Триккала с жаром заговорил, помогая себе жестами. Демми почти ожил. Он что-то долго и очень дружелюбно рассказывал, и в конце концов Триккала, отчаявшись, был вынужден его остановить.

— Он говорил, — вытирая пот со лба, сообщил Триккала, — как одевал кузена Георга в соответствии с расписанием. Около девяти часов они с кузеном перешли из спальни в библиотеку.

Джоан сказала:

— У мистера Халкиса было заведено каждое утро в девять часов совещаться в кабинете с мистером Слоуном. Закончив с мистером Слоуном обсуждение дел, запланированных на этот день, обычно он вызывал меня, и я писала под его диктовку.

— Об этом он ничего не сказал, — продолжал Триккала. — Он сказал, что оставил кузена за письменным столом и вышел из дому. Я не могу точно понять, что он пытается выразить, инспектор Квин. Что-то о докторе, но его речь так сбивчива. Он что, не совсем в своем уме?

— Не совсем! — рявкнул инспектор. — К несчастью. Мисс Бретт, вы догадываетесь, что он пытается сказать переводчику?

— Могу предположить, что он хочет рассказать о визите к доктору Беллоузу, психиатру. Понимаете, мистер Халкис всегда старался улучшить умственное состояние Демми, хотя ему неоднократно говорили о безнадежности всяких усилий. Доктор Беллоуз заинтересовался случаем Демми, привлек человека, знающего греческий, и наблюдал Демми в своем кабинете, в нескольких кварталах отсюда. Демми посещал доктора Беллоуза дважды в месяц, по субботам. Наверное, и в тот день он ходил на прием. Во всяком случае, вернулся он около пяти часов дня. К тому времени мистер Халкис уже умер, и в этой суматохе никто не подумал известить Демми. Поэтому, входя в дом, он ничего не знал о смерти кузена.

— Это было очень печально, — вздохнув, заметила миссис Слоун. — Бедный Демми! Я ему сказала, и он ужасно расстроился. Расхныкался, как ребенок. Несмотря на слабоумие, он по-своему очень любил Георга.

— Хорошо. Триккала, скажите ему, чтоб оставался здесь, и сами подождите. Он может понадобиться нам снова. — Инспектор повернулся к Гилберту Слоуну: — Очевидно, именно вы, мистер Слоун, были следующим, кто после Демми увидел Халкиса утром в прошлую субботу. Вы встретились с ним, как обычно, здесь ровно в девять?

Слоун нервно прочистил горло.

— Н-нет, не ровно в девять, — сказал он своим немного манерным голосом. — Видите ли, хотя мы с Георгом встречались в кабинете каждое утро ровно в девять, но в прошлую субботу я проспал — накануне вечером заработался в галерее особенно поздно. Поэтому я спустился лишь в четверть десятого. Георг, видимо, немного... гм... да нет, как следует рассердился, что я заставил его ждать. Он был зол и раздражен — в последние месяцы это с ним часто случалось, вероятно из-за растущего ощущения беспомощности.

Инспектор Квин поднес понюшку к тонким ноздрям, вдохнул и не торопясь спросил:

— Когда вы вошли в комнату в то утро, что-нибудь в ней было не так?

— Не понял... Конечно, все так. Все было как обычно. Нормально, можно сказать.

— Он был один?

— О да. Он упомянул, что Демми ушел из дому.

— Расскажите точно, что происходило, пока вы были с ним.

— Ничего важного, инспектор, уверяю вас...

Инспектор оборвал его:

— Расскажите все, мистер Слоун. Я буду судить, что важно, а что нет!

— Между прочим, — отметил Пеппер, — тут никто ничего, кажется, не считает важным.

Подчеркивая ритм, Эллери пробормотал:

— Wi machen wir's, das alles frisch and neu — Und mit Bedeutung auch gefallig sei?[8]

Пеппер посмотрел на него удивленно:

— А?

— Гёте в раздумье, — серьезно пояснил Эллери.

— Не обращайте на него внимания... Ничего, Пеппер, мы изменим их отношение! — Инспектор пристально посмотрел на Слоуна. — Вперед, мистер Слоун. Вперед. Поведайте нам все. Даже если это будет рассказ о том, как и сколько раз Халкис кашлял.

Слоун был в замешательстве.

— Но... Попробую, сэр. Мы быстро обсудили все намеченные на день дела. Мне показалось, что у Георга на уме было что-то еще, кроме продаж и коллекций.

