– Мне жаль, – говорит Сатана. – Но я не мог удержаться. Знаешь ли, непросто быть единственным гомосексуалистом на планете. У меня есть потребности, которым трудно противостоять.

– Ты уж постарайся! – отвечает Нэн. – Джин мой. И он не такой, как ты. Только я могу прикасаться к его пенису. Почему ты вечно его лапаешь? Он превращается в какого-то урода. Оставь его в покое!

– Я думал, он не против, – отвечает Сатана. Кажется, что Нэн огорчена ситуацией больше, чем Джин, крича и хныча, как будто это ее пенис, а не Джина. Впрочем, в этом заключается правда. Джин и все части его тела находятся в частной собственности Нэн, примерно как раб принадлежит своему хозяину. Когда Джин выглядит помятым и грязным, Нэн приказывает ему вымыться и надеть чистую одежду. До сих пор я не понимал, что она полностью его контролирует. Я всегда думал, что Джин – свободный парень, который ни перед кем не склонит голову. Но все проясняется. Я не знаю, стал ли Джин таким недавно, после смерти, или всегда был таким, а я просто никогда не замечал. Может быть, он просто теряет душу, волю и не в силах сопротивляться ее командам. Если бы я был на его месте, я бы совсем потерял надежду. Может быть, я бы даже ушел в забвение – настоящее забвение.

– И что я должна делать с этим ожившим членом? – восклицает Нэн, тряся пенисом Джина. – Теперь он не будет работать, как положено. Мне нужен настоящий член, а не змея, растущая из его тела.

Кажется, Сатане нет никакого дела. Он говорит:

– Мне нет до этого дела.

– А лучше б было! – орет Нэн. – Ты продолжаешь трогать, трогать, трогать все и вся! И не хочешь брать ответственности за предметы, которые оживляешь. Лучше подумай о том, как вернуть его в прежнее состояние.

Сатана изгибает свои губы:

– Я знаю одного чувака, который может изгонять демонов из людей, но мы не общались уже много лет.

Сатана начинает рассказывать про своего брата-близнеца. Он должен выглядеть точно как Сатана, но его кожа бледнее, и он не гомосексуалист. И, как у Сатаны, его прикосновение волшебно. Но он не оживляет предметы, а умерщвляет.

Это прикосновение смерти.

Его имя Смерть.

Сатана и Смерть созданы, чтобы выполнять определенные функции. Работа Смерти заключается в том, чтобы прикасаться к людям, которым пришло время умирать, выдумывая разные невероятные способы умерщвления для каждого случая. Иногда после его прикосновения люди умирают от сердечного приступа, иногда в аварии, иногда от пули в голове, все зависит от того, что в данный момент покажется Смерти подходящим вариантом. Иногда Смерть изощряется, и маленькая девочка умирает от сердечного приступа, а однажды он заставил одного молодого скалолаза, который сорвался, умереть в воздухе своей смертью. Один из мировых надзирателей (это ангелы в синих костюмах и красных галстуках) взъелся на Смерть за этот случай и отстранил от работы на три месяца. В течение этого времени, пока Смерть не работал, никто не умирал.

Работа Сатаны заключается в том, чтобы собирать и сортировать души людей, к которым прикасается Смерть. Он разделяет их на две группы – хорошие и плохие. Хорошие души – это те, которыми может пользоваться вся Вселенная, так что они отправляются в Рай на обработку. Плохие души либо идут в утиль и используются как горючее для машин вроде Волма, или Сатана хранит их в аду.

Сатана и Смерть не общались уже многие годы. Они никогда по-настоящему не дружили. Смерть считает, что гомосексуализм недопустим. Причем настолько, что Смерть изобрел заболевание под названием СПИД, чтобы заставить мужчин хорошенько подумать, прежде чем трахаться с другими мужчинами. Смерть чуть снова не отстранили – как только его надзиратель увидел, что Смерть проявляет дискриминацию при исполнении долга. Но кто-то должен был умерщвлять людей, так что Смерти просто урезали зарплату. И чтобы исправить перекос, Смерти пришлось сделать ВИЧ возможным и в гетеросексуальных связях.

