И все же я решила обдумать его слова. Он требовал от меня слишком многого, и я поймала себя на том, что это осознание дается мне нелегко. Меня пугали необходимость того огромного шага, который предстояло сделать, то будущее, которого я не могла себе представить. Но главным образом я думала о нем, о Йехедархеде Хавживе. Я вспомнила, как он сидел в моем старом кресле и, нагнувшись, поглаживал Хозяина. Как высасывал кровь из пальца. Смеялся. Смотрел на меня глазами почти без белков. Я видела перед собой красновато-коричневое лицо и руки цвета обожженной глины. В голове у меня продолжал звучать тихий голос.

Я взяла на руки котенка, который уже заметно подрос, и стала изучать его промежность. Но не обнаружила никаких отличительных признаков мужского пола. Маленькое тельце, словно покрытое черным лоснящимся шелком, извивалось у меня в руках. Я вспомнила, как мистер Йедархед сказал, что Хозяин — типичная дама, и мне снова захотелось смеяться, а затем на глазах выступили слезы. Я погладила кошечку и опустила ее на пол, где та устроилась рядом со мной и принялась вылизывать шкурку.

— Бедная ты моя девочка, — сказала я, сама не понимая, кого же я имею в виду. Котенка, леди Тазеу или самое себя.

Хавжива велел сразу обдумать его предложение и не терять времени. Но, когда через пару дней он пришел к моему дому и ждал моего возвращения у дверей, все мысли разом вылетели у меня из головы.

— Не хотите ли прогуляться по дамбе? — спросил он.

Я огляделась.

— Они здесь, — сказал он, имея в виду своих невозмутимых телохранительниц. — Где бы я ни был, они держатся в трех-пяти метрах от меня. Прогулка со мной скучна, но безопасна. Гарантией тому — моя ценность.

Пройдя лабиринтом улиц, мы вышли к дамбе и поднялись на нее. Стояли легкие вечерние сумерки, все вокруг было залито теплым золотисто-розовым светом, от реки тянуло запахами воды, тины и тростниковых зарослей. Две вооруженные женщины держались метрах в четырех за нашими спинами.

— Если вы решили идти в университет, — после долгого молчания сказал мистер Йехедархед, — я останусь тут надолго.

— Я еще не? — я запнулась.

— Если вы в нем останетесь, я постоянно буду тут, — сказал он. — То есть если вас это устроит.

Я ничего не ответила. Не поворачивая головы, он искоса посмотрел на меня.

— Мне нравится, что я вижу, куда вы смотрите, — неожиданно для самой себя сказала я.

— А мне нравится, что я не вижу, куда смотрите вы, — сказал он, в упор глядя на меня.

Мы двинулись дальше. С тростникового островка снялся герон и, хлопая широкими крыльями, плавно полетел над водой. Мы шли вниз по течению, которое устремлялось на юг. Небо за западе было залито сиянием: солнце опускалось за дымную пелену города.

— Ракам, я хотел бы знать, откуда вы появились, как жили на Уэреле, — очень тихо сказал мистер Йехедархед.

Я набрала в грудь воздуха.

— Ничего не осталось, — ответила я. — Все в прошлом.

— Мы и есть наше прошлое. Хотя речь не об этом. Я хотел бы узнать вас. Прошу прощения. Мне бы очень хотелось узнать вас.

Я помолчала и наконец сказала:

— Мне бы тоже хотелось рассказать вам обо всем. Но прошлое мое грязно и уродливо. А здесь сейчас так красиво. И я бы не хотела терять эту красоту.

— Что бы вы ни рассказали, я смогу понять это правильно, — промолвил он, и его тихий голос проник до самого моего сердца.

Я начала с поселения Шомеке и торопливо пересказала всю свою историю. Время от времени он задавал вопросы. Но большей частью молча слушал. Порой он брал меня за руку, но я почти не замечала его прикосновений. Но когда я невольно вздрогнула, он тут же отпустил меня, решив, что таково мое желание. У него были прохладные руки, и даже после того как его пальцы соскользнули с моего предплечья, я еще долго чувствовала их.

— Мистер Йехедархед, — послышался голос у нас за спиной. Его подала одна из телохранительниц. Солнце почти закатилось, и небо пламенело кроваво-золотистыми отсветами. — Не повернуть ли назад?

— Да, — сказал мистер Йехедархед. — Благодарю.

Когда мы двинулись в обратный путь, я взяла его за руку. И почувствовала, как у него перехватило дыхание.

