- Он рассказал тебе?
Странно, но мы действительно думали об одном и том же.
- Да, рассказал. Он говорит, что вы с Сергеем собирались развестись. Это правда?
Нина снова не ответила, и вновь воцарилась тишина. Теперь ее прервал я:
- Объясни, почему ты мне не веришь, словно подозреваешь в чем-то или боишься?
Я не предполагал, какой опасной темы коснулся, иначе ни за что не полез бы в расставленную самим собой ловушку.
- Ты не тот, за кого себя выдаешь, - негромко, но отчетливо сказала Нина.
- То есть как это не тот?
- Ты играешь какую-то роль, Володя, и сам не замечаешь, как при этом фальшивишь.
- Какую еще роль? - Я старался говорить как можно естественней, чтобы не выдать охватившей меня паники.
- Не притворяйся. - Она посмотрела на меня и тут же отвела взгляд. Я не знаю какую. Только чувствую, что здесь что-то не так. По отдельности - мелочи, а в сумме... Например, книга, которую ты принес. Это предлог, я сразу догадалась. Догадалась, что это как-то связано со смертью Сергея. Не знаю как, но связано. Ты ведь об этом не из газеты узнал, верно?
Я не нашел, что ей ответить.
- Не отрицай. Ты узнал об этом раньше, до того, как пришел сюда. Может быть, еще раньше, чем я. А вчера... Я не хотела этого говорить. Вчера кто-то рылся в шкафу, на полках. Если ты что-то искал, почему не сказал, не спросил? И еще: где ты раздобыл адрес библиотеки? В городе десятки библиотек, откуда ты узнал, в какой из них я работаю? Ты сказал, что прочел адрес на штампе, но в доме нет книг с библиотечными штампами. Я хорошо это помню, а когда пришла, специально проверила...
Ночь разоблачений, начало которой часом раньше положил Вадим, продолжалась. Нина исполнила свое желание внести ясность и сделала это предельно убедительно. Все, о чем она говорила, было справедливо. За исключением обыска, к нему-то я не имел никакого касательства.
На мне висело слишком много собственных грехов, чтобы нести ответственность за чужие, и я собрался возразить, но Нина не дала мне этой возможности - самую вескую улику она приберегла напоследок:
- Вчера я еще сомневалась, а сегодня... У нас на работе хранятся подшивки старых газет. Я просмотрела все, где есть объявления о размене квартир...
Она могла не продолжать - я прекрасно понимал, чем должна была закончиться такая проверка, - но Нина довела свою обвинительную речь до конца.
- Твоего объявления там нет, - сказала она.
Отпираться не имело смысла. Пришла, как видно, пора пожинать плоды своей самостоятельности, и валить вину было не на кого. Я явился на Приморскую по личной инициативе, не подстраховавшись, даже не посоветовавшись, а ведь Симаков предупреждал, что самонадеянность в нашем деле хуже глупости. Но не это меня огорчало: из самого щекотливого положения можно выкрутиться, по крайней мере теоретически, а вот завоевать доверие, если тебе запрещено говорить в открытую, - задача едва ли выполнимая.
- Ты молчишь, - проронила Нина. - Значит, я права...
Секунду-другую она еще ждала ответа, потом безвольно опустила плечи.
- Помнишь, ты читал мне про Ричарда Львиное Сердце? Но ведь он скрывался от врагов. А ты? От кого скрываешься ты, Володя?
Что я мог сказать?
Что завидую Ричарду, твердо знавшему, где друг, а где враг - пусть беспощадный, пусть коварный и могущественный, но зато конкретный, зримый и осязаемый.
- Я хотела тебе верить, хотела... - Голос ее дрогнул. - А ты лжешь, лжешь даже в мелочах...
Ее глаза наполнились слезами. Однажды я уже видел, как она плакала, но сейчас причиной был я, а это совсем другое дело.
- Не надо, успокойся...
Но Нина меня не слышала:
- Я устала. Я запуталась и перестала понимать, что происходит. Помоги же мне... Не молчи, скажи что-нибудь!
- Ты можешь мне верить, - сказал я, хотя и не собирался говорить ничего подобного. И повторил: - Мне хочется, чтобы ты мне верила.
Очевидно, это были единственные слова, способные пробить брешь в разделявшей нас стене взаимного недоверия.
- Я боюсь, - прошептала она. - Мне страшно, Володя...
- Это пройдет, пройдет, - сказал я, очень смутно представляя, что имею в виду: ее страх или свое бессилие помочь ей от него избавиться...
- Володя, я хочу знать правду, - сказала Нина чуть погодя. - Даже самую тяжелую, самую жестокую, но правду. Слышишь?
Я слышал. Слышал и пытался еще пусть ненадолго продлить короткий миг, когда не надо лукавить, не надо отвечать на вопросы, заведомо зная, что не сможешь на них ответить, а если и ответишь, это ничего не изменит, потому что тебе неведома та "самая жестокая правда", ты сам ее ищешь, а она разбросана по крупицам, и если даже известна кому-то из нас двоих, то скорее Нине, чем мне.
- Я не требую, я прошу...
- Видишь ли, есть обстоятельства, - начал я издалека, но Нина меня остановила.
- Не надо про обстоятельства. Обстоятельства есть всегда. Я хочу верить людям, хочу верить тебе - только и всего, неужели это так много?
Того же хотел и я.
- Разве ты сама всегда говоришь правду?
- Мне нечего скрывать.
- А Вадим? Зачем ты сказала ему, что я приезжал к вам раньше, что останавливался у вас?
- А ты не понял? - Нина еще выше подтянула ворот свитера. - У меня просто не было другого выхода. Он видел, что я нервничаю, спросил, вот и пришлось сказать.
- Это и есть обстоятельства...
- Но он чужой, - перебила она. - Ему безразлично, давно мы с тобой знакомы или нет.
- Мне так не показалось.
Я почувствовал, как между нами вновь пробежал холодок отчуждения.
- Скажи, почему ты уходишь от ответа? Почему?! Ведь я боюсь назвать тебя по имени - оно может оказаться такой же выдумкой, как и все, что ты мне говорил до сих пор.
После разоблачительных обвинений, которые она предъявила получасом раньше, мне трудно было что-либо возразить. Я не нашел ничего лучшего, как брякнуть:
- Но меня действительно зовут Владимир.
- Что ж, спасибо и на этом. - Нина хотела встать, но я ее удержал. Я надеялась, что ты все объяснишь, поможешь...
- Как я могу помочь, если ты не веришь ни единому моему слову. Как?
- А ты попробуй. Представь, что рядом с тобой не враг. Хотя бы на секундочку представь.
- Не говори глупости. Просто я не вижу способа доказать тебе, что я не шпион, не диверсант, что это не я копался в твоих вещах, не я шарил по полкам...