- "Рыжая лисица перепрыгнула через забор. Шесть плюс три - девять. "Янки" вчера проиграли "Кардиналам" Удивительно, - пробормотал он после томительной паузы. - Ничего подобного я никогда не видел. Обвинение, у вас есть еще вопросы?

"Как можно вести процесс, - крутилось в голове у адвоката, - если противник знает, что ты думаешь? Он знает все, что думаю я, что думает Китинг. Чудовищно! Но надо что-то говорить".

- Вы сами видите, - начал он, - защита воспользовалась своей странной способностью, чтобы прочесть мысли моего клиента. - Голос его вновь окреп. Разве это не кража? Разве наши головы чем-нибудь отличаются от наших сейфов?

- Вы, наверное, набожный человек? - перебил Дэвид.

- Да, но...

- Разве вы не помните заповеди "Не обмани"? Прятать свои мысли - значит говорить не то, что думаешь, лгать. Вы считаете, то невозможность солгать представляет угрозу для самого существования нашего общества, не так ли? Значит, мы живем ложью и держимся ложью? И все чаше правосудие призвано защищать эту ложь? Но если я нарушил профессиональную тайну узнав мысли Руфуса Китинга, то генерал, выдавший секретные планы Пентагона за пятьдесят тысяч долларов...

- Я протестую! - крикнул Китинг.

- Ваша честь! - повысил голос адвокат.

- Протест принят. Защита, говорите по существу дела.

- Вот вы, ваша честь, подумали сейчас, что я могу узнать, о чем вы думаете. - Дэвиду казалось, что это говорит кто-то другой, и за этого другого он чувствовал гордость. - А ведь вы - совесть страны, ее неподкупные судьи.

- Защита! Я лишу вас слова.

- Кончаю, ваша честь. Я знаю, о чем вы сейчас думаете: как замять скандал, как не впутать в это дело сенатора Трумонда и Пентагон. Я даже знаю, о каком приговоре вы думаете.

- Мистер Росс, я настаиваю, чтобы вы замолчали. Я обвиняю вас в неуважении к суду!

Адвокат, наклонившись к Руфусу Китингу, о чем-то шептался с ним.

- Ваша честь, - сказал он, - ввиду странных обстоятельств этого дела обвинение пробит отложить процесс.

- Просьба принимается, - сказал судья, и Дэвид услышал, как паническая карусель его мыслей начала замедлять вращение.

"Ну и ну, - подумал судья, - еще минута, и я бы рехнулся... Кто бы мог вообразить такое?"

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ПРАВОСУДИЕ ОТВОРАЧИВАЕТСЯ ОТ ДЭВИДА

Дэвид возвращался на Лонг-Айленд. Возбуждение схватки, охватившее его вчера на процессе, прошло, и теперь его осаждали тревожные мысли. Он чувствовал вокруг себя какую-то зловещую пустоту, угрожающий вакуум и не знал, откуда ждать удара. Уже темнело. Он не спеша шел мимо аккуратных особняков и думал: куда бежать, куда скрыться от враждебной пустоты? Кто теперь набросится на него, с какой стороны? Человек, читающий мысли! Он видит вас насквозь! Ату его, господа! Сохраним безопасность своих мыслей. Отстоим наше святое право на ложь! Держи его, держи!

- Эй, приятель! - услышал он чей-то голос из стоящей возле тротуара машины. - Не найдется огонька?

- Пожалуйста, - машинально сказал Дэвид, доставая зажигалку и наклоняясь. В то же мгновенье он услышал взорвавшуюся в его сознании чужую мысль: "Сейчас. Правая рука у него в кармане".

Прежде чем Дэвид успел сообразить, что делает, он уже обернулся и резким ударом правой руки сбил стоящего сзади человека с ног. Он почувствовал, как под кулаком что-то хрустнуло.

Второй, выскочив из машины, бросился на Дэвида. Дэвид ударил его ногой в лицо, и тот, падая, увлек его за собой. Тяжелый удар оглушил его, но он смутно почувствовал, как его вталкивают в машину.

"Вот и все", - вяло и безразлично подумал он. На мгновение он пришел в себя от тонкой, пронзительной боли. "Укол". Он быстро проваливался куда-то во мрак. Темнота все густела и густела вокруг, пока он перестал ощущать и ее.

