— Я был в Наблусе, это один из городов на севере Палестины. Там лагерь беженцев, несколько тысяч человек. Жизнь у них ужасная — каждый день стрельба, то и дело рейды израильских войск. Но при всем этом в лагере есть беспроводная связь, кабельная сеть, скоростное подключение к Интернету, а также как минимум четырнадцать интернет-кафе. Мне жутко интересно было — почему в лагере беженцев так много интернет-кафе?!

— Потому что компьютер там — это основа жизни вообще. Это единственное средство, чтобы выходить в мир, чтобы зарабатывать деньги, чтобы хоть чем-то заниматься.

— Они начинают. Они стараются. Но это очень тяжело. Потому что зарубежные инвесторы, которые могли бы вложить в Палестину деньги, пока выжидают. Тем не менее там уже есть своя ассоциация ИТ-бизнеса (Palestinian Information Technology Association, PITA), которая объединяет около ста сорока маленьких предприятий. Они занимаются и софтом, и хардом. Есть очень развитое опенсорсное сообщество. Работают с ориентацией на арабский мир в целом, но иногда и на внутренний рынок тоже. Есть большой проект — поставить компьютеры во всех школах. Правительство решило, что ПО для школ должно быть только свободное — чтобы молодежь понимала, что можно дальше все это развивать самим, что мир ПО не сводится к Microsoft.

В 2002 году, когда израильские войска заняли Рамаллу и другие города Западного берега, многие университеты были закрыты. Тогда студенты из Bir Zeit University в течение трех месяцев сделали виртуальный университет — портал под названием Ritaj (ritaj.birzeit.edu/register/?return%5furl=%2f), чтобы люди могли продолжать учебу через компьютер. Потому что по жизни это было нужно, невозможно было без этого жить.

Вот почему у них такие хорошие ИТ-специалисты — потому что жизнь им дала не слишком много других возможностей. По той же причине там (как мне показалось, во всяком случае) намного больше людей старшего возраста, которые пользуются компьютером, чем в других странах, в том числе на Западе.

— Сами палестинцы. Люди там готовы тратить сорок процентов своей зарплаты на сотовый телефон, на компьютер. Кстати, у каждого палестинца как минимум три сотовых телефона. Тоже удивительно.

— Ни малейших сложностей не было, даже наоборот. Но я ведь не только изучал, я им помогал в плане деловых, технических связей, консультировал — взаимодействовал, в общем. Кстати, среди палестинцев, которым больше сорока, очень много русскоговорящих, и когда они узнавали, что моя фамилия Рогозинский, видели, что я неплохо говорю по-русски, — сразу появлялся контакт (хоть я и не русский, а поляк).

Но главное, что существует некая культурная общность людей, которые занимаются компьютерами — по всему миру. Это выше того, что у нас может быть разная вера, разные этнические корни. И конечно, когда у нас одни цели, одни интересы, это очень помогает найти общий язык.

— Несомненно, и это подтверждается тем, о чем я говорил выше: Израиль не смог подавить связь и командование Хезболлы, а Хезболла прослушивала израильские коммуникации. Но главное оружие в руках Хезболлы или ХАМАС — не их умение писать компьютерные вирусы, а использование Интернета, радио, телевидения для перевода войны в виртуальную и в политическую плоскость, туда, где огневая мощь уже не играет решающей роли.

— В конце девяностых было много надежд и у палестинцев, и у израильтян, что ИТ может стать одним из мостов к миру. Масса энергии, огромные деньги были затрачены на создание технопарков, находящихся одновременно по обе стороны границы в Газе и на Западном берегу. На самом деле, бум в ИТ-образовании в Палестине как раз и начался с этих инициатив, так как все ожидали, что палестинские программисты будут работать в совместных израильско-палестинских компаниях, и эти компании будут успешны за счет соединения израильских ноу-хау с палестинскими предпринимательскими и программистскими талантами. Потенциал считался огромным, во всяком случае в масштабах арабоязычного рынка. Но увы, когда рухнул мирный процесс, рухнули и надежды на технологии как мост к прекращению конфликта. После возведения разделительной стены между Израилем и Палестиной, после разрыва всех созданных тогда связей трудно говорить об этих планах иначе как о несбывшейся мечте. Однако некоторый оптимизм внушает то, что израильские и палестинские специалисты продолжают встречаться, продолжают общаться, и на этом, человеческом уровне ничто еще не потеряно.

Часто приходится слышать термин — «кибервойна», но что это такое, по-моему, мало кто понимает. С одной стороны, известно, что до сих пор в мире не отмечено ни одного случая серьезной кибератаки, имевшей террористический характер. С другой стороны, вы цитировали недавно опубликованный американский доклад «Defence Science Board Report» 2000 года, где в качестве двух главных «необычных» (unconventional) угроз США названы: применение ядерного оружия негосударственными акторами и вывод из строя (также негосударственными акторами) национальной информационной инфраструктуры с помощью кибероружия. То есть кибероружие, кибертеррор ставится по грозности на одну доску с атомной бомбой. Что же это такое?

— Когда-то в СССР был начальником Генштаба маршал Огарков, и его можно назвать отцом концепции информационной войны. Эта концепция вытекала из его идей о революции в военном деле, обусловленной научно-технической революцией. Но в практической области развитие этих идей гораздо быстрее пошло на Западе. В середине девяностых стало ясно, что если страны мира будут широко использовать сетевые технологии (не обязательно военные), то появляется возможность атаковать эти сети программным путем, а также с помощью оружия, которое специально сделано для уничтожения коммуникационных инфраструктур, и военных, и гражданских. Это и было информационное оружие в первоначальном смысле. Но тогда же стало ясно, что нельзя это понятие ограничивать одним направлением. Например, Мартин Либицкий (Martin Libicki), очень заслуженный сотрудник RAND Corporation, в своей классической статье 1995 года «What is Information Warfare?» выделял семь форм информационного оружия, связанных с управлением и командованием, разведкой, психологическим воздействием, электронной борьбой, хакерством, экономической информацией и, наконец, собственно кибероружие для борьбы в «виртуальном мире (in virtual realm)». Тогда большой акцент был сделан на то, чтобы создать группировки, подразделения, занятые исключительно information operations — боевыми операциями в информационной сфере (сейчас таких группировок много). В начале девяностых появилась программная статья «Сyberwar is coming» Джона Аркиллы (John Arquilla) и Дэвида Ронфельдта (David Ronfeldt) где впервые было сказано о том, что не только вооруженные силы государств могут использовать средства коммуникации в военных целях — но и другие группировки: политические, террористические, какие угодно. В этой же статье было введено понятие сетевой войны (netwar) — использование сетевой методологии, чтобы организовать свою деятельность. В отличие от этого, кибервойна (cyberwar) — это использование технологии, кибероружия (cyber weapons).