Из беспамятства меня вырвал женский голос, звеневший в коридоре:
— Господа, господа! Прошу всех спуститься в залу! Тут возникла великолепная идея! Господа!..
С трудом я из каких-то околупков восстановил в памяти то, что со мной произошло, лишь затем с превеликим трудом открыл глаза, но было совсем темно, только из-под двери пробивалась полоска света. Как это ни странно, рука моя почти сразу ухватила шнурок электрического выключателя.
Когда зажегся свет, я с удивлением обнаружил, что лежу на кровати в собственном нумере, стало быть, кто-то перетащил меня сюда и даже, уложив, заботливо снял с меня пиджак и штиблеты. Я взглянул на часы. Время приближалось к одиннадцати вечера, значит, я находился в беспамятстве не менее семи часов. Голова гудела страшно. На затылке я нащупал основательную шишку.
Тут раздался стук в мою дверь, и теперь я узнал голос госпожи Евгеньевой:
— Петр Аристархович, ну спускайтесь же, спускайтесь вниз! Ей-богу, не пожалеете!..
…………………………………………………………………<…> на нетвердых ногах спустившись по лестнице в гостиную. Здесь уже собрались все остальные постояльцы, присутствовала и хозяйка пансионата, княгиня Ахвледиани.
— Петр Аристархович, наконец-то! — воскликнула госпожа Евгеньева (декольте ее вечернего платья было много глубже, чем то, что я видел утром). — Теперь, когда все наконец в сборе…
— А я звала вас и на five o'clock, и на ужин, — сказала мне княгиня Ахвледиани, — но отчего-то вы не отзывались.
— Да, да, устал, признаться, с дороги, — пробормотал я.
Госпожа Евгеньева нетерпеливо продолжала свое:
— Послушайте, что мы тут с княгиней и с Оленькой Дробышевской придумали, чтобы нам всем не околеть от скуки, пока нас там раскапывают! Предлагается принять участие в забавной игре… Как вы, Ольга Михайловна, это назвали?
— Пети жё[9], — подсказала госпожа Дробышевская.
— Да, да, именно так!
— Это что же, — поморщился профессор Финикуиди, — каждому всякие гадости про себя рассказывать, как, помнится, в романе у господина Достоевского?
— Ах, ну зачем же непременно гадости?! Просто забавные истории из своей жизни. Только, ради Бога, не про покойников и не про пальцы всякие оторванные, — игриво погрозила Евгеньева генералу.
— Скорее — как в «Декамероне» у Боккаччо, — вставила Дробышевская.
— Как же-с! Читали. — Генерал хмыкнул в усы. — Дьявола в ад, и все такое… М-да, презабавная, презабавная книженция.
Евгеньева снова погрозила ему пальчиком:
— Ну-ну, ваше превосходительство, уж не до такой, конечно, степени, как в той новелле про дьявола. Но главное вы уловили верно: в каждой истории непременно должна быть l'amour, обязательно l’amour, без этого история не принимается. Всякий вечер собираемся в этой зале, и тот, кому выпадет фант, рассказывает свою историю, непременно из собственной жизни!..
— И как же прикажете вот так вот разоблачаться, когда тут и дамы, и вон даже — почти что дитя? — он кивнул в сторону юной Ми.
— Я не дитя! — вскинулась та. — Поверьте, я уже многое видела в этой жизни.
Прозвучало настолько забавно, что мало кто смог удержаться от улыбки.
— Вот видите, никто из дам не возражает, — сказала княгиня Ахвледиани.
— И потом, — добавила Дробышевская, — мы все в скором времени (надеюсь) отсюда разъедемся и мало вероятности, что когда-либо еще в жизни пересечемся. Мне кажется, это может способствовать большей раскованности.
— Хм, пожалуй что… — согласился с ней господин Васюков. — Только сразу так и не сообразишь, что рассказывать…
— Зачем же сразу? Тот, кому выпадет фант, получит сутки на размышления. Амалия Фридриховна, нужен какой-нибудь картуз.
— Да-да… Абдуллайка! — позвала княгиня. — Неси сюда свой картуз.
— А я пока, позвольте, приготовлю фанты, — сказала Евгеньева.
Она отошла к окну и принялась разрезать маникюрными ножничками лист бумаги на квадратики.
Я вглядывался в лица присутствующих в зале. Кто-то из них не столь давно саданул меня чем-то увесистым по голове; кроме того, этот «кто-то» знал, что я учинил обыск в чужом нумере, и я пытался угадать, кто же это из собравшихся тут…
Нет, понять это было решительно невозможно!..
И еще я думал: зачем господину Кокандову понадобилась «адская машина», кто он вообще такой?..
Кокандов стоял с невозмутимым видом — по крайней мере, едва ли он знал об учиненном мною обыске.
