Склад готов для нового концерта. Он пышет жаром от толпящихся людей и загустевшего потного воздуха. Большинство здесь составляют люди из Волма, которые хотят спрятаться от грозы, также частично присутствует толпа панков и скинхедов, которые пытаются избавиться от скуки. Остальные панки – большая их часть, – наверное, уже лишились своих душ и не могут добраться.

Это последний концерт.

Сегодня выступает всего две группы – «Ой!» и группа Сида «Ботинки-убийцы». Моя группа тоже должна была выступать, но Христиан отказался. Сказал, что не в настроении, и Водка тоже. Водка нацепил себе на грудь БОЛЬШИЕ круглые накладки. Мне тоже особо не хочется выступать, играть с моей голубой девушкой значительно веселее. Сейчас я вместе с ней в моей комнате, ласкаю ее совершенную кожу цвета океана. Ее ощущения не такие острые, как у людей, но это потому, что она как робот.

«Ботинки» начинают играть – мелодичный звук хард-кора и саксофон. Сид, вокалист, отчеканивает свои песни, у него души больше, чем у всех присутствующих, как будто Волм совсем на него не повлиял. Сейчас он даже более живой, чем в своей яблочной дыре. Я уверен, что его душа переживет всех жителей города. Удачи ему.

Он тащится от скульптур в центре склада и приказал, чтобы их установили в центре зала, вокруг унитаза, на котором сидит Водка. Ему нравится зловеще-мрачный вид фигур. Они черные, ржавые и грубые, а еще очень острые. Одна вроде пальма с ножами вместо листьев, другая похожа на связку крюков для мяса, а рядом безголовая женщина с сосками-кинжалами и шипованной кожей. Она улыбнулась Сиду своим колючим влагалищем, и он тут же в нее влюбился.

Имя этой дикой статуи Фрия.

Водка сидит один на унитазе, уставившись в задницу Фрии и всех остальных фигур, запертый, словно в туалете потного ночного клуба, но двери кабинки острые, колючие и шипастые изнутри. Он упрекает скульптуры, что они занимают слишком много места, но те не уступают ни сантиметра. Взгляд у него пустой и нехороший, но его ответ – тишина. Никто за пределами маленького убежища не подозревает о его существовании.

Вот голубая женщина начинает прикасаться ко мне, ласкать, стараясь возбудить мой член, чтобы поесть. Она всегда такая томно-нежная, когда голодна, и очень нервная по сравнению с тем, какая она в мире снов.

Прижимается полными грудями к моему животу, вдавливает свои твердые соски в мою кожу. Большие глаза смотрят на меня, она знает, что мне это нравится, это сближает наши души. Я не уверен, что у голубых женщин есть душа. Они больше похожи на роботов или на животных, а мне говорили, что ни те, ни другие душой не обладают.

Я прикладываюсь к ее шее, облизываю лазурную поверхность, чувствую гладкость ее плоти. У нее нет шейных позвонков, как у людей. Ее шея напоминает человеческий трицепс, много мяса на твердой кости… Но ее кость мягкая, тонкая, как пластилин. Я также ощущаю какую-то трубку, наверное для орального оплодотворения. Она поскрипывает, пока девушка ерзает на моей груди.

Начался дождь.

Я слышу, как он звонко стучит по металлической поверхности крыши над моим секс-ложем, пока голубая женщина трахает меня. Я смотрю на улицу, оставляя свой труп жадному четырехлетнему созданию.

Дождевые облака роняют огромные капли, густые, окрашенные в цвет поросячьих соплей. Но я знаю, эти капли не из воды. Это частички безумия.

– Гроза принесет безумие, – говорили мухи-скорпионы.

– Малышка Земля хочет поиграть с нами, – говорил маленький тараканий человечек, мертвая тряпичная куколка в углу, внимающая.

Безумие проливается на беззащитных людей на улицах, шлепается на их обнаженные лица, проникает в их умы. Сначала их психическое состояние переходит в статус шизофрении. Медленно, страшно… это паранойя. Они начинают дрожать. Они парализованы.