После Шомеке я не испытывала влечения ни к мужчинам, ни к женщинам

— и это чистая правда. Я любила людей и с любовью прикасалась к ним, но с желанием — никогда. Мои ворота была наглухо закрыты.

Теперь они распахнулись. Мною овладела такая слабость, что от одного прикосновения его руки у меня подкашивались ноги.

— Как хорошо, — сказала я, — что наша прогулка так безопасна.

Я с трудом понимала, что несу. Мне минуло тридцать лет, а я вела себя как девчонка. Но я никогда не была ею.

Он ничего не ответил. Мы в молчании шли вдоль реки к городу, залитому торжественным светом заходящего солнца.

— Поедем ко мне домой, Ракам? — сказал он.

Я не ответила.

— Там их не будет, — очень тихо, склонившись к моему уху так, что я почувствовала его дыхание, шепнул мистер Йехедархед.

— Не смешите меня! — сказала я и заплакала. И не успокаивалась все время, пока мы шли по дамбе. Я всхлипывала, замолкала и снова начинала всхлипывать. Я выплакивала свой позор и все свои горести. Я плакала потому, что они жили во мне и никогда не исчезнут. Я плакала потому, что ворота распахнулись и я могла наконец войти в тот мир, что простирался за их пределами, но я боялась.

Мы сели в машину и доехали до моей школы. Мистер Йехедархед вышел, молча поднял меня на руки и понес. Две женщины на переднем сиденье даже не обернулись.

Мы вошли в его дом, который мне как-то довелось видеть, старый особняк одного из хозяев времен корпорации. Хавжива поблагодарил охрану и закрыл за собой двери.

— Надо бы пообедать, — сказал он. — Но повара нет на месте. Я собирался пригласить вас в ресторан. И забыл.

Он отвел меня на кухню, где мы нашли холодный рис, салат и вино. Потом уселись по разные стороны кухонного стола и стали есть. Когда с едой было покончено, он пристально посмотрел на меня и опустил глаза. Мы молчали. Наконец, после бесконечно длинной паузы, он сказал:

— О, Ракам!.. Позволишь ли ты мне любить тебя?

— Я хочу испытать любовь к тебе, — ответила я. — Я никогда не знала ее. Я ни с кем не занималась любовью.

Улыбнувшись, он встал и взял меня за руку. Бок о бок мы поднялись наверх, миновав порог, за которым, наверное, когда-то начиналась мужская половина дома.

— Я живу в безе, — сказал он. — В гареме. Мне нравится вид, который открывается из женской половины.

Мы вошли в его комнату. Он остановился, глянул на меня и отвел глаза. Я была так испугана, так растеряна, что мне казалось — у меня не хватит сил подойти к нему, коснуться его. Я заставила себя приблизиться. Подняв руку, я коснулась его лица, провела пальцем по шрамам у глаза и в углу рта и обняла его.

Ночью, когда мы дремали в объятиях друг друга, я спросила:

— Ты спал с доктором Йерон? Я услышала, как в его груди, которая прижималась к моей, родился тихий смешок.

— Нет, — ответил Хавжива. — На Йеове нет никого, кроме тебя. И для тебя на Йеове нет никого, кроме меня. Мы были девственниками на Йеове? Ракам, араха?

Он уткнулся головой в мое плечо и, пробормотав что-то на незнакомом языке, уснул. Он спал крепко и тихо.

Позже, в том же году, я отправилась на север, в университет, где стала читать курс истории. По стандартам того времени я вполне отвечала своему предназначению. С тех пор я и работаю там преподавателем и редактором печатных изданий.

Хавжива не нарушил своего обещания и постоянно, или почти постоянно, находится рядом.

Поправки к Конституции были приняты тайным голосованием в 18-м йеовианском году Свободы. О событиях, что способствовали этому, и о том, что случилось позже, вы можете прочитать в новом трехтомнике «История Йеове», вышедшем в издательстве «Университет-пресс». Я поведала историю, о которой меня просили рассказать. Ей, как и многим другим, положил конец союз двух людей. Что такое любовь мужчины и женщины, их тяга друг к другу в сравнении с историей двух миров, великими революциями нашего времени, надеждами и нескончаемыми страданиями наших собратьев? Мелочь. Но ведь и ключ, открывающий двери, тоже невелик. Потеряв его, вы никогда не переступите порог, дверь так и останется закрытой. Только в себе самих мы теряем или находим свободу, только сами принимаем рабство или кладем ему конец. Поэтому я написала эту книгу для своего друга, с которым я живу и умру свободной.