший прозрачность воздух загустел, стал вязким и неподвижным.
Над нами беззвучно сверкнула молния.
Ослепительно яркая, она была похожа на остов могучего сухого дерева с многочисленными, раскинувшимися на полнеба щупальцами-отростками. На короткий момент вспышки мир сделался двухцветным и плоским, как отпечаток на передержанном негативе, и опять наступили потемки. Тишину расколол гром. Вместе с грохотом на землю обрушился ливень. Не дождь, а именно ливень, потому что вода падала сверху сплошной отвесной стеной. Она была повсюду: под нами, над нами, вокруг нас. В считанные секунды она окружила крохотный островок у навеса, под которым мы успели укрыться, и мне почудилось, что, кроме нашего таявшего на глазах пятачка суши, на всем белом свете ничего не осталось.
Следующий электрический разряд был намного поскромнее первого, зато сразу за ним шарахнуло с такой оглушительной силой, что содрогнулась под ногами почва и в воздухе запахло серой. Нина инстинктивно прижалась ко мне. Яростные удары следовали один за другим. Промежутки между ними становились все короче. Вдруг ахнуло где-то совсем рядом. Нина испуганно вздрогнула. Прошло несколько минут относительного затишья, и она, оттолкнув меня, выбежала из-под навеса.
Я кинулся следом.
Сверху хлестало как из ведра.
Глава 4
1
Около одиннадцати, сопровождаемый отголосками грозы, я брел на Приморскую. Небо очистилось. Светила луна. Тучи ушли далеко на юго-запад и, верно, висели сейчас где-то над песчаными пляжами Бургаса и Констанцы.
Улица была пустыннг.
Рыбьей чешуей блестел умытый дождем асфальт. Вдоль тротуара стояли тихие неподвижные деревья. Их невесомые кроны, изумрудно-зеленые там, где на них падал свет дуговых фонарей, казались сошедшими с волшебных полотен Руссо, а густые, иссиня-черные тени, лежавшие под деревьями, только усиливали это сходство.