Однако отлучение Филиппа и угрозы Григория остались без особенных последствий, так как французское духовенство и знать, вообще сочувствовавшая делу церковных преобразований, не поддержали притязаний папы на верховное господство и не позволили ему распоряжаться по своему усмотрению во Франции.
Подобная неудача постигла Григория и в Англии. Вскоре после своего избрания Григорий, жалуясь на безотрадное состояние церкви и свое опасное положение, просил Вильгельма “присылать в Рим должную подать в пользу св. Петра, которому король обязан многим”, и предписывал английским епископам явиться на римский собор. Вильгельм, “славнейший король и единственный сын святой римской церкви”, запретил, однако, своим епископам исполнить требование папы и решительно отказался платить просимую подать. Григорий, не желая наживать в могущественном владетеле опасного врага, не настаивал на своих требованиях и по-прежнему величал Вильгельма “перлом земных королей”; римские громы лишь слабыми раскатами доносились до далекой Британии, а норманнские копья и отнятое у туземцев золото могли при случае оказать папе существенную услугу, тем более что он вступил вскоре в смертельную борьбу с германским королем Генрихом.
Дело в том, что, по господствующему в средние века мировоззрению, во главе тогдашнего мира, правда, только по имени, стоял наследник власти римских цезарей Германский император – верховный сюзерен всех королей, герцогов, графов, словом, всех светских владетелей, исповедующих христианскую веру. Стало быть, притязания папства в лице Григория на державное положение нарушали вековые права императорства и должны были вызвать неминуемое столкновение. Григорий, следуя строгой последовательности своего замысла, хотел сделать императора германского первым вассалом апостольского престола, причем даже коренные немецкие земли оказывались собственностью Рима: по словам Григория, “Карл Великий подарил всю Саксонию папам, с помощью которых ее завоевал”.
Таким образом, Григорий колебал все устои феодальной империи, стремясь поставить папство во главе светского общества, прежний повелитель которого должен был передать освященные седой стариной права римскому первосвященнику как наместнику Бога на земле. Но Григорий не довольствовался непрочной ленной зависимостью: он хотел быть полным хозяином Европы, а для этого нужна была осязательная сила. Ее предоставляло папе уже известное запрещение светской инвеституры.
Запрещение это образовывало государство в государстве и наносило тяжелый удар королевской власти, лишая ее опоры могущества, осуждало ее на покорность Риму, делая светских вассалов совершенно независимыми от своих королей. Конечно, ни один властитель не мог согласиться на подобное самоубийство: для каждого из них настала пора борьбы за существование, известной под именем спора за инвеституру. Главным борцом со стороны светских владетелей выступил германский король Генрих, наиболее задетый папой, так как вся власть наследника императорской короны покоилась на верховных правах над церковными землями и на союзе с епископами, которых он назначал. Вдобавок Григорий посягнул и на этот исконный союз немецких прелатов с их государем: он хотел полной покорности отдельных церквей Риму. Средством для достижения полного духовного главенства папа избрал помощь низших клириков, требуя от них принесения жалоб в Рим на различные церковные нестроения и злоупотребления епископов. Многие оговаривали невинных из личной мести; другие ставили условия своим начальникам, грозя в случае их непринятия доносом в Рим. Узы повиновения расшатались повсеместно, и высшее духовенство в подавляющем большинстве было страшно озлоблено против Григория, так как нередко следствие открывало лживость обвинений, которым папа полностью доверял. Во избежание подобных печальных случаев ему было необходимо знание всего, что происходит даже в отдаленнейших уголках мира. Для этой цели служили легаты: они через послов или письмами сообщали Григорию как можно чаще обо всех происшествиях в тех странах, куда были посланы. Нередко папа возлагал и на мирян обязанность следить за событиями и доносить об их ходе в Рим. Строжайшая тайна покрывала все эти сношения: Григорий, предпочитая не доверять бумаге своих заветных намерений, отдавал предписания в виде изустных поручений. Если необходимо было написать, то папа писал кратко; “только крайняя необходимость заставляет нас, – говорил он, – писать обширные письма”. Но и тогда суть поручений обыкновенно передавалась устно. Тем не менее сохранившиеся письма как нельзя лучше вводят в круг его деятельности и показывают, что наряду с мировыми вопросами ему приходилось уделять много времени сложным обязанностям пастыря. Он горько жаловался, что не имеет достаточно досуга для молитвы, которую привык совершать с глубочайшим благоговением и слезами; со всех концов христианского мира к нему обращались с запросами и недоумениями: женщины, покинутые мужьями, просили его о помощи; мужчины, вступившие в браки, запрещаемые церковью, либо хлопотали о разводе, либо молили не разбивать их семейного счастья. Папа должен был следить, чтоб сардинское духовенство брилось, карфагенские христиане почитали своего епископа, испанцы не впадали в уклонение от обычных форм богослужения, шотландцы не продавали своих жен, датчане не жгли своих ведьм. Все, неповинующиеся римскому первосвященнику, подлежали наказанию. Излюбленной карой Григория за большие и малые проступки была анафема, то есть отлучение от церкви: все его правление представляет собой их бесконечную цепь; почти все жители Франции, Италии и Германии навлекли на себя опасность отлучения, одни за свои провинности, другие за общение с виновными. Там, где не действовала анафема, Григорий прибегал к мечу, возмущению подданных и подчиненных, лишь бы заставить повиноваться воле Бога, выраженной его устами. Таковы были идеалы Григория и средства, выдвинутые им для их достижения. Не следует, однако, забывать, что, стремясь соединить в своем лице высшую духовную и светскую власть, Григорий раскрывал свои коренные стремления в тесной зависимости от общего хода и направления событий. Да и средства его были пригодны лишь там, где обстоятельства подготовили для них благодарную почву. Это доказала вполне неудача его французской и английской политики. Иначе сложились дела в Германии, где победа была легче, достижимее, а торжество полнее, так как жертвой должен был стать наследник притязаний императорства на мировое главенство, борьба с которым наполняет собой почти все правление Григория.