У Смерти нет предрассудков – когда-то эта фраза была популярна, но, очевидно, ее написал человек, который ни разу не общался со Смертью.

Эта сентенция должна была отвратить людей от смерти. Но не сработала. Люди до сих пор становятся мертвыми.

– Так что, твой брат может вернуть Джина в нормальное состояние? – спрашивает Нэн у Сатаны.

– Я не знаю, я больше с ним не разговариваю, – отвечает он.

Христиан решает устроить себе убежище под одним из столов. Он не может проработать и десяти минут, чтобы не устроить себе двадцатиминутный перерыв. Инженеры, которые создавали Христиана, забыли принять во внимание показатели выносливости. Они просто придумали и изготовили его по шаблону самым дешевым способом и доставили сюда. Так что нельзя обвинять Христиана в его лени.

Убежище Христиана устроено таким образом, чтобы трудолюбивые люди не могли оскорблять его вербально, пока он отдыхает внутри. Но система плохо работает, а Христиан слишком ленив, чтобы переделать ее.

Именно поэтому состоялся спор следующего содержания.

Сатана пилит его:

– Возвращайся к работе. Я плачу тебе не за то, чтобы ты спал и строил убежища под столами.

Христиан отвечает:

– Отвали. Ты мне вообще не платишь.

Сатана:

– Ты не получишь ни одной души, если ты за них не борешься.

– Мне все равно. Зачем мне эти души?

– Не будь идиотом.

– Пошел к черту.

– Я тебя уволю.

– Я выкину тебя из дома.

– Я серьезно.

– Я тоже серьезно.

– Нет, я более серьезно говорю.

– А я серьезен до бесконечности.

– Сейчас я пну тебя в живот.

– Я тоже пну тебя в живот.

Спор продолжается, но никто не выходит из него победителем.

Я устраиваю себе перерыв от работы и забвения, выхожу на улицу и решаю выкурить еще одну сигарету, писаю на ящик с мусором, который кашляет от отвращения мне в ответ. Почему-то мне хорошо. Глаза вращаются, я выдыхаю в холодный воздух, а потом – выпускаю пары из «Карлтонс». Милые мыслишки проносятся как угорелые у меня в голове. Эмоции ОСТРЫ. Я смотрю на облака – отличный день, несмотря на то что жизнь так тускла и убога. Потом я вижу на горизонте грозовую тучу. Она движется в нашу сторону. Голубые молнии извиваются, как лапша, а вместо воды, я вижу, прольется безумие.

Ненастье продлится восемнадцать дней, без остановки, пока все не станет мокрым и безумным. Черничная гроза. Я издалека чувствую ее аромат. Мои глаза несколько раз открываются и закрываются.

На заднем плане Волм облизывает свои толстые губы в жадном ожидании, изголодавшись по энергии, которая заставляет людей двигаться.

Окно все повторяет, что наступает рассвет. Оно достало. Оно талдычит это уже три дня, в режиме нон-стоп, не говоря других фраз, как, например: «А что у нас на завтрак?» или «Вы только посмотрите на этих придурков на улице».

Окно говорит:

– Наступает рассвет! Наступает рассвет!

Но никто его не слушает.

Я все еще отдыхаю, игнорируя окна, воображая, что я в забвении, а вовсе не в «Сатанбургере». Не думаю ни о чем, пью черный кофеин, мерно топаю пяткой.

Строю глазки столу.

Стол плоский, квадратный и бесцветный. Он нечасто дышит. Демоны могут обходиться без кислорода долгое время, как дельфины, но дельфины гораздо смышленее, чем этот стол, так что не стоит их сравнивать, особенно потому, что дельфины относятся к столам предвзято.

Стол заставляет меня думать о мире, который описывал Христиан, где почти все имеет кубическую форму.

Этот кубический мир деревянный, он вырезан из ветви вселенского дерева.

В центре Вселенной находится целый лес таких деревьев. Единственное его назначение – производить материал для строительства планет. Каждое дерево вытягивается прямо в космос, паучьи корни вплетены в родную планету, превосходящую наше солнце втрое. Чтобы расти, деревьям хватает света звезд.