- Модди, тебе придется довериться мне во всем. Мне кажется, тут происходит много такого, что совершенно не связано друг с другом. Человек, про которого я подумал, что это тот оберст из лагерей, возможно, не имеет к нему никакого отношения. Френсис Харрингтон был блестящим студентом, но с довольно неустойчивой психикой. Все, за что он брался, он почему-то всегда бросал, - как бросил Принстон три года назад. Я дал ему до нелепости большой аванс под его расходы на то, чтобы покопаться в прошлом Вилли Бордена. Я уверен, скоро мать Фрэнсиса, или его секретарша, или подружка, - кто-нибудь да получит от него открытку с почтовым штемпелем Бора-Бора или еще какого-нибудь такого местечка. Не сегодня, так завтра.

- Дядя Сол...

- Пожалуйста, выслушай меня, Модди. Друзья Френсиса - они просто погибли в автокатастрофе. У тебя что, нет знакомых, погибших в автокатастрофе? Вспомни своего двоюродного брата Хаима, как он поехал с Голанских высот на своем джипе навестить девицу...

- Дядя Сол...

- Не перебивай, Модди. Ты сейчас играешь в Джеймса Бонда, как когда-то играл в Супермена. Помнишь, в то лето, когда я приехал к вам в гости? Тебе было девять, а в этом возрасте уже не стоило прыгать с балкона, обвязав полотенцем шею. Ты потом все лето не мог играть со своим любимым дядей из-за того, что нога у тебя была в гипсе.

Арон покраснел и опустил глаза.

- Эти снимки - это все интересно, Модди. Но что они значат? Заговор против Иерусалима? Ячейку “Фатаха” Арафата, готовую начать отправку бомб к границе? Модди, ты всего лишь видел, как богатые и влиятельные люди имели встречу с порнушником в этом городе, полном богатых и влиятельных людей. Ты думаешь, что это - тайная встреча? Ты же сам сказал, что К. Арнольд Барент владеет островами и дворцами, в которых даже президент находится в большей безопасности, чем у себя дома. Это была всего лишь встреча, на которую не допустили публику, вот и все. Кто знает, какие делишки с порнографическими фильмами обделывают эти люди, на какие порнофильмы дает деньги твой Дважды Рожденный преподобный Уэйн Джим - Джимми Уэйн, - уточнил Арон - Какая разница. Ты что, думаешь, нам стоит беспокоить твое начальство в посольстве? Чтобы они отрядили настоящих агентов заниматься этим делом? Ведь это может дойти до Давида, а он так болен... И все из-за какого-то дурацкого сборища, где обсуждались порнофильмы или не знаю что еще?

Арон густо покраснел. На какую-то секунду Сол испугался, что он заплачет.

- О'кей, дядя Сол. Значит, ты мне ничего не скажешь?

Сол снова коснулся руки племянника.

- Клянусь могилой твоей матери, Модди, я рассказал тебе все, в чем сам смог разобраться. Я пробуду в Вашингтоне еще пару дней. Возможно, смогу выбраться к тебе, повидаюсь с Деборой, и мы снова потолкуем. Это за рекой, да?

- В Александрии, - ответил Арон. - Ладно. Сегодня не сможешь?

- Мне нужно еще кое-кого навестить. А вот завтра... Я соскучился по домашней еде. - Сол глянул через плечо на трех израильтян - кроме них, в ресторане уже никого не осталось. - Что мы им скажем?

Арон поправил очки.

- Только Леви знает, почему мы здесь. Мы так или иначе собирались пойти пообедать. - Арон посмотрел в глаза Солу. - Ты сам точно знаешь, что ты делаешь, дядя Сол?

- Да. Знаю. Пока что мне хотелось бы делать как можно меньше, немного отдохнуть до конца отпуска, подготовиться к январским лекциям. Модди, надеюсь, ты не станешь посылать кого-нибудь из них следить за мной, - Сол мотнул головой в сторону израильтян, или еще что-нибудь такое, а? Это было бы неудобно по отношению к одной моей.., коллеге, с которой я собираюсь пойти сегодня в ресторан. Арон усмехнулся.

- В любом случае у нас для этого нет людей. Здесь только Леви - в каком-то смысле полевой агент. Гарри и Барбара работают со мной в шифровальном отделе. - Они поднялись из-за столика. - Значит, завтра, дядя Сол? Мне заехать за тобой?

- Нет, я взял машину напрокат. Около шести?