Глава V. Непродолжительный мир и первое столкновение
Положение Генриха и его примирение с папой. – Противодействие германского духовенства. – Мечты о крестовом походе на Восток. – Болезнь папы. – Торжество Генриха над мятежниками. – Поражение патаров. – Общие осложнения. – Заговор против Григория. – Три миланских архиепископа. – Дело саксонских епископов. – Призыв короля на суд в Рим. – Покушение Ценция. – Вормский собор. – Обвинение Григория. – Низложение и отлучение Генриха. – Пророчество папы. – Зверство римлян
Германский император постоянно должен был бороться со стремлениями племенных герцогов к самостоятельности. Печальное время детства и молодости Генриха еще более усилило княжевластье. Последующие попытки короля смирить гнездо недовольных, Саксонию, постройкой крепких замков с надежными гарнизонами привели только к образованию обширного заговора, тайным главой которого явился шурин Генриха – Рудольф, герцог Швабский. Пламя мятежа быстро охватило почти всю Германию и побудило короля, желавшего покончить с внутренними врагами, искать примирения с папой, которому он отправил смиренное письмо, полное выражений покорности и раскаяния в общении с отлученными Александром II советниками и поддержке, оказанной миланцам. Григорий и сам склонен был к сближению с германским королем, так как норманны, с которыми у папы вышло крупное столкновение из-за церковных владений, заняли угрожающую позицию; вышедшая было за Готфрида Горбатого, Герцога Лотарингского (брак был обусловлен чисто политическими соображениями), Матильда, наставляемая папой “побороть в себе греховные стремления”, оставила мужа и старалась укрепить хорошие отношения между папой и своим родственником, германским королем. В этом же направлении действовала мать Генриха, Агнесса, и его крестный отец, клюнийский аббат Гуго. Все они подавали папе надежду на послушание еще молодого и неопытного короля советам и наставлениям Григория, который и сам готов был взять на себя роль его духовного отца и руководителя: “Если хорошие качества, – пишет папа, – благочестивая жизнь и искреннее религиозное чувство любого частного лица и незначительного князя служат к чести и пользе святой церкви, то тем большее значение имеют эти свойства у того, кто является главой мирян, королем и, по милости Божией, будущим римским императором”. В силу таких соображений Григорий отправил Генриху письмо, где просил не начинать братоубийственной войны до прибытия римских легатов, которые должны были произвести расследование и помочь правой стороне. Но в то же время папа написал и мятежникам, обещая содействовать им в случае их правоты. Король обиделся на то, что его поставили на одну доску с крамольниками и вмешивались во внутренние дела его королевства. Чтобы поправить дело, Григорий отправил в Германию мать Генриха и нескольких епископов. Они должны были содействовать прекращению неурядиц и проведению церковных преобразований. Король встретил посольство в Нюрнберге при значительном стечении духовенства и народа, принес покаяние за свое общение с отлученными: босиком и в грубой одежде вышел он навстречу послам, пал пред ними на колени и громко Исповедал грех свой, обещая исправиться и исполнять желания апостольского наместника. По совершении покаяния послы приступили было к созыванию собора для обнародования постановлений последнего (1074) римского собора. Но, несмотря на содействие Генриха, им не удалось осуществить свое намерение. Оно разбилось о противодействие германских епископов, заявивших, что легаты не смеют собирать собор в Германии помимо примаса немецкой церкви. Произошли бурные пререкания, и в конце концов послы возвратились домой ни с чем: мысль Григория о подчинении немецкой церкви Риму осталась неосуществленной.