— Так-так!

— Он был груб со мной, очень груб. Это меня очень расстроило, уверяю вас, инспектор. Мне не нравился его тон, о чем я ему прямо заявил. Да. Он извинился, но не искренне, а раздраженно — было ясно, что он разозлен. Возможно, он понял, что перешел границы, и резко сменил тему. Он пощупал красный галстук у себя на груди и сказал гораздо более спокойным тоном: «Кажется, Гилберт, этот галстук потерял форму». Конечно, он просто поддерживал беседу. Я его успокоил, сказав: «О нет, Георг, он выглядит вполне прилично». Халкис возразил: «Он какой-то мятый, я ощущаю это. Гилберт, перед уходом напомни мне позвонить Баррету и заказать ему несколько новых галстуков, таких же, как этот». Баррет — это его галантерейщик. Впрочем, мне следовало сказать «был»... В этом был весь Георг: его очень беспокоил внешний вид, хотя я никаких дефектов в галстуке не заметил. Не знаю, насколько все это... — Он замялся в нерешительности.

Не дав инспектору заговорить, Эллери решительно воскликнул:

— Продолжайте, мистер Слоун! Так вы напомнили ему о галстуке перед уходом?

Слоун бросил на него взгляд:

— Естественно. Думаю, что мисс Бретт это подтвердит. Вы помните, да, мисс Бретт? — озабоченно спросил он, повернувшись к девушке. — Вы вошли в эту комнату как раз перед тем, как у нас с Георгом заканчивался разговор о делах, и готовились писать под диктовку.

Джоан уверенно кивнула.

— Вот, вы видите? — торжествующе сказал Слоун. — Это я и собирался сообщить. Перед уходом я сказал Георгу: «Ты просил, Георг, напомнить тебе о галстуках». Он кивнул, и я вышел из дому.

— И это все, что произошло в то утро между вами и Халкисом? — спросил инспектор.

— Все, сэр. Все было точно так, как я рассказал, — подлинные наши слова. Я не сразу отправился в галерею — у меня была назначена деловая встреча в городе, — поэтому лишь через два часа, приехав в галерею, я узнал от одной из наших служащих, мисс Бом, что вскоре после моего ухода из дому Георг скончался. Мистер Суиза уже отправился сюда. Я тут же вернулся — галерея находится в нескольких кварталах отсюда, на Мэдисон-авеню.

Пеппер что-то шепнул инспектору, Эллери наклонил к ним голову, и все трое быстро обменялись соображениями. Инспектор кивнул и, блеснув глазами, повернулся к Слоуну:

— Я уже вас спрашивал, мистер Слоун, заметили ли вы в этой комнате утром в прошлую субботу что-либо необычное, и вы ответили отрицательно. Некоторое время назад вы слышали, как мисс Бретт свидетельствовала, что человек, тело которого мы нашли, Альберт Гримшоу, вечером накануне смерти Халкиса приходил к нему вместе с таинственным типом, изо всех сил старавшимся, чтоб его не узнали. Мне кажется, что этот таинственный парень может быть для нас очень важен. Подумайте как следует: было ли в этой библиотеке, возможно на столе, что-нибудь такое, чего здесь быть не должно? Какая-нибудь вещь, которую мог оставить этот загадочный человек, и которая могла бы послужить ключом для установления его личности?

Слоун покачал головой:

— Не припомню ничего такого. Хотя и сидел у самого стола. Я уверен, если бы на нем было что-то не принадлежавшее Георгу, я должен бы это заметить.

— Не рассказывал ли вам Халкис о посетителях, приходивших к нему накануне вечером?

— Ни слова, инспектор.

— Хорошо, мистер Слоун. Оставайтесь поблизости.

Со вздохом облегчения Слоун погрузился в кресло рядом с женой. А инспектор, изобразив на усталом лице доброжелательную улыбку, фамильярно поманил Джоан Бретт.

— Ну, дорогая, — произнес он отеческим тоном, — до сих пор вы были нам очень полезны, и я очень ценю вас как свидетеля. Вы меня очень заинтересовали. Расскажите мне что-нибудь о себе.

Ее голубые глаза сверкнули.

— Инспектор, вас видно насквозь! Уверяю вас, у меня нет никакого досье. Я просто бедная служанка — таких у нас в Англии называют «леди-помощь».