Все поле битвы кровью окропить.

Прошу вас поддержать меня! Теперь же

С молитвой жаркой к Марсу припадем.

Они подходят к алтарю Марса, падают пред ним ниц, а потом становятся на

колени.

О ты, великий, грозный бог, чья сила

Зеленый цвет Нептуна превращает

В багровый; ты, которого кометы

Страшатся; ты, который на полях

Опустошенных оставляешь груды

Непогребенных мертвых черепов,

Сдуваешь яства со стола Цереры,

Рукою, в сталь закованной, срываешь

Вершины башен из-под облаков,

Из камня твердый пояс созидаешь

Вкруг городов и разрушаешь вновь,

О, помоги мне, твоему питомцу,

Наперсника грозы твоей наставь,

Дай силу мне и ловкость, чтобы гордо

Свое я поднял знамя в честь твою

И стал героем дня. О Марс великий!

Тебя молю я знаменье послать,

Угодна ли тебе моя молитва!

Они снова простираются ниц. Слышится стук оружия, затем короткий гром, как

бы от шума битвы. Они встают и кланяются алтарю.

О ты, великий мощный исправитель

Седых времен работы вековой,

Решитель чести имени и сана,

Покрытых пылью славною веков;

О ты, который кровью исцеляешь

Болезнь земли и охраняешь мир

От лишнего избытка населенья,

Позволь же мне считать благоприятным

То знаменье, которое ты дал,

И действовать с отвагою во имя

Твое, великий! Рыцари, пойдем.

(Уходят.)

Входят Паламон и его рыцари.

Паламон

Должны теперь зажечься наши звезды

Сияньем новым, или же навеки

Они погаснут. Наш девиз - любовь,

И если тот девиз любви богине

Угоден, - нам победу даст она.

Итак, соедините ж ваши души

С моею; дело сердца моего

Пусть будет также личным делом чести

Для ваших чистых, доблестных сердец!

Венере весь наш подвиг посвящая,

О помощи помолимся мы ей.

Они подходят к алтарю Венеры, простираются перед ним и затем становятся на

колени.

Приветствую тебя, богиня тайн!

Ты можешь нежной силою своею

Тирана злого ярость укротить,

Как девушку, его заставив плакать;

Единым взглядом ты заставить можешь

Умолкнуть Марса грозный барабан,

Шум битвы в сладкий шепот превращая.

Калека жалкий силою твоей

Способен вдохновиться: вместо флейты

Сыграет он на костыле своем

Любовной неги сладостную песню

И пред очами Феба исцелится.

Захочешь ты - и, покорясь тебе,

Король вассалом подданного станет;

Закоренелый холостяк, чья юность

Перескочила чрез твои огни,

Как прыгают веселые ребята

Чрез праздничный костер, - попавшись в сети

Твои, поет, назло охрипшей глотке,

Любовные романсы. Что тебе,

Богиня, недоступно? Даже Феба

Ты согреваешь жарче, чем он сам

Лучами греет; смертного он сына

Сожег, а твой огонь сжигает бога!

Холодная Охотница сама,

Как говорят, была готова бросить

Свой лук для вздохов сладостной любви.

Молю тебя, как воин твой усердный:

Ко мне, богиня, милостива будь!

Всегда готов носить твое я иго

Беспрекословно, как венец из роз,

Хоть тяжелей оно, чем груз свинцовый,

И сердце жжет больней крапивы злой.

Всегда я верен был твоим законам,

Священных тайн твоих не раскрывал,

Да и не знал; но если б все их знал я,

То и тогда я не открыл бы их.

Я жен чужих не увлекал любовью,

Нескромных книг читать я не любил;

На пиршествах я гнусными речами

Не увлекал красавиц, но краснел,

Когда другие гнусно поступали.

Развратников сурово я бранил,

Им говоря: "Ужели позабыли

Вы мать свою?" А сам, имея мать,

Как женщину, ее не оскорблял я,

Уверенный, что женщину обидеть

Простительно лишь женщине. И вот

Рассказывал я им, что знал однажды

Я старика восьмидесяти лет,

Который на четырнадцатилетней

Красавице женился: ты, богиня,

Огонь любви вселила в этот прах!

То был калека старый, кривоногий;

От ревматизма пальцы все в узлах;

Глаза его, из впадин вылезая,

Готовились как будто выпасть; жизнь

Была ему, казалось, лишь мученьем.

И что же? Несчастный этот полутруп

Имел ребенка от жены прекрасной!

Ребенок был его: она сама

Мне в том клялась, - и кто б ей не поверил?

Ну, словом, я для гнусных болтунов,

Всегда грешить готовых, - не товарищ;

От хвастунов, еще не согрешивших,

С презрением отворачиваюсь я;

За тех, кто согрешил бы, но не встретил

Возможности, - я радуюсь; того,

Кто повествует о делах бесстыдных,

Свершенных тайно, - также и того,

Кто дерзко все притоны называет,

Я ненавижу. Я клянусь, что нет

Любовника верней меня! И ныне

Твоей, богиня, помощи прошу я:

Дай мне победу в битве роковой,

Я заслужил ее любовью верной!

Пошли, богиня, знаменье свое,

Чтоб я уверен был, что ты довольна!

Слышится музыка; появляются голубки, порхающие над алтарем; Паламон и рыцари

падают ниц, затем становятся на колени.

Великая, прекрасная богиня,

У смертных от одиннадцати лет

Царящая в сердцах до девяноста,

Ты, чьей охоты поле - целый мир,

А мы - лишь дичь, гонимая тобою,

Благодарю за знаменье твое!

Им сердце ты мое вооружаешь

Невинное, чтоб смело шел я в бой!

Вставайте же; богине поклонившись,

Пойдем отсюда: время истекло.

Они кланяются алтарю и уходят.

Раздается тихая музыка; входит Эмилия в белом платье, с волосами, распущенными по плечам, и в венке из колосьев; одна из девушек, в белом платье, несет ее шлейф; волосы ее убраны цветами; другая несет впереди серебряный сосуд с ладаном и благоуханиями и ставит его перед алтарем Дианы. Девушки становятся поодаль, а одна из них зажигает огонь на алтаре.

Они делают реверанс перед алтарем и становятся на колени.

Эмилия

О ты, богиня хладная, святая,

Царица ночи, в гордом постоянстве

От всех страстей свободная, немая,

Одна царишь ты в сладкой тишине

И в молчаливом созерцании мира,

Чиста, как целомудрие само,

Бела, как снег, носимый легким ветром;

И даже в девах, воинах твоих,

Ты допускаешь крови лишь настолько,

Насколько нужно для румянца щек,

Который есть знак ордена Дианы.