— А вот, мисс Аннеке, — воскликнула наконец негритянка, — и молодой человек, которого вам, вероятно, приятно будет видеть!

Я обернулся и увидел у себя за спиной Дирка.

Дирк с веселым лицом приблизился к группе и, отвесив общий поклон, дружески поздоровался с моей хорошенькой незнакомкой, назвав ее кузиной Аннеке. «Так это и есть мисс Анна Мордаунт, как ее называют в английском обществе, единственная дочь и богатая наследница мистера Мордаунта. Значит, у Дирка вкус лучше, чем я ожидал!» — подумал я. В этот момент он, обернувшись, увидел меня и, сделав мне знак подойти, не без некоторой гордости и самодовольства представил меня своей кузине.

— Кузина Аннеке, это Корни Литльпэдж, о котором я вам так много и часто говорил. Будьте к нему благосклонны!

Мисс Мордаунт на это мило улыбнулась и сделала грациознейший реверанс, но при этом мне показалось, что она силилась удержаться от смеха. Я низко склонился в ответ, бормоча бессвязные любезности, как вдруг неожиданный возглас негритянки заставил меня поднять на нее глаза. Старуха дернула свою барышню за рукав и стала что-то оживленно шептать ей на ухо. Аннеке заметно покраснела и, взглянув на меня, одарила меня поистине очаровательной улыбкой.

— Да, теперь я припоминаю, что мистер Литльпэдж мне несколько знаком, — сказала она, обращаясь к кузену. — Катринке сейчас напомнила мне, что он однажды рыцарски вступился за меня. Помните, мистер Литльпэдж, того мальчишку, который обидел меня и которого вы тут же наказали?

— Но будь их двадцать, а не один, всякий приличный человек сделал бы то же самое на моем месте!

— Двадцать и даже больше, маленьких или больших, безразлично, вы можете быть спокойны, кузина, у вас не будет недостатка в защитниках! — заявил Дирк.

— В одном я уверена, кузен, — проговорила Аннеке, протянув ручку моему другу, — что мистер Литльпэдж, который не был тогда еще мистером Литльпэджем, меня не знал, и я не вправе была рассчитывать на его заступничество.

— Странно, Корни, что ты никогда не говорил мне об этом ни слова! Даже вчера, когда я ему показал Лайлакбеш и говорил о вас, кузина, он не заикнулся об этом случае.

— Дело в том, что я не знал, что имел счастье вступиться за мисс Мордаунт! Но мистер Ныокем стоит у тебя за спиной и, вероятно, жаждет быть представленным твоей кузине!

Представление состоялось, и Язон был в свою очередь награжден улыбкой и реверансом, на которые он ответил самым педантическим поклоном, после чего, воспользовавшись моментом, когда мисс Мордаунт говорила с Дирком о семейных делах, слегка дернул меня за рукав и, отведя меня немного в сторону, самым таинственным образом сказал:

— Я не знал, Корни, что вы были школьным учителем!

— А теперь позвольте спросить, откуда вы это узнали?

— Как откуда? Но ведь эта молодая особа только что назвала вас мистером Литльпэджем. Я слышал это в превосходной степени ясно обоими ушами.

— Так, верно, оно так и было. Вероятно, я в ранней молодости держал какой-нибудь пансион для молодых девиц, а потом каким-то образом забыл об этом, — пошутил я. — Однако мисс Мордаунт поджидает нас; мы хотим пройтись с ней немного.

Часа полтора мы бродили в пестрой толпе между лотками и будочками с товарами. Большинство негров, собравшихся здесь, родились в колонии, но были тут и уроженцы Африки; в Нью-Йорке не существовало такого невольничества, как на южных плантациях, где их держали сотнями, как рабочий скот для обработки полей, под надзором надсмотрщиков, и где на них смотрели как на парий. Здесь негры всегда жили под одним кровом со своими господами и были главным образом домашней прислугой; вообще с ними обращались очень хорошо, особенно в голландских семьях; в большинстве случаев они были всей душой преданы своим господам.