Дэвид очнулся от ощущения невыносимой жажды. Язык, сухой и распухший, с трудом помещался во рту; когда он попытался облизнуть губы, ему показалось, что он провел напильником по наждачной бумаге. То, что он чувствовал, никак нельзя было назвать болью. Боль в какой-нибудь части тела только тогда воспринимается как боль, когда не болит все тело, Дэвид же весь состоял из боли, он был набит ею, как чучело опилками.

Мысль о том, чтобы повернуться на другой бок, согнуть руку или ногу, даже не возникала у него. Он не мог даже заставить себя открыть глаза. И снова забыться он тоже не мог. Он попытался было сообразить, где он, что с ним произошло, но вялые, спотыкающиеся мысли, словно дряхлые старики, присаживающиеся отдохнуть через каждые несколько шагов, никак не могли выстроиться в шеренгу умозаключений.

Дэвид не знал, сколько часов, дней или лет он провел в оцепенении ожидания. Но, наконец, он почувствовал, как жизнь возвращается в его тело.

Он смог открыть глаза. Слабая лампочка без рефлектора висела под самым потолком - жалкое пятно в полумраке. Дощатые стены без окон, никакой мебели. Дэвид лежал на полу. "Привезти за свой счет скромного человека за город и предоставить в его распоряжение целый сарай - да здравствует наш верный старый Стью!" - подумал Дэвид и даже обрадовался, что это получилось у него.

Огромным усилием воли Дэвид заставил себя встать на колени. Тошнота душащим ватным тампоном поднялась по пищеводу. Рвота обессилила его, и он снова упал. "Как они все заботятся о моем сне, - подумал он. - И в Лас-Вегасе и теперь здесь. Эти ребятки сенатора - надежные "патриоты" с пистолетом в одной и со шприцем в другой руке. Как бы они все хотели, чтобы я крепко уснул, желательно даже вечным сном..."

Он прислонился к стене, опустил голову на колени. "Клер, бедняга... Семейный уют, чувство безопасности после ее пьяных поклонников в Лас-Вегасе... Хороший же он для нее муж, ничего не скажешь". Он поймал себя на том, что подумал о Клер как о своей жене. И тут почувствовал такую томящую нежность к ней, какую никогда не испытывал к Присилле. Присилла - как она вела бы себя теперь? Она возникала в его воображении то в кокетливом передничке на кухне, то со стаканом мартини в гостях, то даже в объятиях Тэда. Но увидеть ее в том мире, где он был с Клер, он просто не мог. Спать с Тэдом и говорить с Дэвидом о свадьбе - это она могла, это респектабельно, но удрать с ним, не захватив зубной щетки - фи, как в дурном фильме!.. Бежать нужно с зубной щеткой, с целым чемоданом зубных щеток и с чемоданом тэдов. В одном - зубные щетки, в другом - тэды.

Дэвид не заметил, как задремал и сполз на пол.

Едва войдя в номер "Стэтлера" в Вашингтоне, Клер открыла телефонную книжку. Трамберт, Трекли, Тримбо... Ага, вот он! "Трумонд Стюарт - сенатор Соединенных Штатов Америки от..." Она с трудом поймала сигарету в пачке, прикурила и, лишь затянувшись, набрала номер.

- Секретарь сенатора Трумонда, - послышался в трубке низкий мужской голос.

- Чудесно, - сказала Клер, - у вас замечательный голос, секретарь сенатора Трумонда.

- Простите...

- ...Надеюсь, в один прекрасный день вы сами станете сенатором...

- Что вам угодно?

- Передайте сенатору, что его ждет в "Стэтлере" Клер Манверс, жена Давида Росса. Я склонна думать, что он не преминет нанести мне визит. Если он стесняется женщин, пусть захватит вас.

"Господи, сделай, чтобы Дэви был цел и невредим, - думала она, - я знаю, что не заслужила того, чтобы ты мне помог. Я никогда ни от кого не ждала помощи... Пусть он будет цел, прошу тебя, господи!"

Она никогда не была набожной, но сейчас, кроме бога, ей некого было просить. По крайней мере он не подмигнет ей и не скажет: "Хэлло, беби, поговорим сначала о другом..." Драться, царапаться, ругаться - это она могла, но просить...

Сенатор Трумонд приехал со своим секретарем - бесцветным человеком средних лет. Его медленные движения были словно синхронизированы с движениями шефа.

- Чем могу быть вам полезен? - спросил сенатор, не здороваясь, и опустился в кресло.

Он бросил короткий взгляд на секретаря, как будто предупреждая его, чтобы тот был начеку.