В ряду имен легендарных героев гражданской войны имя Щорса стоит рядом с именем Чапаева. Оба они погибли, сраженные белогвардейскими пулями, почти одновременно, в 1919 году: Щорс — 30 августа на Украине, около ст. Коростень, Чапаев — 5 сентября на р. Урал, под Лбищенском. На одном из заседаний Президиума ЦИК СССР в 1935 году товарищ Сталин назвал Щорса «украинским Чапаевым». Эти слова товарища Сталина нашли горячий отклик в сердцах многих тысяч ветеранов гражданской войны, которые под командованием 24-летнего начдива сражались на Украине против немецких захватчиков, гетманских и петлюровских контрреволюционных полчищ. Большевики Украины начали бережно собирать каждую крупинку воспоминаний о своем народном герое, об одном из создателей регулярной Красной армии на Украине, бесстрашном полководце и всем сердцем преданном партии Ленина-Сталина большевике. Придет время, и по этим воспоминаниям коллективными усилиями писателей, кинематографистов, композиторов будет создан монументальный, незабываемый художественный образ Щорса. Но мы знаем, что молодой читатель, давно уже полюбивший Чапаева, с нетерпением ждет книги о Щорсе. И мы решили попытаться хоть в небольшой степени удовлетворить его требование. Мы поставили перед собой задачу: рассказать о Щорсе все, что нам известно из воспоминаний и собранных уже сейчас материалов.

Кое-где по ходу повествования нам пришлось несколько отступить от строгой хронологической последовательности событий, о некоторых событиях мы рассказываем не по документальным материалам, а по устным и письменным воспоминаниям, которые в деталях могут быть не совсем точны. Поэтому имена людей, соратников Щорса, оставшихся в живых, мы решили дать вымышленными, имена погибших товарищей оставлены везде подлинные.

Авторы

Москва, май 1937 г.

После революции 1905 года черниговские помещики обзавелись вооруженной охраной. На заливных лугах за рекой Сновью, среди небольших озер, густо заросших очеретом и резаком, разъезжали на конях кавказские горцы, нанятые княгиней Милорадович для охраны ее богатых покосов, рыбных и охотничьих угодий, прилегавших к поселку Сновску.

В один из летних дней вверх по глубокой и тихой реке медленно плыли гуськом рыбацкие лодки, переполненные детворой. Ребятишки, сидевшие в лодках, были увешаны самодельными деревянными ружьями, шашками, кинжалами. Молча, сосредоточенно следили они за берегом, за кустами, быть может, скрывавшими врага.

На последней лодке стоял Коля Щорс, худощавый мальчик лет одиннадцати, с серыми, необычайной яркости глазами. Когда лодки прошли несколько колен извивающейся среди лугов реки, он остановил их повелительным жестом, выхватил из-за пояса большой деревянный, искусно вырезанный пистолет и выпрыгнул на берег. Несколько минут атаман внимательно вглядывался в даль, потом резко повернулся к лодкам и скомандовал:

— Отряд, на берег!

Высадка произошла молниеносно. Лодки опустели. Их вытащили на берег. Около пятидесяти мальчиков в возрасте от десяти до тринадцати лет выстроились на лугу в колонну, по четыре в ряд.

— Проверить оружие! — приказал атаман.

В рядах замелькали деревянные шашки. Острота их клинков опробовалась на ладонях. Молодой атаман, проходя вдоль колонны, строго осматривал бойцов.

— Подтяни ремень — потеряешь кинжал.

— Я и так подтянул, чего придираешься!

— Солдаты не разговаривают. Выполняй приказание.

— Ладно, ты, Колька, больно не задавайся. Командёр!

Атаман нахмурил брови.

— Отобрать у него оружие! — приказал он. — Исключается из отряда на два дня.

Товарищи сейчас же обезоружили и вытолкнули бунтовщика из своих рядов. Это был длинноногий парень, Митя Хвощ, еще недавно — лучший друг атамана. В отряде их дружба начала разлаживаться. Митя Хвощ— музыкант, скрипач, избалованный вниманием взрослых, — не хотел кому-либо подчиняться, не признавал дисциплины; в отряде участвовал только потому, что атаманом был его друг. А Коля-атаман не признавал никаких исключений и, командуя в своем отряде, забывал о старой дружбе.

