Ну а за рамками спекулятивных сделок? Разве не могли они соперничать? И вообще: так ли уж безоблачны были их отношения?
Я не забыл монолог, произнесенный Герасем в рощице на подступах к "Интуристу". Его хвалебные оды содержали в себе изрядную дозу зависти. Кто знает, сколько яда накопилось в его душе, сколько обид стерпел он за время их обоюдовыгодного сотрудничества? А жадность! А тщеславие! Нет-нет: подвернись ему случай насолить Стасу, сорвать тайком от него солидный куш, и он, не задумываясь, им бы воспользовался. А деньги из "Лотоса" чем не случай? Чем не повод расквитаться, взять реванш у своего везучего шефа? Герась вполне мог соблазниться, начать самостоятельную игру, а так как вести ее достаточно тонко ему не под силу - выдал себя и тем вызвал гнев своего хозяина...
Я вздрогнул: мастер, поправляя виски, слегка порезал кожу и засуетился, прижигая ранку одеколоном. Вероятно, ученик. Везет же мне!
В зал вошел паренек с увесистым транзистором под мышкой и сел в соседнее кресло. Он поставил транзистор на пол и спросил, обращаясь к присутствующим:
- Граждане, не возражаете, я включу погромче? Шикарный концерт по "Маяку"!
Граждане не возражали, и он на всю мощь врубил "Маяк".
Рыбка, рыбка, помоги,
Золотая, сделай милость:
Подскажи девчонке чтоб,
Чтоб в меня влюбилась.
жизнерадостно вещал певец под интенсивное кваканье синтезатора.
Я перевел взгляд на свою чисто выбритую физиономию и подумал, что двухдневная щетина меня явно не украшала. И еще подумал, что здорово изменился за эти дни: похудел, и скулы выперли, складка появилась на лбу раньше ее вроде не было.
- Прическу поправим? - слегка заискивая, спросил мастер, пряча испачканную кровью ватку.
- А как у вас с чувством меры?
- В избытке, - улыбнулся он, - будете довольны.
- Валяйте, - согласился я.
Говорят, что Чарли Чаплин всю жизнь стригся сам. Я его понимаю. Стрижка всегда вызывала у меня внутреннее противодействие, но то ли меня разморило пригревавшее в затылок солнце, то ли заворожили пассы, которыми, точно шаман, сопровождал свою работу парикмахер, - я настроился на философский лад и махнул рукой: пусть упражняется, надо же ему на ком-то тренироваться.
Заслышав стрекот ножниц, я прикрыл глаза и постарался сосредоточиться. Этому немного мешало транзисторное крещендо, но история наших отношений с Герасем - а именно ее я восстанавливал в данный момент не требовала особого напряжения памяти.
Она была короткой, эта история, всего-навсего две встречи: в день знакомства на "сходняке" и вчерашняя, более продолжительная. Слежку накануне обыска и свидание в баре я во внимание не принимал - эти немые эпизоды ни о чем не говорили, кроме того разве, что со стороны могло показаться, что в последние дни мы были прямо-таки неразлучны. Куда важней, на мой взгляд, было другое: за нами обоими и тогда и позже присматривал кто-то третий, чье пристальное внимание к своей особе я не переставал ощущать ни на минуту с тех пор, как появился на Приморской. Но это уже из другой оперы. Сейчас меня занимал Герась, и я пытался в мельчайших подробностях воссоздать последнюю нашу встречу, весь разговор, вплоть до самой незначительной реплики. Поэтому начал с "привета", которым он меня осчастливил за утренним чаем.
Вместе с ним я опять проследовал в "Страус", познакомился с барменом, снова торговался из-за вознаграждения, потом под его жалобные стенания отправился к драмтеатру, оттуда на "тропу", где мы встретили Стаса. Затем - переговоры, к которым Герась допущен не был, и его финальное появление в ореоле из розовых лепестков...
На этом месте я споткнулся, чувствуя, что упустил что-то существенное, и начал медленно прокручивать ленту назад. Ага, вот оно: сцена ожидания на лавочке, или нет, чуть раньше, когда разговор зашел об иностранных языках.
У Стаса есть машина - "Лада" новейшей модели. О ней говорил Герась, перечисляя достоинства своего метра: "Ладу" на этом деле поимел - уметь надо!" Так кажется.
Может, пока не поздно, перезвонить в отдел - пусть глянут, нет ли на этой самой "Ладе" вмятины где-нибудь в районе радиатора?
Еще недавно я бы не раздумывая помчался к телефону и выложил все, что думаю по этому поводу. Но то недавно. Последнее время со мной вообще происходило что-то странное: сейчас, вспоминая парня, сидевшего во вторник на набережной и грезившего о легкой молниеносной победе над противником, я едва узнавал в нем себя, как будто с тех пор прошло бог знает сколько времени. А ведь это было три дня назад! Да что там три - даже вчерашний Володя Сопрыкин казался мне другим, не таким, каким был сегодня. По идее, ничего необычного в этом нет. Кажется, еще Демокрит говорил, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Но почему я не замечал этого раньше?..
"Нет, звонить не буду, - решил я. - Стаса трогать нельзя. У него нюх, как у гончей: один неверный шаг, и тебе уже никогда не узнать, за какие услуги он платил Кузнецову, за что ссужал его деньгами и покрывал его расходы, где он был пятнадцатого, где семнадцатого и где вчера вечером, между шестью и семью".
Ладно, разберемся сами.
Я посмотрел в зеркало, но ничего не увидел - его загораживала накрахмаленная спина с отутюженным хлястиком.
Хорошо, вернемся к вопросу о машинах. Самое время провести маленькую инвентаризацию автопарка, которым располагают знакомые Сергея и Герася, а теперь и мои тоже.
Во-первых, Стас с "Ладой".
Во-вторых, Вадим со своей "Каравеллой". В котором часу он вчера приехал на Приморскую? Асфальт под его машиной был мокрым, а дождь начался в семь вечера. Получается, после семи. Значит, нельзя исключать, что в восемнадцать пятьдесят он тоже мог проезжать по Якорному переулку.
Ну и конечно, Тофик! Вездесущий Тофик. Как это он повсюду поспевает? В половине одиннадцатого я засек его на вокзале. С какого времени он вел наблюдение - неизвестно, зато доподлинно известно, что смену сдал в восемь. Герася сбили в семь. При определенной сноровке - а ее Тофику не занимать - одного часа вполне хватит, чтобы устранить повреждения, оставшиеся после наезда на капоте или бампере. Правда, сделать это совсем незаметно едва ли возможно, следы все равно останутся...