- Раньше, если сможешь. Чтобы у тебя было время поиграть с близнецами до обеда.

- Тогда в четыре тридцать.

- И мы потолкуем?

- Обещаю, - кивнул Сол.

Они дружески обнялись и разошлись. Сол постоял у входа в магазин подарков, пока Гарри, Барбара и смуглый парень, которого звали Леви, не ушли. Затем он медленно поднялся наверх, в отдел импрессионистов.

"Девочка в соломенной шляпке” все еще ждала его, глядя немного вверх, со своим немного испуганным, немного озадаченным, немного обиженным выражением, которое так задевало какую-то струнку в душе Сола. Он долго стоял у картины, думая о таких вещах, как семья, месть и страх. Он втянул двух гоев в схватку, которая ни при каких обстоятельствах не должна была стать их делом, и это заставляло его усомниться в собственной этике, хотя сомнений в разумности сделанного не было.

Он решил вернуться в отель, как следует пропариться в ванной и почитать книгу Мортимера Адлера, Потом, когда настанет время льготного тарифа, он позвонит в Чарлстон и поговорит с ними обоими - с шерифом и с Натали. Он скажет им, что разговор вышел удачным, что продюсер, погибший в авиакатастрофе, определенно не тот немецкий оберст, который привиделся ему в кошмарных снах. Он пожалуется, что в последнее время находился в состоянии стресса, и пусть они сами сделают нужные выводы из его истолкования роли Нины Дрейтон в чарлстонских событиях.

Сол все еще стоял там погруженный в свои мысли, когда тихий голос за его спиной произнес:

- Очень милая картина, не правда ли? Какая жалость, что девочка, которая позировала для нее, должно быть, уже давно умерла, а тело ее сгнило.

Сол резко обернулся. Перед ним стоял Френсис Харрингтон собственной персоной, но ужасно похожий на фашиста. Глаза его странно светились, бледное веснушчатое лицо выглядело посмертной маской. Вялые, безвольные губы марионетки дернулись, будто кто-то потянул их за веревочки, и сложились в трупную гримасу, обнажив зубы в страшном подобии улыбки.

- Guten Tag, mein alte Freund, - сказало это подобие Френсиса Харрингтона. - Wie geht's, mein kleiner Bauer? Моя любимая пешечка?

В вестибюле больницы, в самом центре, где обычно толклись посетители, стояла украшенная серебряная елка. Пять подарочных пакетов, пустых, но очень ярких, лежали у ее основания, а с ветвей свисали бумажные игрушки, сделанные детьми. На вымощенные плитки пола белыми и желтыми прямоугольниками падал солнечный свет.

Шериф Бобби Джо Джентри кивнул дежурной у столика, пересек вестибюль и направился к лифтам.

- Доброе утро и счастливого Рождества, миз Хауэлл, - крикнул он, нажал кнопку лифта и стал ждать, обеими руками придерживая огромный белый бумажный пакет.

- Счастливого Рождества, шериф! - откликнулась семидесятилетняя старушка, дежурившая сегодня добровольно. - Можно вас на секунду?

- Конечно, мэм. - Джентри повернулся спиной к открывшейся двери лифта и подошел к столику дежурной. На ней был пастельно-зеленый халат, цвет которого совсем не гармонировал с темной зеленью пластиковых сосновых ветвей на ее столе. Там же лежали два прочитанных и отложенных слащавых романа. - Чем могу служить, миз Хауэлл?

Старушка наклонилась вперед и сняла очки, которые повисли на цепочке с нанизанными на нее бусами.

- Я насчет этой цветной женщины на четвертом, которую привезли прошлой ночью, - начала она взволнованным, почти заговорщицким шепотом.

- Да, мэм?

- Сестра Олеандер сказала, что вы сидели там всю ночь, вроде как охраняли ее.., и что ваш помощник сменил вас утром, когда вам надо было уходить...

- Это Лестер, - пояснил Джентри, переложив пакет из одной руки в другую. - Мы с Лестером единственные в нашей конторе холостяки, поэтому обычно работаем по праздникам.

- Ну да. - Миссис Хауэлл была немного сбита с толку, - но мы с сестрой Олеандер просто подумали.., сейчас рождественское утро и все такое... Ну, за что эту девушку арестовали? Я, конечно, понимаю, тут официальные дела, но правду говорят, что ее подозревают в связи с убийствами в “Мансарде”? И что ее пришлось доставить сюда силой?