Изгнанный Хвощ заложил руки в карманы и сердито зашагал к берегу. Отойдя на почтительное расстояние, он крикнул:

— Солдатики оловянные, ружья деревянные!

Потом Хвощ показал язык и во весь дух понесся берегом. За дерзким оскорбителем помчалась было погоня, но Коля-атаман остановил ее. От ярости у него дрожали ноздри. На носу ясно обозначился красный шрам — отметка, полученная в давнишнем бою.

— Вечером я сам намну ему холку. Будет, гад, помнить.

Начался военный совет. Атаман, собрав в кружок вооруженных до зубов есаулов, объяснял обстановку.

— Есаулы, мы наступаем на берег озера Андруши. Там расположился полк японской кавалерии. Мы устроим засаду в камышах. Когда я свистну, — выть по-волчьи что есть сил. Есаул Кваско, ты пойдешь в разведку с пластунами. Только, чтобы до самого озера на брюхе ползти и чтоб без обмана у меня. Нечего брюхо жалеть, — успеете еще отрастить.

— Слушаюсь, — ответил Ваня Кваско, самый младший из есаулов отряда, двоюродный брат атамана.

Высокой травой, извиваясь, как змеи, ползли пластуны за своим есаулом, сжимая в зубах кинжалы. За пластунами атаман вел главные силы отряда. Ребята шли, затаив дыхание.

Чужая, враждебная страна — владения княгини Милорадович.

Тенистым протоком плывет молодой выводок чирков. Деревянными шашками в один миг можно было бы посшибать им головы. Но сейчас об этом нечего было и думать. Отряд шел в наступление. Ребята остановились, замерли только на одну самую маленькую минутку. И даже сам Коля-атаман остановился и, как очарованный, смотрел на пушистых утят, преспокойно проплывавших гуськом в нескольких шагах от него. Соблазн был так велик! Но Коля недаром был атаманом, — он умел держать себя в руках. И всем пришлось снова повесить на веревочки свои шашки. Ничего не поделаешь: война.

Враг был уже на виду. На берегу озера два ингуша, сидя на корточках перед костром, мирно жарили рыбу. Синий дымок курился над неподвижными зарослями камыша. Вдали на лугу паслись оседланные лошади ингушей.

Вытянув шеи, тяжело поднялись над озером несколько крякв и тут же опустились. Кто-то заплескался, что-то забулькало, и снова все стихло. Такая тишина, что слышно собственное дыхание. Отряд уже скрылся в зарослях. Озеро здесь мелкое, но ноги путаются в тине, резак больно жжет голые икры. Идти надо осторожно, чтобы под ногами не хлюпало. А вот и пластуны. Опутанные тиной, мокрехонькие, они замерли у самого берега и не спускают глаз с врага. Ваня-есаул знаком сообщает Коле-атаману, что все благополучно, можно действовать.

Ингуши, пообедав, растянулись на лугу, греют животы на солнце, дремлют. Вдруг пронзительный свист будит мертвую тишину, и сразу же со всех сторон, из озерных зарослей, оживших, точно от ветра заколыхавшихся, раздается глухой, протяжный вой.

Заржали перепуганные кони и понеслись по лугу.

Как ужаленные, вскакивают ингуши, хватаются за винтовки, но ничего не видно, только угрожающе колышутся озерные заросли да воет, гудит кругом земля.

Кони уже чуть видны вдали. Ингуши бегут за ними вдогонку.

Коля-атаман выходит из зарослей.

— Полный разгром неприятеля. Кавалерия обратилась в бегство, — говорит он с серьезным видом и вдруг, вскидывая вверх ноги, перевертывается через голову.

За атаманом, робко озираясь, выходит вся осипшая от воя ватага.

Пока ингуши ловят своих коней, ребята в полной безопасности кувыркаются на лугу, оглашая окрестность торжествующими победными криками.