Безумие льет и на склад, пронося сквозь несколько щелей лишь свой запах, но и одного запаха хватает, чтобы сумасшествие проникло в мозг.

Запах наполняет легкие каждого, даже мои… Что удивительно, он влияет и на голубую женщину, хотя она не дышит.

И тут начинается самое интересное…

Дальше – черед безумия.

Оно начинается, когда Христиан выходит на улицу выкурить сигару. Он зажигает ее под сухим лязгающим металлом, смотря на гротескные формы облаков. Они напоминают ему мое описание кислотных видений, ему интересно, насколько они похожи на эти небесные горы. Но мое зрение не рождает диких галлюцинаций, просто реальность закручивается.

Склад не особо волнует сводящий с ума дождь. И он не раздражен толпой, которая собралась в его утробе. Мы спросили, можно ли устроить еще один концерт, но склад просто уставился на коверный тротуар и вздрогнул.

Христиан спокоен. Он уже давно не был спокойным. Очень на него не похоже. Он не то чтобы совсем лишен эмоций, но удивительно хладнокровен, расхаживает тут в своем темном костюме, как настоящий клевый гангстер. Потеря эмоций сделала его более привлекательным, особенно для женщин.

Он смотрит на БОЛЬШУЮ толпу людей с улицы и их исковерканные умы, а они украдкой рассматривают его. Он знает, что с ними что-то не так – они так странно смотрят. Но он старается не обращать внимания. И хладнокровно курит.

Ричард Штайн сказал бы, что у них червивые мозги, он говорил так о своей жене. Его жена была совершенно безумной – пока была жива. Она боялась почти всего, особенно движущихся объектов. Она чувствовала себя некомфортно в машинах, проходя мимо машин, в поездах и в метро, в самолетах, даже на велосипеде. В некоторых случаях она отказывалась покидать дом, сидя в кресле.

Ричарда Штайна она привлекла своим безумием, поэтому он на ней и женился. Есть что-то страстное в безумных женщинах, чего нельзя описать, говорил он, ты понимаешь, что вступаешь в некие абсурдные отношения, но ничего поделать не можешь. И он был с ней счастлив несколько лет, несмотря на то что так и не узнал ее до конца, так и не понял, что заставляло ее дергаться столь внезапно, ни с того ни с сего.

Когда годы сделали ее некрасивой, Ричард Штайн развил в себе ненависть к ней. Сумасшедшая личность перестала быть интересной. И чем старее она становилась, тем больше червей вползало к ней в череп. В результате она заронила личинки безумия и в мозг Ричарда Штайна. И он провел много времени под одеялом на чердаке, как позабытый комод.

Христиан отворачивается в сторону от хнычущих безумцев. Поднимает взгляд к небу, капли вонзаются в его сигару.

Дождь постепенно меняет настроение толпы на складе. В конце концов внутрь попадает довольно влаги, а там довольно панков, вдыхающих безумие. И толпа эмоционально слабых людей начинает танцевать. Сначала неуклюже, медленно, потом все быстрее, врезаясь друг в друга, сталкиваясь лбами. Самая безумная куча мала. Губошлеп, как орущий робот, отталкивает скинхедов, которые подобрались к нему слишком близко, швыряя их через столы и стулья. Музыка играет быстро-быстро. Замороченные безумством, они поют песню за песней без остановки.

Затем все бросаются друг на друга, сами на себя, даже люди из Волма, которые живут в углу, лезут в бучу. Ударяясь о стены и друг о друга, падая и разбивая головы…

Дикие маньяки вокруг статуй-монстров.

Безумие поражает и голубую женщину. Она быстрее сосет и трет мой живот, стараясь проглотить меня. Она садится влагалищем мне на лицо, и оттуда высовывается маленький язык, который лижет мой нос и глаз. Слизь стекает мне в рот, и я чувствую сладкий вкус, сильный афродизиак, который вырабатывается под вагинальным языком, как в слюнных железах.