И снова чудилось, что змея где-то рядом притаенно шуршит…
— Ну вот, все готово, — сказала Евгеньева, насыпая свернутые фанты в Абдуллайкин картуз. — Прошу, господа, тяните по очереди!
Первым, позадержав дыхание, вытащил фант Петров.
— Пусто! — развернув фант, с преизрядным облегчением выдохнул он.
Далее последовала моя очередь. Я с опаской взял фант. Пока что это пети-жё казалось мне затеей довольно сомнительной.
По счастью, фант мне выпал тоже пустой.
— Недолет… Недолет… — комментировал все это генерал Белозерцев.
Третьим тянул фант господин Васюков.
— А вот это — вилка! — сказал генерал, заглянув ему через плечо.
— Да… — смущенно проговорил Васюков. — Я, стало быть, первый… Но я… право же… Совершенно не представляю…
— Вот и подумайте хорошенько, — сказала ему Евгеньева, — до завтрашнего вечера у вас достаточно времени. Не бывает, чтобы в жизни у солидного мужчины не нашлось чего-нибудь такого.
— Хорошо, я подумаю, сударыня, — пообещал Васюков.
— Вот и славно!.. На сем пока и прервемся… До завтра, господа!
Только по возвращении в свой нумер я осознал, сколь неуместным будет это пети-жё поблизости с лежащим в леднике покойником… В добавок — по соседству с адской машиной; вдобавок — когда знаешь, что кто-то из здешних постояльцев недавно оглоушил тебя чем-то увесистым.
Улегшись, я стал думать, чем займу себя завтрашним днем. Тот молодой судебный следователь то и дело впрыгивал в меня и уговаривал заняться расследованием и убийства, и всех странностей, скопившихся в странном воздухе этого пансионата.
Впрочем, никакого толкового плана действий юнец-следователь предложить покамест не мог, а накопившаяся усталость не давала и седовласому прокурору что-либо подсказать этому юнцу. Да и шишка, образовавшаяся на голове у его превосходительства господина прокурора теперь болела нещадно, заглушая даже гномов, подбиравшихся к нутру.
Я принял пилюлю. Гномов она заглушила, но против боли в затылке оказалась бессильна, так что пришлось принимать еще и снотворное, и только после этого мне кое-как удалось уснуть. Сквозь сон мерещилось: снова змея шуршит где-то рядом…
Разбудил меня среди ночи грохот, донесшийся со стороны лестницы — явно кто-то по ней скатился вниз. Вслед за тем послышался мужской голос:
— Черт!.. Да что вы себе позволяете?!.. Вы с ума сошли!..
После чего снова все стихло, но уснуть мне теперь уже более так и не удалось до самого утра.
Да, по всему, этот «Парадиз», то бишь «Рай», был со своими сюрпризами!
* * *
Телеграммы[10]
ТАЙНОМУ СОВЕТНИКУ ОСИПОВУ
СРОЧНО
СЕКРЕТНО
В СОСТОЯВШЕМСЯ ВЧЕРА ТЕЛЕФОННОМ РАЗГОВОРЕ РОТМИСТР СИПЯГО СООБЩИЛ ЗПТ ЧТО ЗПТ ПОМИМО ЕГО ОСНОВНОГО ЗАДАНИЯ ЗПТ ВСТРЕЧИ С ПИЛИГРИМОМ ЗПТ ЗИГФРИД ИМ ТАКЖЕ ОБНАРУЖЕН
НО В СВЯЗИ СО СХОДОМ ГОРНОГО ЛЕДНИКА РОТМИСТР ОТРЕЗАНЫ ЗПТ ОТЧЕГО ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ОПЕРАЦИИ ГАМАЮН ПОКА НЕВОЗМОЖНО
УТРОМ ЗПТ ПОКА БЫЛА ТЕЛЕФОННАЯ СВЯЗЬ ЗПТ НЕ ИМЕЛ ОТ СИПЯГИ НИКАКИХ ВЕСТЕЙ
ПРОБИТЬСЯ СКВОЗЬ ЛЕДНИК В ТЕЧЕНИЕ БЛИЖАЙШЕЙ НЕДЕЛИ ЕДВА ЛИ УДАСТСЯ
ОСТАЕТСЯ НАДЯТЬСЯ ЗПТ ЧТО СИПЯГО В СИЛУ ЕГО ОПЫТА САМ СУМЕЕТ ПРИНЯТЬ НАДЛЕЖАЩЕЕ РЕШЕНИЕ
9
От франц. petit-jeux («маленькие игры») — нечто наподобие игры в фанты. Описано, например, в романе Ф.М. Достоевского «Идиот».
10
Телеграммы были вложены меж страниц рукописи на этом самом месте. О том, как Петру Аристарховичу удалось впоследствии добыть столь секретные документы, не берусь догадываться. — Ю. В.