Во всех голландских семьях и во многих английских, породнившихся с голландцами, существовал такой обычай: когда ребенку, сыну или дочери, без различия, исполнялось шесть лет, ему дарили раба одного с ним возраста и пола с соблюдением известных традиционных обрядов, после чего считалось, что молодой господин и его негр как бы сливались воедино; они становились неразлучными на всю жизнь, и только в случае какой-нибудь огромной провинности того или другого союз этот расторгался. Так, например, промотавшийся господин, будучи вынужден расстаться со всеми своими рабами, все-таки удерживал при себе своего личного раба: в случае ссылки или разорения только один этот раб оставался при своем несчастном господине и делил с ним и наказание, и нищету.

Когда мне исполнилось шесть лет, мне также дали маленького негритенка, который стал не только моей личной собственностью, но и моим наперсником, каким он остался и по настоящее время. Звали его Джекоб.

Аннеке Мордаунт также имела при себе молоденькую негритянку — ровесницу и наперсницу, которую звали Мэри и которая и по сей день находилась при ней. Это была толстая веселая девушка с ярко-красными губами и ослепительно белыми зубами, страшно смешливая и живая.

— О, мисс Аннеке! Какое счастье! Кто бы мог подумать… Эти негры выписали со своей родины для сегодняшнего праздника живого льва!

— Живого льва? Ты это знаешь наверняка?

— Как же, мисс! Все кругом об этом говорят… Это такое невероятное событие!

Девушка была права; из нас никто никогда не видел льва. Плата за вход была один доллар для взрослых, полдоллара — за негров и детей. Собрав все необходимые сведения, мы решили, что все. у кого хватит смелости и мужества встать лицом к лицу со львом, зайдут в балаган полюбоваться царем зверей.

Посередине небольшого барака стояла железная клетка, в которой находился лев. Подходя к дверям этого балагана, многие заметно бледнели, в том числе даже и негритянки, но Мэри была нисколько не смущена, и в результате из всей молодой женской компании только она и ее юная госпожа нашли в себе достаточно решимости, чтобы войти в барак. У кассы, когда надо было брать билеты, Дирк где-то замешкался, и возле Аннеке с одной стороны оказался я, с другой Язон, а Мэри — в арьергарде.

Вдруг Язон, который обыкновенно никогда не спешил раскрывать кошелек, к немалому моему удивлению, достал горсточку монет и, обращаясь к Аннеке, самодовольно сказал:

— Мисс, разрешите мне попотчевать вас этим удовольствием, и вашу служанку также! Я буду в превосходной степени счастлив угостить вас!

Аннеке заметно покраснела и стала искать глазами Дирка; прежде чем я успел раскрыть рот, она поспешила ответить:

— Не беспокойтесь, мистер Ныокем, я уверена, что мистер Литльпэдж будет столь добр, чтобы взять билеты для нас!

— Помилуйте, какое же тут беспокойство! Это, так сказать, одно удовольствие! Весьма, можно сказать, желательный случай! — пытался возразить Язон, и пока он разглагольствовал, я успел протолкаться к кассе, взять билеты и вручить их Аннеке; в этот момент к нам присоединился Дирк, и мы все вместе вошли в балаган.

Когда мы вышли оттуда, мисс Мордаунт подошла ко мне и сказала:

— Благодарю вас, мистер Литльпэдж, что вы взяли мне билеты! Это составляет три шиллинга, если не ошибаюсь?

Я сделал утвердительный знак головой, после чего ее маленькая ручка коснулась моей, и деньги из ее ладони перешли в мою. В тот же момент я почувствовал столь сильный толчок локтем в бок, что чуть было не рассыпал монеты; я оглянулся и увидел Язона, который позволил себе эту вольность.

— Вы с ума сошли, Корни! — воскликнул он, отводя меня в сторону по своей неизменной глупой привычке изображать таинственность па глазах у всех. — Разве возможно допустить, чтобы прекрасный пол сам за себя платил? Разве вы не видели, что я желал ее попотчевать, желал ее угостить этим зрелищем?

— Угостить? — повторил я. — И вы думаете, что мисс Мордаунт допустила бы, чтобы ее «угощали», как вы говорите?

— Да почему же нет? Какая же молодая особа пойдет с вами куда бы то ни было, если вы не угостите ее? Разве вы не заметили, как она была довольна, когда я ей предложил?